Страница 149 из 153
— Нет, недаром народ русский чтит и превозносит твой дар воина!
Чинное веселье длилось до сумерек. Апрельские сумерки в Москве, как нигде, душисты. Прохлада омывает зелень и разносят ее будоражащий запах легким ласковым ветерком. Вокруг все неясно, размыто, волнующе. Отдаленный топот копыт, девичий смех, звяканье оружия и аромат дыма от костерка делают сумерки чарующими.
— Пора и честь знать, — вздохнул князь Михайла, поднимаясь из-за стола.
— Не спеши, племянник! Нам еще предстоит выпить чашу за твой успех и успех твоих воинов! — остановил его князь Дмитрий.
— Из рук моих прими чашу сию, — произнесла Катерина и с поклоном протянула князю высокий серебряный кубок, наполненный чудесным венгерским вином. — Пей до дна! И да сопутствует тебе счастье!
Взяв кубок, князь Михайла низко поклонился тетушке и выпил оранжевую жидкость, не отрывая губ.
— Молодец! — воскликнул князь Дмитрий. — Я провожу тебя, племянник, и надеюсь встретить вскоре у ворот Москвы с победой!
Внезапно князь Михайла покачнулся, но никто не обратил внимания на это. В сенях, однако, он упал навзничь, и кровь из носа обильно оросила его белый кафтан с золотыми пуговицами. Поднялась суета, князь Дмитрий послал в немецкую слободу за лекарем, а тело князя Михайлы, положив в возок, отправили в сопровождении друзей в дом матери. Он ничего не успел поведать окружающим, тихо вручив Богу душу, успев лишь онемевшим взором прикоснуться к поднесенному священником кресту.
В ту же ночь Москва взорвалась сотнями пылающих факелов и криками, которые были более свойственны минувшим временам:
— Шуйские надежду нашу извели!
— Смерть Дмитрию!
— Смерть Василию!
— Смерть Шуйским!
Толпа ринулась к Арбату. Она сразу же осадила дом князя Дмитрия. В толпе змеились слухи:
— Так царя Бориса недруги погубили!
— Яд подсыпали в чашу.
— И тоже носом кровь шла!
— Посечь бы всех лекарей!
У стен дома, осажденного бушующей толпой, нашлись люди, распространявшие подробности происшедшего на обеде:
— Жена князя нечестивая вино сама поднесла.
— Малютино отродье!
И покатилось по замерзшей в отчаянии Москве:
— Малютино отродье!
До самого рассвета толпа ломилась в запертые ворота угодья Шуйского на Арбате. Люди все прибывали и прибывали, и хозяева поняли, что без подмоги из Кремля не обойтись. Царь Василий не желал кровопролития и медлил с присылкой стрельцов. Однако не обошлось, и конный отряд был послан. Ненависть волнами захлестывала дом Шуйских. Посадские припомнили им давние грехи и лжесвидетельства, но чаще иного слышалось имя Катерины, дочки Малюты Скуратова.
— Да что тут сомневаться! — вопили в первых рядах атакующих.
— Батюшка ее скольким головы срубил!
— Сколько казнил — никого не миловал!
— Смерть Катерине! Смерть!
Отряд, посланный царем Василием, уберег дом от разграбления и пожара. Катерина спаслась тем, что забралась в подклеть и там просидела день до ночи — пока царь Василий не вывез семью брата в Кремль.
Не скоро Москва успокоилась, не скоро народ угомонился. В памяти людей навсегда остались зловещие черты той трапезы в доме Шуйских. Трудно с доподлинностью утверждать, что современники были правы в собственном толковании события. Кроме князя Михайлы, никто в тот день после обеда у Шуйских не пострадал. Достаточно, чтобы сделать вывод, что чашу с вином приготовили для одного человека. Но знала ли Катерина, что, поднося кубок, она становится орудием смерти?
Нет ответа. На ней лежала несмываемая тень отца. Смерть князя Михайлы и причастность к ней дочери Малюты и Шуйских дало новый толчок к смуте.
Теперь главенство над русским войском вручили князю Дмитрию. Он вместе с Яковом Делагарди поспешил к Смоленску, чтобы дать решительное сражение полякам. Кончилась экспедиция ужасно для русских. Самолюбивый и надменный брат царя потерял все свое войско, многие военачальники погибли. Пушки, оружие, бархатная хоругвь князя Дмитрия, карета, шлем, меч и булава, много других богатств, присланных для расплаты с наемными шведами, попали в руки ляхов. Князь Дмитрий позорно бежал в Москву, утопив коня верного в болоте. Делагарди вступил в переговоры с поляками. Он не верил, что князь Михайла Скопин-Шуйский погиб от какой-то таинственной болезни. Если бы князь сражался бок о бок с ним, поляки потерпели бы поражение. Когда он узнал, кто поднес последнюю чашу с вином юному полководцу, он сказал соратникам:
— Враги умертвили храброго воина. И неудивительно, что смерть он принял из рук дочери знаменитого палача. В нашей стране тоже были такие палачи. До сих пор мы не забыли о страшных деяниях Персона, который выполнял самые грязные поручения короля Эрика Четырнадцатого. Проклятие долго тяготело над домом этого убийцы.
И действительно: можно ли сомневаться, что сестра царицы Марии, которая в порыве гнева собиралась выжечь глаза инокине Марфе, не дрогнув поднесла смертельную чашу тому, кто был соперником ее слабого и трусливого мужа? Можно ли сомневаться, что дочь Малюты оказалась способной на низость и предательство?
Народная молва утвердила сей страшный и роковой для России поступок за Екатериной Григорьевной, урожденной Скуратовой-Бельской, княгиней Шуйской. Почти наверняка смерть князя Михаила изменила ход русской истории в Смутное время. Но это деяние не уберегло ни ее, ни князя Дмитрия, ни остальных Шуйских от печальной и позорной участи. Так зло, причиненное другим, неминуемо отзывается смертельным эхом в собственной судьбе.
Прошло немного времени, и царь Василий IV Шуйский был сведен с престола непримиримыми его противниками. Но народ также восстал против тушинского Самозванца и бессердечных ляхов, которые продолжали терзать захваченные русские земли, пытаясь укрепить на московском престоле польского королевича Владислава. Царя и его жену Марию насильно постригли и разослали по монастырям. Князя Дмитрия и Катерину заперли в собственном доме. Королевич Владислав овладел Кремлем. Тушинские перелеты и изменники восторжествовали на некоторое время. Гетман Жолкевский, в чьих руках тогда сосредоточилась вся военная власть, посчитал необходимым вывезти всех Шуйских в Польшу. Низложенный царь Василий IV в плену держал себя с подобающей гордостью, отнюдь не признавая собственного поражения. Когда его привели к Сигизмунду-Августу, он не склонил перед ним выи:
— Царь московский не кланяется королям. Судьбами Всевышнего я пленник, но взят не вашими руками: выдан вам моими подданными-изменниками.
Этот достойный ответ был кульминацией Смуты. Никогда русский царь или, как его называли прежде, великий князь Московский не был вывезен на чужбину и в буквальном смысле слова интернирован в стране, которая находилась с Россией в состоянии войны. Царь Василий оказался в заключении один. Его жена была отправлена в Суздальскую девичью обитель. Между тем князь Дмитрий получил позволение от гетмана Жолкевского следовать вместе с женой Катериной в отдельной колеснице. Милость совершенно необъяснимая.
Царь Василий IV был помещен в замок близ Варшавы, где и скончался через несколько месяцев — 12 сентября 1612 года.
Князь Дмитрий и Катерина ненадолго пережили венценосного брата. Сигизмунд-Август распорядился воздвигнуть им в Краковском предместье Варшавы надгробие, на котором начертал слова, более прославляющие собственную персону, чем выражающие сочувствие умершим. Судите сами: «Во славу Царя Царей, одержав победу в Клушине, заняв Москву, возвратив Смоленск республике, пленив великого князя Московского Василия, с братом его, князем Дмитрием, главным воеводою Российским, король Сигизмунд, по их смерти, велел здесь честно схоронить тела их, не забывая общей судьбы человеческой и в доказательство, что во дни его царствования не лишались погребения и враги, венценосцы беззаконные!»
Гроб Катерины был помещен под той же плитой. Последней из рода Малютина ушла из жизни Ксения, много обид претерпевшая. Третья дочь вельможного ката, жена князя Ивана Михайловича Глинского прошла по жизни, не оставив ни следа, ни даже своего имени. Как тень.