Страница 142 из 153
Царевичу начали присягать. Сдался Моравск, сдался Чернигов. Казаки с берегов Днепра прокладывали путь полякам. Часто ими руководили шляхтичи. Поляки шли по земле Украины. Первым уперся воевода Петр Федорович Басманов, засевший в Новгороде-Северском.
— Ах вы, б… дети! Приехали на наши деньги с вором!
Польская волна была остановлена. И если бы князь Василий Рубец-Мосальский не пустил царевича в Путивль, события повернулись бы, безусловно, иначе. Неудача под Новгородом-Северским произвела на поляков тяжелое впечатление. Они ощущали себя наемниками и, встретив мощный отпор, не пожелали приносить многочисленные жертвы. Но их наемничество отличалось все-таки от наемничества немцев, швейцарцев и французов.
Петр Басманов воодушевил русских. Он на короткое время превратился в символ сопротивления нашествию. И кто знает, чей памятник украшал бы до сих пор Красную площадь рядом с Лобным местом, где высился эшафот Малюты? Минину и Пожарскому или Басманову?
Рядом с Басмановым, у Брянска, лагерем стоял князь Дмитрий Шуйский, младший брат князя Василия Шуйского, главного следователя по делу убийства Димитрия Угличского, давшего угодное Борису Годунову заключение. Он не тронулся с места, чтобы подсобить Басманову. К тому времени князь Дмитрий давно уже был родственником Годуновых. Он и царь Борис оказались свояками. Князь с большим трудом добился руки Катерины, второй дочери Малюты, и получил за ней богатое приданое — золото, серебро, рухлядь и огромное поместье. Рюриковичу, суздальскому князю и — при определенном раскладе сил — претенденту на московский престол судьба и удача потомка опальных бояр — опричников — была безразлична. Их связывала лишь совместная служба царю Борису. Так почему бы и не постоять недвижно, наблюдая злорадно за тем, как сложатся дальнейшие обстоятельства? Шуйские ненавидели и презирали Годуновых.
Князь Дмитрий знал, Что ему ничто не грозит. Самозванец при случае примет и его, и его брата Василия, и кого угодно в свои ряды. Он и принимал кого угодно. В его-то нелегкой ситуации! Двойственная политика князя Дмитрия проявилась в том, что он не послал гонца к царю с вестью о событиях, разворачивающихся вокруг Новгорода-Северского. Поведение Шуйского не прошло мимо внимания Бориса. Царь намекнул князю о возможной каре, но тронуть не посмел. Зато Басманова ожидал триумф. Защитника русской твердыни позвали в Москву и щедро наградили.
— Борис глуп и трусоват, — сказал царевич Димитрий Яну Бучинскому, — и я это утверждаю не только потому, что Петр Басманов в армии лучше, чем Басманов, затерявшийся в толпе продажных придворных. Увидишь, Ян, он будет моим! Как только поймет, что страна не хочет больше узурпаторов Годуновых. А мнение народное уже составляется. Русские — не безмолвствуют, они просто долго запрягают.
Однако путь в Москву оказался далеко как не прост. Вот этапы большого и трудного пути. Зимнее сражение под Новгородом-Северским. Уход значительной части поляков назад, на родину. Поражение при Добрыничах от войск под командованием князя Василия Шуйского. Сидение в Путивле. Битва под Кромами. И масса других событий, которые не очень быстро, но зато верно клонились в пользу царевича Димитрия.
Наконец, князь Василий Шуйский в ответ на просьбу народа удостоверил, что Иоаннов сын от Марии Нагой чудесным образом оказался спасенным. На подмененного попова сына наплевать! Заодно наплевать и на клятвопреступление! Русское средневековье мало чем отличалось от иноязычного, быть может, лишь доверчивостью и жаждой справедливости. Опального Богдана Бельского — Малютиного племянника — двоюродная сестра царица Мария и царь Федор Борисович, на собственную беду, возвратили из ссылки. Сказывали, что попал он туда, так как присвоил себе — то ли в шутку, то ли в серьез — царский титул, называясь по имени городка, который отстроил.
Между тем на сторону царевича Димитрия переходили многие, остальные сражались с ним без особенного усердия. Храбрые действия князя Федора Мстиславского не могли решить исхода кампании.
— Таких, как Мстиславский и Басманов, у Годуновых больше нет, — говорил царевич вечному другу и наперснику Яну Бучинскому. — Русские воеводы до конца не умеют сопротивляться. Капитан Маржерет рассказывал мне, как они Кромы обороняли. Михайла Салтыков правильно поступил, бросив безнадежное дело Борисово. Русские поняли, что Годунов потянет их за собой в ад. А Басманов еще слишком молод, чтобы думать всерьез о смерти. Он потомок опричников, близких к престолу. Жажда власти и триумфа у него в крови. Ему о карьере славной заботиться надо.
Ян Бучинский был не из робких. Под Новгородом-Северским он выехал к стенам, остановился напротив самого воеводы Басманова, гордо возвышавшегося у пушки с зажженным фитилем, и принялся сулить жителям всякие блага, которые дарует истинный царевич:
— А если проявите злую волю и будете упорствовать, то погибнут и жены ваши, и дети. Царь и великий князь Димитрий никого не пощадит!
— Он тебе ответил, помнится, что царь и великий князь в Москве и что я разбойник и нас посадят на кол. И не поддался ни на какие уговоры! А сейчас шлет ко мне гонцов и вскоре, Ян, я уверен, ты приведешь Петра Басманова к присяге. Такие люди мне нужны. Без них России нам не получить. Этого воеводу следует приласкать. Он из тех, кто мечтает о новой России. Он из новых русских. Ему чужды старые забавы. И посмотри, какие на нем шлем и латы. Как только его отошлют в армию — он мой! Не может он любить Бориса. Не может! Молодежь за нас. Гаврила Пушкин, Наум Плещеев и племянник оборотня-князя Василия Шуйского — юный красавец Михайло Скопин-Шуйский. Он молод годами, но чувствую в нем мощь зрелого воина. Он лучший из Шуйских! Впрочем, они все падки на золото и придворные чины.
— Лазутчики донесли, как Басманов радовался, когда получил из рук Годунова золотое блюдо с червонцами и стал боярином, — сказал Бучинский.
— Он утопил Басманова в подачках и тем погубил себя, — сказал с усмешкой царевич, — Василий Шуйский уступает Басманову в воинских доблестях. И намного! Возвысив с неумеренностью отличившегося воеводу, Борис породил раскол в собственном лагере. И никакие временные успехи не спасут тирана. От него уйдут все, и даже до поры верные ему наемники — ливонец Розен и француз Маржарет!
Смерть царя Бориса ускорила свершение страшных пророчеств ловкого в душе претендента. Однако Басманов не сразу покинул семейство Годуновых. Измена, как опара, поднималась медленно. Царь Федор Борисович и царица Мария сперва вернули Басманова армии.
— Служи нам, как ты служил отцу моему! — произнес царь-отрок.
И Басманов поклялся служить верой и правдой отжившей династии. Недействительно, могли ли править Россией костромской боярин и дочь опричного палача? Их потомок нес на себе печать временности и случайности, которая в юности, несмотря на все приобретенные достоинства и воспитание, проявляется сильнее, чем в зрелом и умном государственном муже, каким был сам Борис Годунов.
Современники утверждали, что не общая измена царю Борису и его семье увлекла Басманова в стан царевича Димитрия, а сам Басманов произвел общую измену войска. Что бы ни предпринимали верные Годуновым воеводы, князья и бояре, заговор в пользу претендента вызревал очень быстро, ибо, повторяю, Россия не любила Годуновых и теперь уже не желала их совершенно. Чуткий к настроениям общества — а общество и народное мнение все-таки в стране существовало и служило фундаментом для действий многих политиков, — Петр Федорович Басманов решился на поступок, лишь внешне напоминавший поступки других изменников перехваченной Годуновым у Рюриковичей власти. В подобных запутанных обстоятельствах такая сильная личность, каким был потомок опричников, должна была искать оправданий. Он ведь не сомневался, что царевич не сын Иоанна и Марии Нагой. Недаром без особой опаски говорил немецкому ландскнехту Конраду Буссову, ярому поклоннику царевича Димитрия, и другому наемнику из Ливонии, Вальтеру Розену: