Тьма. Испытание Злом

– Да, – печально признал Йорген, – не поверит. Тогда ты меня сам спаси как-нибудь. Все равно я жениться не стану. По крайней мере в ближайшие годы.

– Что ж, так я и думал, – безнадежно вздохнул старший брат.

Глава 3,

из экскурсов в прошлое состоящая

Затмилась перед ним природа.

Прости, священная свобода!

Он раб.

А. С. Пушкин

Дитмар фон Раух, лагенар Нидерталь, удалился озабоченный. Он чтил отца своего, ландлагенара Рюдигера, сводного брата Йоргена любил как родного и очень досадовал, что эти двое никогда не ладили.

Так повелось издавна.

Дитмар хорошо помнил тот хмурый ноябрьский вечер, когда Йорген появился в их доме.

Еще не началась война с ночными тварями, и даже маленькие дети могли гулять по двору до темноты, поэтому он первым заметил пришельцев из окошка бойницы (залезать и глазеть в которое ему, к слову, запрещалось – чтобы не вывалился). Две высокие фигуры в рогатых нифлунгских плащах быстро приближались к воротам их замка по мосту, несмотря на поздний час не разведенному на ночь. Нифлунгам приходилось бывать в доме отца, но на этот раз Дитмар словно почуял что-то необычное в их появлении. Он отбросил любимую палочку-лошадку и опрометью кинулся не к нянькам даже – прямиком к отцу, которого в другом, более рядовом случае ни за что не решился бы побеспокоить. Он бежал – а вслед неслись глухие удары дверного молота. И страшно было почему-то, будто гонится кто-то, вот-вот схватит…

Выслушать сына отец не пожелал, отослал прочь, а когда минутами позже к нему явился с докладом привратник, с недовольным ворчанием пошел навстречу незваным гостям, Дитмар незаметно увязался следом, подглядел, подслушал, что было там, у ворот.

– Кто такие? Чего надо?! – бросил отец резко, в последнее время он был не в духе, и Дитмару от него доставалось, и слугам, все старались держаться подальше.

Но пришельцев его тон не смутил, они и сами умели огрызаться.

– Тебе, человек, необязательно знать, кто мы! – неприятно усмехнулся один, хищно растягивая тонкие губы. – Твое дело – вот! – Он распахнул плащ.

Там, под плащом, шевелилось что-то маленькое, живое. В сгустившихся сумерках видно было плохо, Дитмар вытянул шею от любопытства и чуть не вывалился из своего укрытия за башенкой.

– Забирай, человек! Это твой сын. Веннер эн Арра его имя. Матери он надоел, придется тебе, человек, исполнять отцовский долг. Пусть растет у тебя… Кусачий, зараза! – Нифлунг энергично тряхнул когтистыми пальцами.

Не дав отцу опомниться, он сунул ему свою ношу, круто развернулся и зашагал прочь.

Отец что-то заорал вослед, держа ребенка за шиворот и размахивая им в воздухе, но поздно – пришельцы канули во тьму.

Так Йорген – ландлагенар фон Раух сразу же дал новообретенному отпрыску человеческое имя – вошел в их жизнь. И несмотря на его хищный нрав, Дитмар был даже рад появлению маленького брата. Хоть какое-то разнообразие в непроходимой скуке жизни, хоть кто-то мог скрасить его одиночество.

Матери у Дитмара считай что не было никогда. Говорили, померла родами. Но он знал, слышал от перепившего отцова оруженосца Фольца – не померла вовсе, а сбежала с каким-то заезжим менестрелем, потому что замуж за отца была отдана не по любви, а по родительскому обету, против своей воли. Первенца ее растили няньки. Все они, как на подбор, усердием не отличались, и маленький Дитмар большей частью был предоставлен самому себе. Отцу, тогда еще очень молодому, до него тоже было мало дела, находились заботы поважнее, да и не мужское это занятие – возиться с малыми детьми. Наверное, он все же любил сына, как-то по-своему, но выразить чувства не умел.

Все изменила война, а до нее Дитмар рос заброшенным и диковатым, хоть и носил гордое имя фон Раух, но мало чем отличался от простых дворовых мальчишек, с которыми и рад был бы свести дружбу, да запрещалось под страхом великой порки.

А Йоргена первое время как брата не воспринимал, он казался ему кем-то вроде злобной зверушки, только что принесенной из леса. Говорить по-человечьи Йорген не умел (скорее в силу возраста, а не воспитания), да и не походил на человека вовсе. «Вылитый нифлунг, по виду и не догадаешься, что полукровка! – судачили няньки. Прибавилось им, бедным, работы! – Кормить и то страшно, – жаловались, – того гляди, палец оттяпает!» И хихикали, воображая, что их никто не слышит: «Весь в папашу уродился норовом-то, даром что мать другой породы!»

Так было сначала, но время делало свое дело. Года не прошло, как Йорген перестал прятаться по темным углам и беззвучно плакать сутки напролет, яростно ломать игрушки, которые из интереса подсовывал ему Дитмар, и царапаться в руках нянек. Он выучил человеческие слова, даже те, что детям знать не следовало вовсе (это уж кое-кто нарочно позаботился), и стал вполне приличным младшим братом. «Не хуже, чем у людей!» – гордился старший, покусанный, поцарапанный, но вполне довольный новой жизнью.

Дрались они, как водится между братьями, часто, по всяким пустякам. Дитмар всегда побеждал и считал это в порядке вещей – он же старший! Но однажды…

Если вы не хотите, чтобы мальчишки чего-то натворили, не надо им этого запрещать. Трудно сказать, что именно подвигло ландлагенара Норвальда, дотоле весьма далекого от домашнего хозяйства, однажды призвать сыновей и торжественно, строго-настрого наказать им ни под каким видом не лазить в большую кладовую, ту, что сразу за поварней. Прежде им такое и в голову не приходило – чего они там забыли? Чем-чем, а едой в отчем замке дети в ту мирную пору обделены не были, еще и уговаривать за столом случалось, дескать, ешь скорее, не то какой из тебя воин вырастет! Но после отцовского предупреждения, конечно, полезли! Из любопытства: что там такое тайное сокрыто?! Йорген позади, а Дитмар, как старший, впереди… Шагнул в темноту, споткнулся, полетел. Рухнул во что-то гадкое, скользкое, мокрое и колючее… Корзина с тремя сотнями яиц стояла на полу в темной кладовой – ландлагенар задумал устроить пир в честь новой возлюбленной (будущей матери Фруте). Понято, что от них осталось после эффектного приземления старшего отпрыска благородной фамилии!

Перепачканного желтком, облепленного скорлупой, опозоренного навеки Дитмара старший повар за ухо поволок к отцу – на расправу. Йорген увязался следом, он давно взял за привычку всюду хвостом ходить за старшим братом.

Ландлагенар был в ярости! До нового сбора оброка еще две недели, последние деньги ушли на покупку верховых лошадей гартской породы – никакой возможности восполнить ущерб! А он-то задумал удивить гостей новомодным ледяным лакомством, рецепт которого совсем недавно вызнал один из его поваров, напоив до полусмерти кашевара, состоявшего при богатом обозе восточных торговцев (тех самых, что торговали промеж всего прочего гартскими скакунами). И если прежде Рюдигер фон Раух, ландлагенар Норвальд относился к воспитанию сыновей без должного внимания, лупил только для порядка, не всерьез, то теперь ярость взяла верх над родительской любовью и легкомыслием молодости. Тяжела была отцова рука, страшна двухвостая ланкерская плеть. Досталось бы Дитмару, ох досталось бы!

Свистнули в воздухе узкие кожаные ремни. Хлестнули по телу, разрывая плотную домотканую холстину рубашки и кожу на спине. Дитмар взвизгнул, сжался в ожидании нового удара… Но его не было. Йорген висел на руке отца, впившись в нее всеми зубами и когтями, струйками стекала на пол кровь. Ландлагенар орал от боли – и не только, он был перепуган не на шутку, он тряс рукой, стараясь освободиться, тянул сына за шиворот, потом принялся колотить куда попало – бесполезно. Тот не ослаблял хватки, вгрызался все глубже. Трудно сказать, чем кончилось бы дело, кто кого убил бы, не подоспей Дитмар на выручку. Как удалось ему отодрать младшего брата от его жертвы – он потом не мог вспомнить. Вроде бы кричал что-то, тянул, уговаривал… Разнял, слава Девам Небесным. Но отношения между ландлагенаром и вторым его сыном с тех пор оставались, мягко говоря, натянутыми.