Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 15



— В детстве мне больше всего нравился этот фонтан, — вспомнила Катя. — Бабушка давала мне мелочь, чтобы я могла кинуть на спину уточкам… но я всегда кидала на спину собаке.

Лайонел положил руку ей на талию и, заглянув в глаза, заметил:

— В детстве у тебя был здравый смысл. Ты неосознанно выбирала сильного, охотника, а не жертву.

Катя прикоснулась к бортику бассейна.

— Раньше он казался мне таким большим, а еще… — она улыбнулась, — я сидела тут, смотрела на собаку и думала, что она никогда не поймает ни одной утки. И мне было грустно и даже жаль…

Молодой человек вынул из кармана три золотые монеты, небрежно проронив:

— Здравый смысл в юношество ты с собой не взяла. А ведь был шанс понять кое-что. — Он прочертил в воздухе круг. — Цикличность — это прекрасно, но лишь до тех пор, пока твоя жизнь не превращается в такой вот фонтанчик, где ты — та самая собака, обреченная вечно наматывать круг за кругом в тщетной попытке поймать утиный хвост.

Девушка вздохнула, а Лайонел протянул ей на ладони монеты и, прежде чем она хотела их взять, предупредил:

— Одну.

Катя взяла монетку и с прищуром посмотрела на него.

— Ты золота не жалеешь только на длинноногих блондинок?

Молодой человек загадочно улыбнулся, но так ничего и не ответил.

Катя рассмотрела толстую золотую монету: с одной стороны был изображен профиль длинноволосой женщины, внизу стояла надпись «Deber», а с другой стороны — корабль с парусами, под ним надпись «Deuda».

Девушка прицелилась и, когда мимо проносилась собака, бросила монетку. Та ударилась о спину фигурки и плюхнулась в воду.

— Проклятие! — выругалась Катя, раздосадованно сжав кулаки.

— Действительно, проклятие, — пробормотал Лайонел и, ухватив ее за руку, потянул по аллее в сторону пристани.

— Я же вампир, я бес, у меня все должно получаться, — ворчала девушка, — а если я не могу попасть монеткой на спину собаке в детском фонтанчике, о чем вообще можно говорить!

Лайонел посмеивался.

— Надо было бросать на утку! Как и твердила мне бабушка! — пришла к выводу Катя и пихнула молодого человека плечом. — А что, если сильные собаки мне не по зубам, что, если я с утками должна быть, и такое оно — мое предназначение — крякать и убегать?! Ледяные глаза воззрились на нее.

— Дорогая моя девочка, ты слишком близко к сердцу восприняла этот ерундовый промах.

— Да, но ты бы не промахнулся, и Вильям тоже.

Она увидела, как застыло прекрасное лицо с заледеневшими глазами и улыбка исчезла с красиво очерченных губ.

Катя подождала, скажет ли ее спутник что-то или нет. Он молчал, поэтому она не выдержала:

— Мы что, теперь не станем употреблять его имени всуе?

Лайонел посмотрел на нее, и ей показалось, будто стало холоднее. Что само по себе было невозможным для вампира. Но все же под взглядом до прозрачности голубых глаз ей стало неуютно и захотелось укрыться, накинуть что-нибудь на обнаженные плечи.

— Хочешь поговорить о Вильяме?

Музыка у нее в голове резко сменилась, зазвучала сюита Грига «Смерть Озе» — красивая, без надрыва, но полная скорби.

— Нет, — тихо сказала Катя.

Они дошли до деревянного мостика с белой ажурной решеткой и перешли на другую сторону канала.

До следующего мостика с дамбой девушка шла молча, но мысленно она высказывала все, что думает: «И почему я не должна теперь говорить о Вильяме? Можно подумать он прокаженный! Хочу и буду говорить! И пусть Лайонел делает такое лицо сколько ему угодно! Пожалуй, до смерти он меня не заморозит своим взглядом!»



Она уже хотела повторить все это вслух, но музыка вновь изменилась — заиграла серенада для струнных Дворжака, и девушка передумала. В уголки губ ее спутника как будто вернулась тень улыбки. Катя украдкой поглядывала на него, любуясь прекрасным лицом. Даже лед в глазах подчеркивал его нереальную холодную красоту, а немного вьющиеся волосы, зачесанные назад, напоминали нимб. Этакий ледяной ангел.

Катя томно вздохнула. Не хотелось ей говорить о Вильяме, да и думать тоже.

— Ты мне так и не сказал, куда мы… — Она не договорила, он указал на видневшиеся белые перила пристани.

Справа шумели волны залива, слева по гладкой поверхности канала медленно плыла белая пена, а вдалеке, озаренный светом луны, виднелся силуэт корабля.

— Выглядит не очень современно, — отметила девушка, внимательнее разглядывая старинный корабль. Она могла поклясться, паруса были черными.

Когда приблизилась к белой решетке, за которой бесновалась темная вода, с перил сорвались две летучие мыши, взмыли в воздух, покружили над Лайонелом и опустились ему на плечи. От взгляда Кати не ускользнуло, что одна мышь — с тремя необычными рожками на голове, по-свойски обняла молодого человека крылом за шею.

— Они с нами? — сама того не желая, возвысила голос девушка.

— Неф и Орми, — представил Лайонел.

Видя, как он почесал за ухом сперва у рогатой мыши, затем у носатой, девушка ощутила нечто очень похожее на зависть и ревность. С момента их воссоединения, ее он еще ни разу даже не поцеловал.

«Зато экскурсию успел провести. Везет мне», — в сердцах подумала она, недружелюбно разглядывая мышь с рогами. Именно в ней она узрела соперницу.

А крылатая нахалка уткнулась мордочкой Лайонелу прямо в ухо, как будто что-то нашептывая. Тот улыбался.

— Что она тебе сказала? — взвилась Катя.

— Говорит, ненавидит тебя, — со смехом передал Лайонел.

— О-о-о, — только и смогла протянуть девушка. Черные глазки мыши злорадно поблескивали, а остренький коготь лежал на белом воротничке рубашки молодого человека.

«Ревновать к мыши — смешно», — попыталась вразумить себя Катя, но взгляд точно магнитом тянуло к коготку, покоившемуся на воротничке рубашки. И столько ехидства было написано на черной мордочке, что девушка разозлилась, в животе родился огненный шарик, завертелся, как волчок, и разросся.

Лайонел отцепил коготь мыши от воротника и скинул ее с плеча, приказав:

— Не зли малютку беса.

А затем подошел к Кате, подхватил ее на руки и, перемахнув с ней через ограждение, приземлился прямо в лодку.

— Ты все подготовил? — изумилась девушка, когда он посадил ее на скамеечку, рядом с большой сумкой, и сам сел на весла.

Лодка заскользила по воде, Орми полетала над ней и опустилась Лайонелу на колено.

— Нет, тут все подготовил Владислав Боягояров — правитель Петергофа. В свое время я помог ему занять это место. Мы познакомились около ста лет назад в Анапе, у него интереснейший дар — управление водной стихией. Способен поднять волну на несколько метров над берегом и обрушить, например, на населенный пункт. А он, знаешь, как растрачивал свои способности? Держал на Азовском море лавку с названием «На гребне», продавая доски и устраивая волны для серфингистов. Сам правитель Венеции хотел заполучить его себе, обещал сделать первым лицом в своем городе, но я предложил больше — свой пригород. А венецианский болван с тех пор на съездах правителей, представь, со мной не разговаривает!

Катя засмеялась. Мысль, что кто-то может не разговаривать с Лайонелом и того это явно злит, но поделать он ничего не может, ее позабавила.

— Понятно, медового месяца в Венеции у нас не будет!

— Боюсь, не будет самой Венеции как таковой к тому времени, когда я решу на тебе жениться.

А корабль с черными парусами между тем неумолимо приближался. На палубе стоял высокий мужчина с подзорной трубой.

«Зачем она ему?» — подивилась девушка. Хотела спросить, но потом решила, что это лишь атрибут из человеческой жизни, с которым вампир не захотел расстаться, даже обретя способность прекрасно видеть на огромные расстояния.

Лунный свет играл на борту из темного дерева, где золотыми, потемневшими от времени буквами значилось «Deuda». Нос корабля украшала огромная скульптура то ли чаши, то ли кубка.

Катя взглянула на Лайонела за объяснением такого странного корабельного декора, и молодой человек, поднимаясь, обронил: