Адская смесь

– Людей не заметил?

– Только часовых да поваренка, что собирается раскочегарить полевую кухню.

– Значит, подъем у «духов» в семь часов?

– Скорее всего. Может быть, конечно, у них тут полная анархия и каждый встает, когда ему заблагорассудится, но это вряд ли – у талибов дисциплина на уровне.

– Ну, хорошо хоть позицию наблюдения нашли. Так, Андрюша, остаешься здесь и пасешь лагерь. Обо всех изменениях внизу докладываешь мне. После подъема надо пересчитать «духов», точно определив, сколько и в каких зданиях они размещаются, откуда пойдут смены на постах и во сколько. Короче, не тебя мне учить. Срубленный куст, как пройдешь на площадку, верни на место; пусть стоит декорацией там, где рос. Вопросы?

– Приказ понял, выполняю.

– Главное, не засветись, капитан. Давай, двигай на позицию, а мы пошли дальше.

…Скалистый участок ущелья закончился через четыреста метров. Далее пошел пологий, заросший кустарником, изобилующий трещинами и звериными тропами склон, вполне пригодный для спуска боевого подразделения. Шедший в передовом дозоре Шепель неожиданно остановился и, присев, поднял согнутую в локте руку, сжал ладонь в кулак, что означало сбор разведгруппы.

Подойдя к подчиненному, отклонившись влево и пройдя последние метры нагнувшись, Тимохин спросил:

– В чем дело, Миша?

– Под нами посты, сразу за утесом. Я заметил дальний, тот, что ближе к северному, скалистому склону.

– А ну-ка, подползем к краю, посмотрим, что за посты выставили здесь «духи».

Офицеры ползком приблизились к каменистому обрыву. Тимохин из-за валуна посмотрел вниз. Увидел те же, что и на востоке, две позиции, расположенные в пяти метрах друг от друга, обложенные мешками с песком или галькой. В них двое, по одному моджахеду в каждом, также вооруженные ручными пулеметами и автоматами советского производства.

Отползли назад, поднялись. Тимохин сделал отметки на карте:

– Так! Западные посты отстоят от лагеря на двести метров и перекрывают поворот ущелья. «Духи» видят и лагерь, и подходы с юго-запада, причем на большом удалении. Они контролируют склоны, и снять их с вершин сложно. Одновременно снять сложно. Для этого снайперам надо занять огневую позицию до поворота, метрах в пятидесяти, а там края обрывов покрыты мелкой галькой. Одно неосторожное движение, галька посыплется вниз – и боевики либо откроют огонь, либо укроются, доложив об опасности в лагерь. Что предпримут талибы? Мухаддин отправит на плато своих людей, и нам придется либо отходить, либо валить их. А это стрельба. «Духи» грохнут пленных и всей толпой на машинах под прикрытием БТРа рванут либо на восток, либо на запад.

– Да и снять «духов» из «винторезов» с дальних позиций не получится. А из «СВД» – опять-таки стрельба, – добавил Шепель.

– Я как чувствовал, что без лебедок нам не обойтись. По крайней мере, здесь.

– А что лебедка? – спросил Соловьев. – Уж не со скалы ли ты решил бить часовых?

– Именно со скалы, Леша! Отойдем за утес.

Офицеры переместились за горный выступ, откуда начинался скалистый участок. Отсюда они могли видеть посты с ближнего тыла.

– Ну вот, – проговорил Тимохин. – Здесь укрепим лебедку, аккуратно спустим на тросе снайпера до половины склона, и он спокойно снимет «духов» из «винтореза». А группа выйдет в ущелье по склону за поворотом. Дальше – по плану, который еще предстоит выработать. Мы вполне можем занять посты, сблизиться с лагерем, прижимаясь к северному склону под прикрытием кустов, что тянутся почти до лагеря, и выйти прямо к первому дому. Вопрос: смогут ли сделать то же самое американцы? Надо узнать, что дала им разведка. – Полковник извлек радиостанцию. – «Ирбиса» вызывает «Орион»!

– На связи! – ответил Дак.

– Как твои дела, «Ирбис»?

– Ни к черту. Не нашли позицию наблюдения, а спуск возможен только метрах в ста от постов, на виду часовых.

– Ты внимательней осмотри местность над постами.

– Смотрел.

– Есть где закрепить лебедку?

– У края – нет. Если только перед грядой, но это опасно: трос ляжет на острые камни и может оторваться при спуске-подъеме снайпера.

– Прошу тебя, «Ирбис», осмотрись еще раз на участке над постом; может, увидишь то, чего до этого не заметил.

– О’кей, но вряд ли это что-то даст.

– И все же осмотрись. После этого, – Тимохин взглянул на часы, – в 7.50 начинай выход к балке. На входе в овраг встретимся.

– Ты сумел посадить наблюдателя?

– Сумел.

– Черт побери, «Орион», и почему тебе удается то, что не удается нам?

– Просто повезло на этот раз. А везение на войне, сам знаешь, значит очень многое.

– Как и то, что везет сильнейшим… О’кей! Я понял тебя, проведу повторный осмотр местности над постом и в 7.50 начинаю отход к балке.

– Конец связи!

Александр переключился на капитана Дрозденко:

– Седьмой, это Первый!

– На связи.

– И чего молчишь?

– Ты опередил, только хотел вызвать тебя.

– Что в лагере?

– В 6.50 из правого крайнего дома вышел моджахед в форме пакистанского спецназа. По виду «душку» лет тридцать, не более. Переговорил с кем-то по радиостанции – думаю, с часовыми выносных постов; перебросился парой слов с «духом» у сарая и ровно в 7.00 пошел по домам. Начал со второго справа. Во второй дом слева не заходил. Как я понял, он объявил подъем банде. В 7.10 из зданий вывалила толпа.

– Ты посчитал «духов»?

– Из первого слева дома вышло четверо рыл, из третьего – восемь или девять, из четвертого – девять или десять. Ломанулись кто за здания – там у них, наверное, сортиры, – кто к реке. Более точно пересчитаю при построении, если таковое состоится. Но и сейчас можно сказать: в лагере не более тридцати «духов», и это вместе с часовыми. Ну, может, плюс-минус два-три рыла.

– Понятно! Продолжай наблюдение. Мы выходим к балке и отходим в «зеленку». Как определюсь с графиком, сообщу, когда и кто тебя заменит.

– Принял, продолжаю наблюдение.

– Связь по-прежнему по необходимости. И в следующий раз, Седьмой, будь любезен не ждать, когда тебя опередит командир.

– Принял!

– Ну-ну. Отбой!

Тимохин отключил станцию.

– Что там Андрюша? – спросил Шепель.

– Зазевался, глядя на то, как проходит подъем в лагере.

– Что-нибудь интересное увидел?

– Подтверждает полученную от Крымова информацию – в лагере тридцать боевиков; только размещаются они в четырех домах, а их внизу пять, не считая барака. С бараком понятно – там в подвале пленные американцы; а вот что находится в пятом доме, точнее, во втором слева?

– Ну, если не «духи», то наверняка здание отведено под склады.

– На тридцать человек – целый склад? Когда боеприпасы «духи» могут хранить при себе, а продовольствие получать с основной базы?

– Но не публичный же дом в этой халупе? Хотя… почему нет?

– Потому что талибы – не обычные «духи». Это фанатики. Они шлюх при себе держать не будут… Всё, – приказал Тимохин, – время 7.50, отходим к балке.

– Дрозда не проведаем? – поинтересовался Шепель.

– А зачем, если тебе его менять в десять часов?

– Ну вот, как всегда… Позволь спросить, почему мне?

– А чтобы трепался меньше. Ты же сам постоянно говоришь: язык мой – враг мой. А выводы не делаешь. Так что пойдешь менять Дрозденко.

– Я-то пойду, с меня не убудет. Но вообще наряд должен чередоваться. Смена – мы, смена – американцы.

– Так и будет – после того, как вторую смену отстоишь ты. И прекратить разговорчики, майор Шепель.

– Уволюсь на хрен. Вот доработаем здесь, и подам рапорт Феофанову. А в рапорте так и напишу: причиной увольнения прошу считать предвзятое ко мне отношение господина полковника Тимохина!

– Прикройся, Миш…

Шепель замолчал, поправив автомат. Разведывательная группа «Ориона» двинулась к балке.

В 8.00 разведгруппы встретились. Полковник Дак улыбался:

– Прав твой Шепель, Алекс.

– Не понял, при чем тут Шепель? – удивился Тимохин.