Цена предательства

Владимир находился в номере, раскладывал вещи и думал о Вере. Встреча с ней всколыхнула душу. Осознание того, что она теперь будет постоянно рядом, заставляло сердце учащенно биться, а с другой стороны, он понял, что она подразумевала под вопросом, который невольно у нее вырвался: «Что же будет?» Действительно, что же будет в будущем? Она замужем, но любит его, он любит ее, они скоро будут вместе, в этом Владимир не сомневался. Образуется любовный треугольник, который предстоит разрубить. И разрубить ему, Владимиру! Иначе он. Бережной, жить не сможет. Черт! Ну зачем занесла его нелегкая именно в эту дивизию, в этот батальон, в подчинение того человека, чью жену он любит? Почему судьба не распорядилась по-иному?

Тут-то, прерывая сумбурные размышления Бережного, и появился после командировки его сосед и коллега, знаменитый в гарнизоне капитан Антонов.

И появился он весьма своеобразным образом, что, как узнал Бережной позже, было характерно для него.

Сначала в коридоре послышался громкий пьяный и веселый голос. Этот голос пел на всю общагу под Высоцкого:

…Траву кушаем, век на щавели,

скисли душами, опрыщавели…

Одновременно раздавались неуверенные, но громкие шаги мужчины. А следом звонкий голос дежурной по общежитию:

— Антон! Бард хренов! Перестань орать! Люди отдыхают, а ты…

— Лида?! Веди себя скромнее, — отвечал пьяный голос.

— Это мне вести себя скромнее? Ну ты даешь, Антон!

Слушай. А не зря от тебя жена сбежала. С таким жить — одна мука!

Шаги замерли почти у самой двери в комнату, но их обладатель оставался в коридоре, продолжая перепалку с неугомонной дежурной:

— А вот это ты, Лида, зря! Никому не говорил, тебе одной скажу, почему от меня ушла жена.

— И почему же?

— Лена ушла от меня не оттого, что я алкаш, хотя и это обстоятельство, безусловно, сыграло свою роль, но незначительную. Нет! Не выдержала бедная женщина моих сексуальных потребностей и притязаний. Измотал я ее в постели, вот и не выдержала, сбежала, поняла? Но откуда тебе понять? У тебя с этим самым, наверное, одни напряги, только обратного толка.

— Да пошел ты к черту!

— Вот, пожалуйста! Это единственное, что ты можешь сказать? А если не можешь большего, то вообще молчи.

По крайней мере, будешь хоть выглядеть умнее.

Женщина, видимо, не нашлась что ответить; поэтому продолжал офицер:

— А лучше, Лида, скажу я тебе одну вещь по секрету — заведи себе любовника. Тогда в тебе шарм появится, этакая загадочность, ведь ты станешь носительницей страшной и волнующей тайны. Что сразу скроет все твои недостатки, которые ты почему-то пытаешься выставить напоказ.

— А в любовники тебя, что ли, записать?

— Мысль неплохая и не лишена логики. Но это твое личное дело, хотя, если ты остановишь свой выбор на мне, слово офицера, обещаю подумать!

— Да пошел ты!

— Ну вот, опять! Обиделась? Зря! Я же только хорошего тебе желаю, как и всем меня окружающим людям.

А постоянно посылать человека непонятно куда — это плохой тон, Лида, очень плохой! Я вот у тебя, как у близкого в перспективе, можно сказать, человека, хочу совета попросить. Даже не совета, а как бы выразиться точнее, направления, что ли?

— Чего? Какого направления?

— Слушай внимательно. Может, поймешь! Итак:

… Я коней заморил, от волков ускакал,

Укажи же мне край, где светло от лампад…

— Чего? — спросила женщина, так ничего и не понявшая.

— Как чего? Вот ты, Лида, и покажи моему сердцу путь к свету этих лампад!

— Да пошел ты! — после некоторого раздумья повторила дежурная.

— Эх, не будет от тебя толку, Лида. И в роли любовника на меня не рассчитывай. Это какой уже раз ты послала меня?

Голос за дверью громко рассмеялся:

— Не обижайся, Лида, это я все шутя. Нормальная ты баба, с обычными бабьими заскоками, так что не переживай, все нормально. Ну ладно, пойдем с соседом знакомиться!

Дверь отворилась, и на пороге появился поджарый высокий капитан в расстегнутом на все пуговицы кителе, с усами, которые, в отличие от русых волос на голове, были у него рыжими.

Он посмотрел на Бережного, прошел в комнату, присел на свою кровать.

— Разрешите представиться? — спросил офицер.

— Валяйте, — разрешил Владимир.

— Алик де Лонский, собственной персоной!

— А я в таком случае Мигель, испанский летчик, как-то сбитый под Гвадалахарой!

— Ну наконец-то, — удовлетворенно подвел итог знакомству капитан, — первый раз за все время человека нормального подселили.

Он встал, выглянул в дверь, позвал дежурную:

— Лида!

В ответ — молчание.

— Лида! — еще громче крикнул он.

— Ну чего тебе опять?

— От лица службы и от себя лично объявляю всему вашему общаговскому шалману особую благодарность!

— За что?

— За то, что соседа нормального подселили, а то все «косяков» каких-то совали. Ты передай там поощрение по команде.

Он вернулся в комнату, бросил на кровать сумку, из которой донесся характерный звон полной стеклянной тары. Протянул руку:

— Сергей Антонов. Лучше и проще — Антон, командир второй роты нашего автобата.

— Владимир. Бережной! Капитан, командир первой роты того же самого батальона.

— Отлично! Водку пьешь?

— Больше на хлеб мажу.

— Понял! Закуска есть с собой? У меня — шаром покати!

— Найдем кое-что.

— Ну а у меня выжрать найдется, так что отметим, капитан, и встречу, и возвращение из очередной командировки. Меня и моих ребят!

— Далеко ходили? — спросил Владимир, доставая из чемодана палку колбасы, пару копченых окорочков, хлеб.

— Далеко ли, спрашиваешь? — Антон трезво посмотрел на Володю. — Нет, тут рядом. На войну. В «чехню», будь она неладна!

— Понятно!

— «БЗ» — медаль «За боевые заслуги» у тебя за Кавказ?

— Нет! Тадж!

— Таджикистан тоже не подарок, споемся! Тебе полный?

— Как и себе!

После выпитого разговор возобновился. Антон спросил:

— А чего тебя сюда, за какие «заслуги»?

— Конфликт с замполитом.

— А! Это как обычно. Как в подразделении порядок, так хвалят и командира, и замполита, как какое ЧП, на каркалык одного командира, зам по воспитательной в стороне, как бы он и ни при чем. Знакомая картина!

Здесь такая же мура. Только Варфоломеев, замполит, еще ничего, а вот начальник штаба «чушок» еще тот!

Весь в службе. Фанат! Но если только сам бы, то и хрен с ним, так он весь личный состав замордовал своей дисциплиной. Для него, что в Уставе записано, то и в жизни должно быть. Но не может быть такого, ведь все знают, что не может. Один он уставщик! И был бы толк! Ходит, исподлобья на всех смотрит, так и подмывает жало ему обрубить. Его и прозвали в части «Хмурым», только забыли добавить «козел»!

— Мы с ним в училище вместе учились, он был старшиной соседней роты. Крамаренко и тогда таким был.

Одно слово — служака.

— Так ты тоже девяносто третьего года выпуска? — спросил Антон.

— Да!

— И я того же года! Значит, в одно и то же время кашку-парашку хлебали?

— Получается, что так.

— Наливай!

Выпили, Антон вернул тему разговора к Крамаренко.

— И чего, в натуре, он за службу так держится? По мне, шла бы она на… Но, думаю, скорее всего" из-за жены.

— Жены? — напрягся Володя.

— Ага! Слухи тут по гарнизону о ней ходят, что рога Вера наша своему ненаглядному наставляет. Может, от того мужик и ушел с головой в службу? Кто запивает с горя, а он в службу?

— И что, слухи имеют под собой основания?

— Лично я с ней не спал, а за остальных ручаться не могу. Да от такого хмыря и загулять не грех. Но, знаешь, по-моему, все это пустая брехня! Просто баба собой видная, красивая, раскованная, вот зависть и порождает слухи. У нас ведь знаешь как… А вообще, пошло все к черту!