Страница 12 из 15
— Премьер-министр? — усмехнулся Вильям, раскладывая бумаги по стопочкам. — Ну можно и так сказать. Георгий был его правой рукой и доверенным лицом. Но после того как лучший друг его предал, о доверии и речи быть не может. А жаль... Георгий лучше других справился бы со всем этим. Они же неразлучны были, он в курсе всех дел Лайонела.
Катя кивнула, и она считала, что на роль заместителя Георгий подходил идеально. И была убеждена, в обществе тоже все так думают, поэтому внезапное воцарение Вильяма никому не пришлось по душе.
— А есть кто-то, способный отменить решение Лайонела?
Молодой человек призадумался.
— Не думаю. Впрочем, могут собраться влиятельнейшие вампиры города и подать прошение о пересмотре. Но не помню, чтобы такое часто происходило. Решение Лайонела могут отменить только старейшины. И то лишь в случае, если оно как-то влияет на мировую политику нашего общества.
Катя взяла со стола личную печать Лайонела — золотую фигурку ягуара, украшенную черными и желтыми бриллиантами. Повертела в руках и спросила:
— Старейшины ведь ничего ему не сделают, правда? Он нарушил правила: убил вампира, защищая человека, создал нового вампира! Это страшные преступления?
— Не беспокойся, уверен, Лайонелу в память его заслуг благополучно простят небольшую слабость к человеку. А для убийства Даймонда[3] он найдет оправдание, поверь мне.
Девушка с облегчением вздохнула.
— Спасибо. Мне хотелось это услышать. Такое нехорошее предчувствие...
Вильям поднял глаза, и она умолкла, радуясь хотя бы тому, что не краснеет.
Они долго молчали, а потом он вкрадчиво поинтересовался:
— У вас все хорошо?
— Лайонел тебе не рассказывал? — уточнила она, чувствуя себя маленькой птичкой в силках под взглядом его проницательных зеленых глаз.
— О-о, — улыбнулся Вильям, — он сказал только одно — что это не мое собачье дело.
Катя поставила печать на место, солгала: «У нас все хорошо» и поспешила выйти из кабинета.
* * *
Резиденция Павла Холодного, как назвала ее Важко, на первый взгляд походила на сарай восьмидесятых годов постройки. И располагалась она за чертой города, прямо посреди леса. К резиденции «лесника» была проложена узкая, рассчитанная на одну машину, асфальтированная дорога. А по обе стороны возвышались покрытые таявшим снегом земляные пригорки.
— Гаражи, — пояснил Вильям, заворачивая прямо в одну из возвышенностей. «Мерседес» лихо въехал в землянку и остановился.
Катя в длинной распахнутой шиншилловой шубе, из которой виднелось короткое черное платье, вышла из машины и вернулась на мокрую пустынную дорогу. Песок с обочин, попавший на гладкую поверхность, неприятно хрустел под тонкими каблуками. Лес звенел от капели, снег под деревьями, испещренный следами, походил на сито. Казалось, что идет дождь.
Йоро раздраженно потянул ворот своей белоснежной рубашки, но девушка шлепнула его по руке, предупредив:
— Порвешь!
— Душит! — пожаловался оборотень.
— Не задушит, — непреклонно покачала она головой, поправляя черный галстук-бабочку и приглаживая ему пиджак на груди.
— Вот увидишь, меня даже в дом не пустят, — пробурчал Йоро, но галстук дергать перестал.
Вымытый, причесанный, надушенный — в нем с трудом можно было сейчас узнать грязного маугли со спутанными волосами.
Вильям предложил Кате руку, и они медленно пошли к полупрогнившему сараю, поросшему грибами.
— Ты уверен, что мы приехали по тому адресу? — замедлила шаг девушка, разглядывая невзрачную сараюгу.
— О да, просто какое-то время назад Лайонел ввел моду на завуалированную роскошь. Резиденция Павла наипрекраснейший образец в своем роде.
Молодой человек отворил протяжно заскрипевшую деревянную дверь. В нос ударил запах кислой заплесневелой сырости.
«Странный вкус у всех этих подражателей Лайонелу», — досадливо подумала Катя.
В абсолютно пустом помещении с заколоченным досками окном Вильям наступил на одну едва приметную дощечку в самом углу. Спустя несколько минут послышался стальной скрежет, и посреди комнаты поднялась деревянная крышка огромного люка. Показалась седая голова одетого в голубую ливрею старика. В руке он держал белую свечу на серебряной подставочке.
Он поклонился и предложил следовать за ним.
Деревянные ступени, ведущие вниз — под землю, не долго скрипели под ногами, вскоре лестница превратилась в мраморную. В нишах белокаменных стен стояли красные стеклянные фигурки животных: тигров, обезьян, волков, носорогов, в которых горели свечи.
Старик в голубой ливрее провел гостей по белоснежным ветвистым лабиринтам, и они оказались в гигантских размеров подземелье. Тут было светло как днем.
Впереди полукругом красовался встроенный в стену дворец со множеством окошек, похожий на пчелиные соты. Перед ним же был разбит мраморный сад. Белокаменные статуи обнаженных женщин, мужчин, детей, фигуры животных, деревья, скамейки, фонтаны, дорожки, фонари с разноцветными стеклянными плафонами.
— Ничего себе гробница, — шепнул Йоро, восторженно оглядываясь.
Старик обернулся, строго взглянул на него из-под кустистых бровей и промолвил:
— Вы, юноша, поосторожнее с определениями. Мраморный дворец Павла Арсеньевича занесен в книгу величайших произведений искусства мира.
— У вас и такая книга есть, — подивилась Катя.
Не скрывая восхищения, она разглядывала скульптуры играющих младенцев-ангелов вокруг скамейки и ей казалось, что она попала на другую планету. Выражения лиц каменных скульптур были такими живыми и трогательными, точно настоящих детей превратили в каменные изваяния в момент счастья.
— Скульптор Морган Нориш, — негромко сказал Вильям. — Он так же велик, как и жесток. Свою человечность еще при жизни положил на дьявольский алтарь и принес в жертву искусству.
— Они как живые, — прошептала Катя, указывая на двух женщин в чепцах, склонившихся над ручьем.
Юноша грустно улыбнулся.
— Так и есть. Они были живыми, пока Морган Норишь не прикоснулся к ним. Он ваяет свои скульптуры из людей. Это его дар, обращать живую плоть в камень одним лишь прикосновением.
Катя остановилась возле скамейки, на краю которой сидела влюбленная пара, держась за руки, и не в силах поверить услышанному, выдохнула:
— А Лайонел знает?
Вильям усмехнулся.
—Конечно! Нориш его старинный друг, частый гость в Петербурге. Он путешественник, в каждом крупном городе по дому, на то у него дозволение старейшин. Поговаривают, скульптуры Моргана пользуются успехом в самом Тартарусе.
Вскоре все трое вслед за провожатым подошли к огромным белокаменным воротам. По обе стороны от черной литой решетки стояли стражники, одетые в бело-голубые мундиры.
Решетка поднялась, и седой старик сказал:
— Мы входим в овальный зал.
Тот в самом деле оказался овальным, с девятью колоннами, между которыми находились проходы, ведущие в белые, как и все тут, коридоры. В центре стояла овальная стойка, за ней сидела красивая черноволосая девушка в откровенном платье.
Вампирша взглянула из-под ресниц на Вильяма и с придыханием спросила:
— Комната будет совместной?
Сообразив, о чем та говорит, Катя гневно воскликнула:
— Нет!
Вильям покосился на нее и спокойно попросил:
— Две комнаты, пожалуйста.
Девушка вынула из-под стойки красную большую тетрадь и каллиграфическим почерком вывела их имена. Затем взглянула на прятавшегося за Вильяма чернокожего мальчика и поинтересовалась:
— Как записать?
—Йоро, — ответил Вильям, — он со мной.
Девушка написала имя, а в скобках приписала «Оборотень», после чего перевернула тетрадь и, попросив расписаться, выдала два золотых ключа.
Катя хотела взять один из них, но Вильям подвинул ключ к черноволосой вампирше и отрывисто произнес:
— Для нее — апартаменты Лайонела.
Девушка замешкалась.
— Простите, — наконец вымолвила она, — не было такого приказа.
Катя заметила, что Вильям готов сдаться и уже протягивает руку к ключу, и, ухватив его за пиджак на локте, громко сказала: