Страница 29 из 104
Один монгольский обычай особенно поразил Марко: браки между умершими детьми. Он не жалеет усилий, чтобы объяснить европейцам этот сложный ритуал, который те вполне могли принять за гротескную выдумку. «Когда из двоих мужчин один имеет ребенка мужского пола, который, может быть, уже четыре года как умер и не был женат, он предлагает другому, у которого был ребенок женского пола, выдать ее замуж, даже если она тоже умерла до брака. Они отдают мертвую девочку в жены мертвому мальчику и составляют документы о приданом и женитьбе». После завершения церемонии некромант — шаман или колдун, общающийся с умершими, — сжигал документы, дымом возвещая духам мертвых о женитьбе покойных детей. Устраивали свадебный пир. Затем семьи изготавливали изображения умерших новобрачных, помещали их на конную повозку, пышно украшенную цветами, и объезжали с ней окрестные земли, а закончив пир, предавали фигурки огню «с великими молитвами и приношениями богам, чтобы они сделали счастливым брак в ином мире».
Две семьи, связанные браком мертвых детей, обменивались дарами и даже приданым, как если бы жених и невеста были среди них, стирая грань между жизнью и смертью. После этого «родители и родичи считали себя родней друг другу и хранили родство… как если бы умершие дети были живы». Впрочем, Марко еще только разошелся, поскольку у него есть нечто «воистину чудесное, о чем следует написать». Что же могло превзойти уже описанные им чудеса? Ответ у него наготове: «Мы будем говорить о правлении великого хана и о его дворе, который я, обойдя и повидав многие царства, ни с чем не могу сравнить». Мало того, «обязуюсь не говорить о нем ничего, не согласного с истиной».
Марко с придыханием описывает «очень дикий» народ меркитов, которые приручали и объезжали оленей, больших, как кони. Он с энтузиазмом повествует о царстве Эр-гинул, в котором «три расы: есть турки, и много христиан-несториан и идолопоклонников (буддистов), и есть сарацины, поклоняющиеся закону Мухаммеда». Рассуждая о провинции Фингуи (Сингуй), он восхищенно описывает диких быков, «больших, как слоны, очень красивых видом, потому что они мохнаты всюду, кроме спины, а цветом черные и белые». Их шерсть, «тоньше шелка», произвела на него такое впечатление, что он пишет: «Я, Марко Поло, привез немного шерсти в Венецию как диво, и таковым почитали ее все». Кроме того, этот регион дает «лучший в мире мускус».
Не он один восхищался мускусом; мускус славился по всей Европе как составная часть духов, афродизиаков и разных настоев. Теперь Марко узнал, что чудесное вещество на самом деле получают из брюшной железы самца мускусного оленя. Марко рассказывает о мускусе, который он обнаружил в «диком животном», напоминающем газель. Животное, по его описанию, имело шерсть, как у газели», но много толще, копыта размером с газельи и хвост газели, но «у него было четыре зуба, два снизу и два сверху, длиной в три пальца, очень тонкие и белые, как слоновая кость, и два выдавались вниз, а два вверх». Монголы, отмечает он, называли это животное «гуддери».
Секрет железы был красновато-коричневым, густоты меда, с пронзительным запахом, прославленным своей сексуальной притягательностью. Марко описывает монгольский способ получения мускуса: «Охотники выезжают при полной луне на ловлю означенного животного; потому что, когда оно поймано, находишь в области пупа на животе между кожей и плотью кровяную пустулу, — якобы вырастающую под влиянием полной луны, — которую вырезают со всей кожей и затем сушат на солнце. Эта кровь и есть мускус, от которого исходит такой сильный аромат».
Мускусная газель так заинтриговала Марко, что много лет спустя, вернувшись в Венецию, он привез с собой «высушенные ноги и голову одного из этих животных, немного мускуса в мускусном мешке и пару маленьких зубов». Трофей служил осязаемым напоминанием о его богатых впечатлениях, но, постаравшись, он мог воспроизвести их для своих слушателей и в камере генуэзской тюрьмы.
К населению этих мест Марко явно испытывает смешанные чувства. Он меняет отношение к ним даже по ходу рассказа. У них маленькие носы и черные волосы. Мужчины безбороды, у них только несколько волосков на подбородке. Женщины очень милы, «хороши во всех отношениях», и у них нигде нет волос, кроме как на голове. Хоть Марко и считал себя разбитным парнем, его, как видно, и притягивало, и отталкивало открытие, что мужчины «много наслаждаются чувственными удовольствиями и берут жен в достатке, поскольку их религия… им не запрещает, но они берут столько, сколько могут». Более того, он пишет: «Скажу вам, что мужчины ищут жен скорее красивых, чем благородных, потому что здесь есть очень миловидная и прекрасная женщина, и она низкого происхождения, однако великий барон или большой человек берет ее в жены за ее красоту и дает немало серебра ее отцу и матери за согласие». Возможно, Марко пришло в голову, что такая плата сходна с венецианским приданым, которое тоже превращало брак в коммерческую сделку и заключение политического союза между семьями.
Продвигаясь на восток, Марко Поло попал в «провинцию Тендук», которую ошибочно счел прежними владениями мифического пресвитера Иоанна. Основываясь скорее на легендах, нежели на фактах, он объясняет, что хотя «большая часть (населения) — христиане, есть там и люди смешанной расы». (Он подразумевает отпрысков родителей разной веры или культуры.) Люди эти, известные как «аргон», — идолопоклонники (вероятно, буддисты) с одной стороны и мусульмане — с другой. Несмотря на смешанное происхождение, и они заслужили похвалу Марко. «Они самые белые люди в стране, и красивее других жителей страны, принадлежащих к неверным, и самые умные и умелые торговцы, каких можно найти во всей провинции».
Еще большей натяжкой является отождествление владений пресвитера Иоанна с «землями, которые мы в нашей стране зовем Гог и Магог». Сомнительная, но для Марко вполне заслуживающая доверия ссылка на библейского деспота Гога, правившего в стране Магог. С этого места в повествовании Марко безнадежно запутывается в легендах и обрывках древней истории. Основанная на его личном опыте история была весьма правдива, но рассказчик слишком доверчиво полагался на полузабытые предания и легенды.
Переходя от истории к соколиной охоте, Марко возвращается к свойственной ему живости и точности рассказа о зрелище, которое восторженно наблюдал собственными глазами. Соколиная охота была забавой для избранных и у европейцев, и у монголов, и Марко вполне оценил ее величие и элитарность. Хубилай-хан, — сообщает он читателям, — каждый год приезжал в эти места на охоту. «Он охотится с кречетами и соколами, — пишет Марко, — и берет достаточно птиц для великой радости и великого празднества». На охотничий сезон великий хан останавливался в селении «из нескольких домов, построенных из дерева и камня, где они ночуют и где держат великое множество ка-тор, которых на нашем языке зовут куропатками, и перепелов». Более того, «великий хан всегда велит, чтобы просо… и другие семена, какие любят эти птицы, высевали для них летом на склонах холмов и никто не смел собирать урожая, чтобы те могли вволю кормиться».
Роскошное поместье Хубилай-хана служило всего лишь местом летнего отдыха. С наступлением зимы охотничьих соколов рассаживали по клеткам, слуги навьючивали верблюдов и трогались в путь.«Дивно и поразительно видеть, сколь велики его потребности!» — восклицает Марко, говоря об этом прославленном правителе.
Трехдневный путь по степи приводил монгольского владыку в его знаменитый летний дворец, Шангту, или Ксанаду, как его назвал в своей знаменитой поэме Сэмюэль Тейлор Кольридж.
Хотя описания дворца порой выглядят как поэтический вымысел, Ксанаду существовал в действительности, реальный, как земля под ногами, и Марко довелось хорошо его узнать. «В этом городе, — говорит он читателям, — Хубилай-хан построил огромный дворец из мрамора, искусно обработанного, и из иных красивых пород камня». Марко открылись виды, описание которых воспламенило подпитанное опиумом воображение Кольриджа.