Страница 10 из 153
— Да уж! — засмеялся Захаров. — Тоньше не бывает. На волосочке все держится. Чик — и нет тебя! А шейка — тоньше волосочка.
Казимир не улыбнулся, но и не оробел.
— Боярин Воронцов первенствовать желает. Не нравится ему, что государь в сторону Алексея Басманова клонится. Вот Воронцовы через соглядатаев и подбили новгородцев с заряженными пищалями на дорогу выйти. Да попугать великого государя с Алешкой Басмановым.
— Темновато как-то и путано, — опять усомнился Захаров.
— А ты попробуй раскрути — и увидишь, чем закончится. Государевы дядья тебя не забудут.
Казимир растворился в сером рассветном воздухе, а дьяк начал готовиться к встрече с Иоанном. Вскоре его позвали в Розыскную.
Иоанн долго молчал, прежде чем задать первый короткий вопрос:
— Подучили пищальников или сами мятеж замыслили?
— Подучили, великий государь. Вели позвать воина, которого первым к бунтовщикам послал.
Присутствовавший здесь Алексей Басманов кликнул Малюту. И храбрец сейчас из тьмы проступил, как призрак. Воздух уплотнился и молниеносно сформировался. И Малюта предстал пред светлыми очами государя.
— Повтори, — коротко приказал дьяк.
Малюта повторил слово в слово. И побожился.
— Пошел вон, собака! — сказал Иоанн. — Верю. Кабы соврал — не миновать тебе плахи.
И он полоснул воина разъяренным взором.
— Иди прочь, но будь под рукой, — кивнул на дверь Басманов.
Воин скрылся, однако теперь запомнился государю как из тьмы проступающий.
«И плаха нас с тобой сроднит», — мелькнуло у Малюты. Он чуял, что государь его запомнил. Да как сквозь толпу к трону протолкнуться поближе? Сколько времени уйдет! У царя нрав крутой, суровый. Без плахи и раньше в русской круговерти не обходились, но нынче иной ветер подул — смерч!
Дьяк Захаров остался доволен показаниями Малюты. Теперь оставалось перейти к главному и наиболее рискованному. Для дьяка наступал звездный час. Однако предстояло пройти по лезвию ножа. И он передал Иоанну сведения, подброшенные Казимиром от имени князя Юрия Глинского. И про боярина Алексея Басманова, который тут же находился, припомнил совершенно равнодушным голосом, демонстрируя всем видом и интонациями, что и иное произнес бы — противоположное, когда бы розыск подтвердил. Алексей Басманов в лице не изменился, но по глазам дьяк определил произведенное впечатление. И здесь попал!
Ну теперь — деваться некуда! — Иоанн не поколеблется. Дьяк смотрел прямо в лицо повелителю. Иоанн молчал, гнев в нем копился и наконец выхлестнул кипящей лавой.
— Взять изменников и четвертовать. Розыск прекратить, — бросил он дьяку. — А мы с тобой, Алешка, завтра опять устроим охоту на рыжих волков. Клеть не сломали?
До чего приятно старшего по возрасту укороченным именем звать. «Да он еще совсем ребенок», — подумал с облегчением Басманов.
— Нет, пресветлый государь. И клеть доставили, и пятерых пищальников отловили.
— Кто?
— Кого посылал, пресветлый государь: Малюта Скуратов.
— Награди. Чего застыл? — обратился Иоанн к Захарову. — Оглох? Взять изменников, объявить их вины народу и сегодня же казнить, как я приказал.
— Значит, князя Ивана Кубенского, Федора Воронцова…
— И Василия, — прибавил Басманов.
Иоанн кивнул. Лицо его исказила кривая дергающаяся гримаса. Не совладали молодые мускулы — все-таки трудновато на смерть посылать недавних друзей и фаворитов. Но лиха беда начало! Когда он князя Андрея Шуйского псарям бросил, сердце не трепыхнулось. Врага не жаль! Но и к Воронцовым вспыхнула ненависть. Попугать вознамерились, будто он щенок несмышленый. Другим наука будет на всю оставленную им жизнь!
— И холопов их, уличенных в измене и подговоре, не забудь!
«Ну, это просто», — пронеслось у дьяка в сознании, будто речь шла о двух или трех дворовых, и он поспешил прочь из Розыскной.
— И чтоб по всем правилам! Как при деде и батюшке! — почти в спину Захарову крикнул Иоанн, на мгновение задержав его скорый шаг. — Чтоб кат — в красном и маске. А секира сверкала на солнце! И чтоб плаха была не пеньком прогнившим!
Боярин Алексей Данилович Басманов — человек грамотный, образованный, мысли у него и сравнения изысканные, непростые. Вот что он подумал: «Затевает юноша представление. Как скоморох на подмостках, желает потешиться и насладиться чужим страданием». Басманов понимал, что на месте Воронцовых и ему легко очутиться.
В Коломне еще никого не казнили на площади перед Кремлем. И всего требуемого Иоанном достать будет, наверное, нелегко. Захаров, привыкший, в общем, к Иоанновым причудам, на сей раз замялся. Он надеялся, что властелин поступит не так жестоко и быстро и он продолжит розыск, который дьяку сулил большие прибыли и утишил бы совесть.
Народ согнали после полудня. Толпа нестройно волновалась, и тихий шелест листвы разносился в прохладном майском воздухе. Плаху с трудом нашли у кабанников, разделывавших на ней мясные туши. Обширная, приземистая, иссеченная и глянцевитая по окружности, колода выглядела ужасно. Ее водрузили на возвышение, сложенное из каменных плит, оставшихся от строительства Кремля. Сооружение огородили веревками. Костюм кату и колпак с прорезями для глаз купеческая женка Марфа быстро приспособила из малинового скоморошьего кафтана. Царь разницы не приметит, понадеялся Захаров. Секиру иноземную, кажется немецкую или шведскую, отыскали в арсенале, в одном из ящиков, где хранились алебарды. Лезвие зашкурили и отточили до неимоверной остроты. Ката подбирать не надо было. Кат у дьяка Захарова всегда под рукой. Мужик звероподобный, а по происхождению чужестранец, конечно обрусевший. О происхождении прилично умолчать — неприятно обижать сопредельный народ: вот, мол, кат из ваших.
Захаров, пока волю Иоанна выполнял, весь упрел, однако справился. Ничего не подозревавших бояр повязали и запихнули в сырую подклеть. Дьяк им скороговоркой изложил вины.
Едва все приспело, обреченных потащили на площадь, не позволив раскрыть рта. Поставили у плахи на колени, и глашатай принялся невнятно читать наскоро составленную грамоту от имени Иоанна, в которой боярам вменяли старые и новые вины, в том числе мздоимство, измену и подговор пищальников, намеревавшихся лишить жизни великого князя Московского.
Иоанн стоял поодаль, наблюдая за толпой. Потом сел на коня, и Алексей Басманов, взяв каракового жеребца под уздцы, подвел его поближе к плахе. Федор Воронцов — седобородый, в разодранном парчовом кафтане — попытался что-то крикнуть, но кат ударил его по затылку, сорвал богатые лохмотья и кивнул помощникам, одним из которых оказался Малюта, а другим — его приятель, Васька Грязной, веселый бесшабашный воин, взятый тоже самим Иоанном к себе и потешавший властелина в подходящий случай. Помощники в черных колпаках с прорезями растянули старшего Воронцова на иссеченной плахе. Секира сверкнула — и исковерканная от скользящего удара голова скатилась с возвышения в пыль, повторив как бы политический путь боярина: с возвышения — в пыль!
Народ ахнул и отхлынул от заграждения. Конь под Иоанном, если бы не железная хватка Басманова, вскинулся бы на дыбы, а так только заплясал, оседая на задние ноги.
Тело Воронцова Малюта отбросил прочь.
— Я велел четвертовать! — тихо и разгневанно прошептал Иоанн.
Захаров бросился к плахе. И князя Кубенского уже четвертовали. А голову насадили на шест, который выдернули из ограждения. Такая же участь постигла и Василия Воронцова.
Непристойность, поспешность и неправедность казни недавних друзей, очевидно, подействовала и на самого Иоанна. Хоть и самодержавный властелин, но по годам юноша — сердце-то не зачерствело. Он что-то произнес, нагнувшись к Басманову, и тот повел коня к кремлевским воротам.
Кат передал секиру Малюте, чтоб тот дорубил двух обнаженных новгородцев, остальных добивали Грязной на земле и еще один воин, подскочивший к забрызганным кровью убийцам, утомившимся от дикой и безобразной бойни.
У ворот Иоанн обернулся и увидел, как споро Малюта и Грязной расправляются с менее именитыми изменниками. Теперь он накрепко, пусть и безотчетно, запомнил лицо кудрявого воина. Умение запоминать и приближать нужных людей — искусство, которым владеют далеко не все цезари.