Паприка (Papurika)

– Жуткое дело,- изумился Конакава.- Кто бы мог подумать? Ну и дела.

– Еще бы! Смешались сон и реальность. Паприка, на тебя нападала птица?

– Птица? Нападал грифон, но это – замдиректора.- Задумавшись, Паприка зависла в воздухе.- Мне нельзя просыпаться. Еще рано. Нужно найти и отобрать МКД,- бормотала она, как бы напоминая себе о поставленной цели.

– Ничего, что мы подошли? – поинтересовался Носэ.- Если мы приблизимся, это тебя не разбудит?

– Нет, но… не касайтесь меня. Если дотронуться рукой из реальности, я могу и проснуться.

TOUCH ME NOT*. Бальзамин, если к нему прикоснуться, распахнется. Паприка, если до нее дотронуться, проснется. Непростительная беспечность может нарушить баланс этого странного явления. Паприка, словно оторвавшийся от трамплина лыжник, парила по коридору к лестнице.

* Touch-me-not (англ.) – бальзамин, недотрога (Impatiens).

– Мы собрали улики против мошенников. А теперь хотим помочь тебе. Боюсь, тебя можно спасти, только помогая извне. Похоже, ты ищешь МКД. Неужели он здесь?

Носэ встревожила фраза Конакавы, брошенная Паприке вдогонку. От настолько связной речи у Паприки может включиться логическое мышление, и она сразу проснется.

Путешествие во сне. Паприка передвигается сюрреально быстро. Под самым потолком устремляется на второй этаж института, она вся вьется, как рыба, спешащая вверх по реке на нерест. Носэ и Конакава еле поспевают, стараясь не терять ее из виду. Но если Конакава взбирается по лестнице на едином дыхании, перепрыгивая через ступеньки, Носэ ртом ловит воздух.

– МКД наверняка… в лаборатории Осаная… судя по тому, что у замдиректора…- бормочет себе под нос Паприка.

На втором этаже она встает на пол и удаляется по коридору, точно скользит. Первая дверь направо – лаборатория, которую отдали Хасимото. Напротив – дверь с табличкой «Осанай», закрытая на ключ. Что, впрочем, не мешает Конакаве высадить ее плечом.

Оказавшись в кабинете, Паприка кивает:

– Я видела эту комнату лишь мельком – сквозь щель в сознании того грифона, но это она. Точно! Посмотрите вон там! – И она показывает на шкаф для медикаментов в углу.

Свинцовый шкаф, чем-то напоминающий сейф, заперт на ключ. Наблюдая, как Конакава и Носэ пыхтят, пытаясь открьггь замок, Паприка отвлеченно размышляет во сне. «Это реальное место – совсем не то, что я вижу во сне. А не получится так, что я сама останусь здесь, сохранив при этом все силы сна? В таком случае в реальности одновременно будут двое: я – Паприка и спящая ф в своей квартире Ацуко».

Вдруг завыла сирена – да так сильно, что ударила Паприке по ушам. Но Конакава и Носэ, похоже, ничего не слышат – они продолжают возиться с замком. «Выходит, слышно только мне?» – думает Паприка. Она сдавливает уши ладонями, но звук не становится тише. «Получается, это не сирена. Тогда что? Телефонный звонок! А где сам телефон? Сбоку от кровати, на которой спит Ацуко Тиба – я сама».

Оставив Конакаву и Носэ в лаборатории Осаная, Паприка проснулась в реальности. Теперь она Ацуко Тиба. В полутемной спальне разрывался телефон – так громко, что у не до конца проснувшегося человека запросто помутится сознание.

– Алло?

– Госпожа Тиба? Это вы? – раздается на том конце провода. Еще не поздно, и собеседник не подозревает, что разбудил Ацуко. Его не смущает ее сонный голос.

– Кто это?

– Мацуканэ из отдела городских новостей газеты «Биг морнинг». Я по делу. Только что сообщили, что госпоже Тибе и господину Токиде присуждена Нобелевская премии по медицине и физиологии. Поздравляю!

«Я что, очнувшись от одного сна, сразу вижу другой?» – недоумевает Ацуко.

– Но мне пока ничего… не сообщали из шведского посольства.

Мацуканэ слегка раздражала невозмутимость Ацуко, и он нервно хихикнул. Из них двоих он волновался сильнее.

– Нам позвонил корреспондент телеграфного агентства, а у него свой источник в штаб-квартире. И этот канал куда оперативнее звонка из шведского посольства.

– А господину Токиде?

– С ним я пока не связывался. Не сочтите за оскорбление господина Токиды, но дело в том, что я хотел бы незамедлительно обсудить условия проведения пресс-конференции и подумал, что лучше договариваться с вами. Или мне позвонить ему?

– Нет,- отрезала Ацуко.- Я позвоню ему сама.

Ее распирало от волнения. Она сама сообщит эту новость Токиде. Потому что разделить с ним эту радость по-настоящему может только она. Положив трубку, Ацуко бодро встала.

19

Стоило Ацуко Тибе, директору Симе и Косаку Токиде подрулить на «маргинале» к институту, как в стане прессы, поджидавшей их перед центральным входом, поднялась суета, а между дежурившими работниками, врачами и охранниками разгорелась перебранка. У человека постороннего возник бы вопрос, зачем глубокой ночью на крыльце горит яркий свет, но то сияли софиты телевизионщиков.

– Какая может быть пресс-конференция в такой час?

– Ацуко Тиба должна была вам позвонить.

– Тиба уже… здесь не работает.

– С какой это стати? – выкрикнул Мацуканэ, сверля глазами сотрудника явно из лагеря замдиректора.- Тогда уж расскажите о заговоре господина Инуи и его приспешников!

– Что? Какой заговор? – зашумели корреспонденты. Визави Мацуканэ – пожилой сотрудник – сделал кислую мину:

– Не понимаю, о чем это он.

– Эй! Перестаньте валять дурака! – осадил его вспыльчивый корреспондент.- Или не соображаете, что происходит? Токида и Тиба получили Нобелевку. Нобелевскую премию по физиологии и медицине. А вы хотите сорвать пресс-конференцию? Что, завидно?

Сотрудника ослепили прожектора телекамер, и он суетливо закрыл лицо руками.

– Господа, пропустите. Дайте пройти.- Раздвигая журналистский табор, Токида прокладывал дорогу остальным. Огонь батареи телекамер разом переключился на главных героев, и ажиотаж разгорелся с новой силой.

– Господин Инуи временно исполняет обязанности директора института, и я не имею права пускать вас без его распоряжения,- заявил охранник, загородив собою проход.

– Я пока что еще директор,- сказал Торатаро Сима.- Кадровые перестановки вроде бы не проводил и не помню, чтобы назначал Инуи исполнять мои обязанности.

– Я в этом не разбираюсь, но у меня приказ никого не впускать.

– Ну-ка, посторонись! Прочь! – прикрикнул на несговорчивого охранника Токида и слегка его оттолкнул.- Господа, проходите.

Собравшиеся ринулись вслед за Токидой в вестибюль. Не переставая галдеть, все направились в просторный конференц-зал^

– Погодите! Туда нельзя! – завопила Суги. Ацуко, смерив старшую медсестру гневным взглядом,

оттолкнула ее и, свернув к центральной лестнице, рванула на второй этаж. Она переживала за Носэ и Конакаву. В своем сне, просыпаясь, она оставила их в кабинете Осаная. Но они-то были в реальности. Неужели до сих пор возятся со свинцовым шкафом? Ацуко ощущала, что отвечает за них, как за собственных сыновей. При этом ей было очень неловко, что серьезные взрослые люди, помогая ей, вынуждены идти на столь рискованные поступки.

В лаборатории Осаная никого не было. Шкаф для медикаментов тоже пропал. Похоже, так и не взломав, Конакава и Носэ унесли его с собой. Это утешило Ацуко, но ей не давала покоя мысль: еретический демон – бог Амон,- преследуя сбежавшего в реальность Хасимото, настиг его за пределами царства снов. И она отчетливо слышала чей-то предсмертный хрип. Ей не давал покоя страх за жизнь Хасимото – отнюдь не мнимый, а самый что ни есть достоверный.

Ацуко подошла к двери с табличкой «Хасимото». Она не была уверена, что хозяин внутри, но, судя по тому, когда он появился в ее сне, вполне вероятно, он спал не дома, а прямо здесь, на диване.

Собравшись с духом, Ацуко распахнула дверь. И увидела на диване нечто тошнотворное – труп со вспоротым животом, из которого до пола сполз клубок кишок. В промежности – кровавое месиво вместо мошонки. Из окровавленной груди торчат белые ребра. Обгоревшее лицо – словно бесстрастная черная маска. Вот и все, что осталось от зверски убитого богом Амоном Хасимото. Здесь Ацуко уже была бессильна – и потому закрыла дверь.