Страница 10 из 148
Настала минута прикрепления полотнища к древку. Первый гвоздь забили главнокомандующий и Непокойчицкий, затем выбранные дружинники. Крестясь, они подходили к древку, целовали его и только после этого ударяли по серебряной шляпке гвоздя.
Торжественно застыли ряды дружин. Вот к древку приблизился войник в национальном костюме. Был он стар, но держался бодро. Его грудь украшали награды, а за широким поясом устрашающе торчали турецкие пистолеты и отделанный золотом ятаган [33].
Это был знаменитый болгарский воевода Цеко Петков, снискавший уважение боевыми подвигами в Балканских горах, где его отряд многие годы наводил ужас на турок.
Столетов протянул Петкову молоток:
– Герою Болгарии!
У старого войника навернулись слёзы.
– Всю свою жизнь я ждал этого часа, вот оно, рождение болгарского воинства! – Повернулся к дружинникам, вытер глаза. Голос его зазвучал по-молодому: – Да поможет Бог пройти этому святому знамени из конца в конец несчастную землю болгарскую! Да осушит его шёлк скорбные очи наших матерей, жён и дочерей! Да бежит в страхе всё нечистое, злое перед ним, а вслед за ним придут мир и благоденствие!
Подняли древко с серебряным, золочёным копьём. Священник прочитал шитое вязью на ленте: «Город Самара – болгарскому народу в 1877 году… Да воскреснет Бог, и расточатся врази его».
Зашелестело знамя, и радостные крики «ура!» огласили луг. Когда всё стихло, великий князь повернулся к Столетову:
– Ваше мнение, генерал, по использованию ополчения? Как силу вспомогательную или боевую?
– Считаю, ваше высочество: болгарские дружины не только способны занять достойное место в рядах действующей Дунайской армии, но и почитаю для себя за честь вместе с русскими солдатами освобождать свою отчизну…
Газета «Русский инвалид» в № 100 за 1877 год, высоко характеризуя боевой дух болгарских дружинников, писала: «Успех формирования первых двух батальонов превзошёл ожидания. Понятливость, дисциплина, рвение и любовь к делу, добровольно на себя принятому, отличают всех этих болгар, до последнего человека».
В приёмной начальника разведки Дунайской армии больше часа дожидался полковника Артамонова средних лет болгарин, худой, как высохший сук, с тёмной, задубевшей кожей. На нём – льняная рубаха, расшитая в крестик, и латаные, потёртые штаны: ноги плотно обхватывают стоптанные кожаные поршни [34].
Адъютант начальника разведки читал, делая какие-то пометки, вопросов болгарину не задавал, твёрдо усвоив, что, если появляются подобные посетители, разговаривать с ними должен только полковник с глазу на глаз.
Посетитель не скучал, не проявлял нетерпения. Усевшись у стены, он дремал. Но стоило скрипнуть двери, как болгарин тут же вскочил. Артамонов широко раскинул руки:
– Здравствуй, Димитр, гость дорогой, здравствуй! В самый раз прибыл.
Пропустив болгарина в кабинет, сказал адъютанту:
– Нам кофе. – Сняв фуражку, причесал коротко стриженные волосы: – Рад видеть тебя, Димитр, в полном здравии. В твоих сведениях нужда превеликая.
Кофе пили неторопливо, наслаждаясь. Артамонов задавал вопросы, болгарин отвечал лаконично.
– О чём сообщают Христо Бричка и Энчо Георгиев?
– Им удалось, не вызвав подозрений османов, пройти в самое низовье Дуная, а Живко Нешов пробрался в верховье. Связь держали через голубиную почту. По сведениям, турки не ожидают русских у Систово.
– Почему? – насторожился Артамонов.
– Дунай широкий, и берега крутые.
– Так. А какие силы сосредоточил здесь Абдул-Керим?
– Три табора пехоты в Систово при трёх дальнобойных орудиях да батарею и шесть таборов в Вардимском лагере.
Полковник подошёл к карте на стене:
– Зимница, Зимница… Что же, Димитр, подумаем. А тебе спасибо. Увидишь товарищей, поклонись им. Передай: Артамонов просил их на своей родной земле в тылу неприятеля быть нашими ушами и глазами.
Прощаясь, обнял болгарина.
– Переплывая Дунай, остерегайся.
– Не первый раз. Пусть братушки скорее освобождают нас. Башибузуки свирепствуют, терпение наше иссякло.
– Скоро, скоро уже.
– Помогай вам Господь.
Восьмой армейский корпус, переправившись на второй день после объявления войны через Прут, не встречая сопротивления противника, продвигался по румынской земле.
Встали на Дунае.
Июнь выдался жаркий. На горных вершинах таяли снега, и полноводный Дунай местами вышел из берегов, мутной водой затопил прибрежные луговины и тальник.
Объезжая дивизии, командующий корпусом генерал-лейтенант Фёдор Фёдорович Радецкий заметил генерал-майору Драгомирову:
– Здесь турок намерен удержаться. Преграда серьёзная. – И, оглядев из-под ладони речную ширь, добавил: – Кому-то доведётся первому на ту сторону перейти.
На что Драгомиров ответил:
– Почту за честь, Фёдор Фёдорович.
И будто душа чуяла.
Тринадцатого июня разыскал Радецкого фельдъегерь штаба армии поручик Узунов, вручил пакет строгой секретности. В нём генерал-лейтенанту Радецкому поручалось начать переправу через Дунай в ночь с 14 на 15 июня.
Тут же приписка главнокомандующего Дунайской армии великого князя: «Полагаюсь на Вас, Фёдор Фёдорович, и на русского солдата. Дай Бог Вам удачи».
Прочитал Радецкий, поднял глаза на поручика:
– Как фамилия?
– Узунов, ваше превосходительство, – подтянулся Стоян.
– Узунов? – переспросил генерал. – Не покойного ли графа Петра Васильевича сын?
– Внук, ваше превосходительство.
Лицо Радецкого посветлело:
– Знавал я вашего деда, служил у него. Вы что же, при штабе главнокомандующего состоите?
– Никак нет, ваше превосходительство. Прикомандированный от болгарского ополчения при ставке главнокомандующего, имею разовое поручение.
– Прекрасно. Особенно если в деда удались. – И уже уходившему Стояну сказал: – Советую вам, поручик, задержаться в дивизии генерала Драгомирова. Не пожалеете.
Четырнадцатая пехотная дивизия генерала Драгомирова и приданные ей подразделения, составившие Передовой отряд, подтягивались к Зимнице скрытно, ночью. Генерал Драгомиров наказал:
– Огня не разводить, передвижение без песен и барабанного боя. А по прибытии на место соблюдать меры предосторожности: кучно на Дунае не появляться, артиллерию и понтоны маскировать на улицах, у реки, коней на водопой водить малыми партиями.
Для себя Драгомиров облюбовал квартиру в Зимнице, в доме, что выходил окнами на Дунай. Солдаты выставили рамы, и генералу открылся обзор противоположного берега полный.
Ночью слышно, как в Систово гуляют в ресторане турецкие офицеры, перекликаются караульные солдаты. Систовский гарнизон не велик. У Систово турки переправы не ожидают. Сердер-экрем Абдул-Керим-паша, главнокомандующий турецкой армией, лично провёл рекогносцировку этой местности, после чего уверенно заявил: «Скорей у меня вырастут волосы на ладони, чем русские здесь переправятся через Дунай».
Но Передовой отряд уже изготовился.
На рассвете 14 июня к генералу Драгомирову вызвали полковника Волынского полка Родионова с офицерами.
Дожидаясь их, генерал времени не терял. Склонившись над листом бумаги, он писал: «Пишу накануне великого для меня дня, где выяснится, что стоит моя система воспитания и обучения солдата, и стоим ли мы оба, то есть я и моя система, чего-нибудь».
Вошли офицеры. Драгомиров поднялся из-за стола:
– Господа, великая святая борьба начинается. Честь первыми пересечь Дунай выпала на нашу дивизию. Ваш полк начнёт. В этой лощине, – Драгомиров подошёл к окну, указал на устье ручья Текир-Дёре, – будут приставать понтоны. Ваша задача – закрепиться и удерживать плацдарм до переправы остальных частей.
– Ваше превосходительство, – подал голос Родионов, – здесь нет бродов, большая глубина. Ко всему, турецкий берег Дуная обрывистый и высокий.
33
Кривой меч у народов Ближнего и Среднего Востока (тур.).
34
Род обуви, преимущественно крестьянской; они не шьются, а гнутся из целого куска сырой кожи, по краю которой продёргивается ремешок или шнурок.