Страница 6 из 112
Дом Франца Лефорта в Немецкой слободе стал центром разгульной жизни Петра. По воспоминаниям очевидцев, «тут началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать, что по три дни, запершись в том доме, бывали пьяны и что многим случалось оттого и умирать». Именно у Лефорта Петр познакомился с Анной Монс, которая стала его любовницей на многие годы.
Знакомство с иностранцами не ограничивалось только бурными развлечениями, оно способствовало расширению кругозора молодого царя, стимулировало его интеллектуальное развитие. Швейцарец Франц Лефорт, шотландцы Патрик Гордон и Яков Брюс и другие обитатели Немецкой слободы были его наставниками в различных областях. С их помощью Петр хорошо изучил немецкий язык и в разной степени освоил голландский, английский и французский. В слободе царь научился танцам, фехтованию, изящной верховой езде (17). Можно сказать, что дом Лефорта стал для Петра первым островком будущей европейской России.
Глава вторая
В чужих краях
Великое посольство
До Петра I огромная Россия оставалась «вещью в себе». Пышные русские посольства иногда посещали чужие страны, поражая королевские дворы своим азиатским великолепием, но ни о каком проникновении русских в «еретическую» Западную Европу речь идти не могла. Великий реформатор разрушил этот «железный занавес», провозгласив принцип «Учиться у Европы!». За границу хлынул поток русских путешественников, волонтеров, студентов и гардемаринов. Одни ехали добровольно и с большой охотой, проявляя смекалку и любознательность; других государь силой сдергивал с насиженных мест и посылал в неведомые страны, столь непохожие на родную дремотную Россию. Так или иначе, всем им приходилось жить, работать и учиться в чужих краях, проникаясь европейской культурой, усваивая нормы западного «политеса» и расширяя свои представления об окружающем мире.
Мощным прорывом Петра I и его окружения в Европу стало знаменитое Великое посольство 1697 — 1698 годов, посетившее прусский Кенигсберг, Курляндию, Голландию, Англию и австрийскую Вену. 5 декабря 1696 года в Посольском приказе было объявлено, что «государь указал для своих великих государственных дел послать в окрестные государства, к цесарю, к королям Английскому и Датскому, к папе Римскому, к Голландским штатам, к курфюрсту Бранденбургскому и в Венецию великих и полномочных послов: генерала и адмирала, наместника Новгородского Франца Яковлевича Лефорта, генерала и воинского комиссария, наместника Сибирского Федора Алексеевича Головина и думного дьяка, наместника Волховского Прокопия Богдановича Возницына, с верющими полномочными грамотами для подтверждения… дружбы и любви для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов креста Господня, салтана Турского, хана Крымского и вящему приращению государей христианских» (18). Однако посольство решало не только дипломатические задачи: Петр составил для него собственноручную инструкцию, в которой говорилось о «приискании» за границей для русской службы искусных морских офицеров, боцманов, штурманов и матросов, о найме корабельных мастеров, о покупке оружия для русской армии и различных материалов и инструментов для флота. Петр I решил принять личное участие в путешествии; ему хотелось побывать везде, кроме Франции, потому что Людовик XIV поддерживал турок и стремился посадить на польский престол своего ставленника.
Громкие титулы наместников (по европейским понятиям — вице-королей) на самом деле ничего не значили, они нужны были только для придания большей весомости этой важной российской миссии. Реальное значение трех великих послов различалось: первым из них был Лефорт, что видно из размеров его жалованья — 3920 рублей; Головину положили три тысячи рублей, Возницыну — 1650 рублей. Разнились и количество выданных послам припасов, и число дворян и слуг, составлявших их личные свиты: к Лефорту были приписаны 70 человек, к Головину — 20, к Возницыну — десять. Персонал посольства состоял из трех переводчиков, учителя верховой езды, четырех камергеров, докторов, хирургов, поваров, священников, ювелиров, шести трубачей, множества слуг; семидесяти солдат Преображенского полка, отобранных за высокий рост; четырех карликов и торговца — ему поручено было охранять очень дорогую партию собольего меха, продажа которого должна была покрыть расходы на пребывание посольства за границей в случае, если не хватит взятых с собой бриллиантов и золота. Путешественники запаслись переводными векселями, а также продовольствием, в том числе мукой, семгой, икрой, медом и водкой в больших бочонках (19). Реальным руководителем Великого посольства являлся Петр I, путешествовавший инкогнито под именем дворянина Петра Михайлова.
Паспорт, оформленный в 1697 году на имя Петра Михайлова на выезд в составе Великого посольства.
К посольской свите были прикомандированы 35 волонтеров, отправленных в заграничное путешествие с целью изучать кораблестроение и мореходство. Они составили особый отряд, разделенный на три десятка, под общим начальством командора князя Черкасского. Десятником первого десятка был Гавриил Кобылин, второго — Петр Михайлов (то есть царь), третьего — Федор Плещеев. Основную часть волонтеров составили бомбардиры Преображенского полка, которые прежде участвовали во всех воинских потехах и походах Петра. Они вместе с ним строили суда на Плещееве озере, работали в Архангельске и Воронеже, воевали под Азовом, где отличились героизмом во время приступа. В числе волонтеров-преображенцев особенно выделялись двое наиболее близких к Петру людей — А. Д. Меншиков и А. В. Кикин. Вместе с этими испытанными соратниками молодого царя ехали маленький сын князя Голицына, два сына Головина, Нарышкин и имеретинский царевич Александр Арчилович.
Второго марта 1697 года в путь отправился передовой отряд посольства с «соболиной казной» и другими припасами. Через неделю, после прощального пира с основательной попойкой и дебошем в доме Лефорта, посольство в полном составе выехало из Москвы. Первая ночь на пути в Европу была проведена в селе Никольском. Утром путешественники простились с провожатыми и почти на тысяче саней отправились по заснеженным дорогам в Тверь, а оттуда через Новгород и Псков к границе шведской Лифляндии (на территории современной Латвии), куда прибыли 25 марта. Как отметил Анри Труайя, «зловещий пейзаж, разбитый порывами ветра и дождем, постоялые дворы и каморки с клопами не могли испортить веселое настроение Петра» (20). Оно омрачилось только после приезда в Ригу — столицу шведской Ливонии.
Посольство вступило в город, где его ждала торжественная встреча с музыкой, пушечной пальбой, приветственными речами и почетным караулом, 31 марта.
Петр I наблюдал эту церемонию как рядовой волонтер, по возможности сохраняя инкогнито. Он остался вполне доволен первыми днями, проведенными на берегах Балтийского моря. «Приняты господа послы с великою честию», — сообщил он в письме своему другу Андрею Виниусу (младшему). В конце марта на Двине начался ледоход, и река широко разлилась, что задержало русское посольство более чем на неделю, вопреки первоначальному намерению Петра тронуться в путь как можно раньше. В течение девяти дней вынужденного бездействия государь и его спутники имели много случаев убедиться, что шведы и лифляндцы вовсе не так гостеприимны, как им показалось вначале. Миссию, которую подобало разместить во дворце, расселили по простым домам. «Здесь мы рабским обычаем жили и сыты были только зрением», — с негодованием писал царь Виниусу. Посольство не получало от местных властей ни еды, ни фуража, ни денег для покупки самого необходимого. Напротив, пришлось дорого платить за постой, продовольствие и переправу через Двину. Для покрытия неожиданно больших расходов путешественники вынуждены были за бесценок продать сани, на которых выехали из Москвы. Вместо них были приобретены кареты, повозки и телеги для багажа. Впрочем, нарекания царя и его спутников в адрес лифляндского губернатора Эриха Дальберга не вполне справедливы: в Лифляндии тогда свирепствовал голод, и местным властям было трудно поставлять необходимое число лошадей и экипажей для 250 человек. Кроме того, со стороны русского правительства не было сделано своевременного извещения о точном времени путешествия и числе едущих (21).