Страница 7 из 72
Ришелье придал новый импульс колониальной политике, создав в 1627 году Компанию ста товарищей в Новой Франции и Акадии. Развитие торговли требовало создания поселений на новых территориях: французы, проживавшие на побережье Атлантики, отплывали к берегам залива Святого Лаврентия из Ла-Рошели, Руана, Дьеппа, Нанта, Бордо, надеясь на лучшую жизнь в Новом Свете. Среди них были и католики, и протестанты, правда, последние составляли всего 7—8 процентов от населения Новой Франции и Акадии. В основном это были неженатые мужчины около 25 лет, поступавшие на службу к колонисту, купцу, религиозной общине или подразделению военно-морского флота на три года, пять или семь лет. Переезд был делом непростым и опасным: в 1628 году Англия объявила Франции войну, и в Атлантике курсировали английские пиратские суда, которые перехватывали французские корабли.
Шесть военных кораблей под командованием Дэвида Керка (уроженца Дьеппа, попросившего убежища в Англии) осадили Квебек. Население города тогда составляло всего двести душ, но Шамплен гордо отказался капитулировать. Керк отступил, но в городе начался голод: к весне единственным видом пропитания были коренья, которые люди находили в лесу. Керк возобновил свое предложение, и городу пришлось капитулировать; Шамплен уехал во Францию. В 1629—1631 годах Квебек находился в руках англичан, но в следующем году, после подписания мирного договора, Франция вновь вступила во владение Канадой, а Шамплен стал ее губернатором. Характерно, что в непродолжительный период английского господства индейцы отказывались сотрудничать с «оккупантами», а с возвращением французов снова начали оказывать им помощь. (Это, пожалуй, единственный пример добрососедских отношений французов с туземцами: коренное население Мадагаскара, например, их попросту возненавидело.) Шамплен оказался умелым администратором, Квебек понемногу становился процветающим городом, и его основатель умер в нем в 1635 году, окруженный всеобщим уважением и почетом.
Процесс освоения Канады не прекратился: в Новую Францию уезжали семьями, а еще туда отправлялись девушки-сироты. Вербовщик оплачивал переезд, который занимал от двух до трех месяцев. Контракт о найме составлялся нотариусом или вербовщиком, в нем оговаривались условия переезда, характер выполняемой работы, права и обязанности нанятого и условия его возвращения на родину. Кое-кто оплачивал переезд самостоятельно – это были «вольные пассажиры», не связанные никакими обязательствами.
Наемная рабочая сила состояла из крестьян, булочников, слуг, подмастерьев, учеников, плотников («обычных» и корабельных), матросов, солдат, землепашцев, подёнщиков. Последние валили лес, строили дома, работали топором и пилой. Под «солдатами» порой понимались каменщики, аркебузиры, оружейники, слесари. В списках Вольного морского товарищества после каждого наименования «солдат» нередко указано ремесло. Некоторые профессии ценились больше других; крестьян, нанимаемых в первые годы колонизации, впоследствии сменили ремесленники. Из Ла-Рошели корабли отплывали в Новую Францию и Акадию, из Нанта большинство направлялось на Антильские острова.
В то время как голландцы осваивали Манхэттен, а англичане – восточное побережье Атлантики, сажали табак и завозили из Африки чернокожих рабов, французы продвигались на север и запад, торговали пушниной с гуронами, пытались ужиться с воинственными ирокезами, изучали обычаи оттавов и иллинойсов: миссионеры надеялись обратить их в истинную веру. Если в 1635 году в Квебеке проживало 132 колониста, то в 1641 году их было уже 300, а вскоре общее количество поселенцев стало исчисляться тысячами. На сегодняшний день в Канаде проживает около полутора миллионов потомков тех, кто когда-то пересек океан в поисках лучшей доли.
3. Стиль Людовика XIII
Внутреннее убранство: французское барокко. – Парадные спальни и простые опочивальни. – Гостиные. – Мебель Луи-Трез. – Посуда: металл и керамика. – Буфетные и зверинцы. – Кареты и фиакры
Стиль Людовика XIII, по сути, зародился уже в начале правления его отца, Генриха IV (1589), и продержался до 1661 года. Сначала он вдохновлялся эстетикой эпохи Возрождения, потом вобрал в себя элементы иностранной культуры – фламандской, итальянской и испанской: Мария Медичи была родом из Тосканы, Анна Австрийская выросла в Мадриде. Они тоже повлияли на «модные тенденции», равно как и Ришелье, знавший толк в роскоши. Сам же Людовик, король-солдат, в повседневной жизни довольствовался малым; пожалуй, главная черта его стиля, распространяющаяся и на убранство жилых помещений, и на одежду, и на кулинарию, – строгость и неприхотливость.
Мы уже говорили об основных чертах городской архитектуры; внутреннее же убранство дворцов и особняков было выдержано в несколько тяжеловатом стиле барокко. Плафоны и стены были разделены на широкие картуши, расписанные аллегорическими сценами; рамы из искусственного мрамора с золоченым рельефом заключали в себе картины в технике гризайль, написанные одним цветом, но разных оттенков. Основным мотивом орнаментов был рог изобилия, поддерживаемый пухленькими ангелочками, из которого сыпались цветы и фрукты; популярны были также мифологические сцены. В резиденциях вельмож можно было увидеть бюсты короля или его портрет работы придворного художника Филиппа де Шампеня, не говоря уже о галереях с портретами предков.
Итальянский стиль барокко (что значит странный, вычурный), для которого было характерно противопоставление земной реальности и фантазии, духовного и телесного, изысканного и грубого, во Франции постепенно слился с зародившимся в ней классицизмом, придававшим логическую четкость идеалам красоты. В результате яркость приобрела ясность, а оригинальность не должна была выходить за рамки целесообразности.
Гостей принимали в парадной спальне, поэтому неотъемлемым атрибутом парадной комнаты была большая высокая кровать под балдахином на витых столбиках; на ней полулежала хозяйка, а рядом, в проходе, огороженном балюстрадой из низких белых столбиков, ставили стулья и табуреты для посетителей. Спальня подходила не только для светских визитов: Ришелье, не отличавшийся крепким здоровьем, принимал лежа послов, министров и членов городской управы. Чтобы не доставлять ему лишних затруднений, заседания Совета часто проводились у постели больного. В комнате кардинала даже была специально приготовлена кушетка на случай, если придет король: по этикету ни один придворный не мог сидеть, а тем более лежать в присутствии монарха, но если король лежит сам, это не возбранялось. Анна Австрийская принесла в свои апартаменты обычаи Эскуриала: до изгнания из Франции испанских фрейлин на половине королевы сидели на полу на подушках.
Перины, подушки, на которых сидели на полу и которые подкладывали под спину, валики, сиденья карет набивали гусиным пухом (от взрослых гусей и птенцов), зачастую смешивая его с перьями диких и домашних уток. Гусиные перья использовали также для письма, причем перья голландских гусей ценились выше французских (из Гиени, Нормандии и Нивернуа), а самым нежным пухом считался немецкий. Простые люди набивали перины куриными и голубиными перьями. В качестве письменных принадлежностей и ручек для кистей использовали и перья лебедей, их белая ворсистая кожа была ходовым товаром, а из их нежного пуха, хорошо хранившего тепло, делали пуховки, подкладки для наперников и верхней одежды, набивали ими подушки, валики и перины.
Помимо парадной спальни существовала и обыкновенная опочивальня, где спали, а не устраивали приемы. Там кровати были попроще, не под балдахином, а просто с откидывающимся пологом. За двадцать лет, прожитых во Франции, Анна Австрийская так и не смогла привыкнуть к французскому обычаю класть подушки на валик: ей было неудобно, а поутру болела шея. Так что она спала без валика. Когда супруг удостаивал ее своего посещения, то приказывал приготовить валик: это означало, что он проведет ночь с женой; Людовик от своих привычек не отказывался даже на одну ночь.