Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 92

Опричнина нанесла удар по вотчинному землевладению в Костромском уезде. Десятки доопричных вотчинных фамилий в конце XVI века здесь уже не встречаются. Даже вернувшимся в родной уезд после опричнины далеко не всегда удавалось вернуть свои старые вотчины — теперь они получали земли уже как помещики. Немало бывших вотчинных владений в 1590-х годах пустовали (они значатся в писцовых книгах как «старые порозжие земли»): либо они так и не обрели хозяев, либо опричные переселенцы «опустошили и пометали» свои новые владения, а претендовать на них было уже некому.

Крестьянам приходилось ещё хуже. Писцовые книги наиболее пострадавшей от военных действий и опричных экзекуций Новгородчины периода 1570-х годов, по словам исследователя, «походят на громадные кладбища, среди которых кое-где бродят ещё живые люди. Не только отдельные деревни и поместья — целые погосты иногда стоят пусты. Земля поросла лесом; хоромы развалились» {20} . Только треть прежней пашни числилась «в живущем» и обрабатывалась, остальные две трети лежали впусте. Документы не говорят о причинах «пустоты» — они лишь бесстрастно указывают: «а крестьяне вымерли», «а те деревни все пусты и хоромы развалились», «в той деревни крестьяне вымерли», «соборяне все вымерли», «и те земци те обжи покинули и сошли в Ругодивскую слободу и в Божие поветрие все перемерли», «жильцы вымерли», «в трех дворех 3 крестьянина восмдесятом (7080-м, то есть 1572-м. — И.К., А.Б.) году померли поветреем, а в семдесят девятом году ярь сеена рожь и ярь жата, а к восмдесятому году рожь сеена». Так же скупо сообщали писцы и о судьбе помещиков: «и Федора <Тыртова> в животе не стало», «и Дмитрея <Тыртова> в животе не стало», «и Еремея <Румянцева> в животе не стало в поветрие», «деревни порожних поместей, а помещиков тем деревням крестьян не ведают».

Опричные переселения, конфискации, казни и «правежи» тяжким бременем легли на деревню, и без того отнюдь не процветавшую, тем более в условиях длительной Ливонской войны.

«В лете 7070 пятом был мор в Новгороде в Великом от Госпожина заговенья да до Николина дни осеннего и далее, а мерло многое множество людей, мужей и жен и детей и черньцов и черниц, тако же и по селам и в Старой Русе; а во Пскове начало мерети тое же осени. Того же лета явися знаменье в Юрьевщине в ливонском: два месяца на небеси, в нощи, и ударилися вместе, и один у другого хвост отшиб, и тот месяц отшибеной хвост приволок к себе, и знати стало на месяцы том как перепояска.

Того же лета, генваря в начале, ходиша воевати в немецкие городки, что за Литву задалися, ис Колывана свейскои воевода Клаустень с свейскими людми, и воевали четыре городки литовьские, Рую да Малотель, да третей Буртники, а четвертый Лимбаш, тот и взяли, лестници приставливая, а людей в нем литовских взяли и побили осмъсот человек, и волостей воевали много. Тое же зимы на феврале приходиша литовские люди ж жемоцким старостою и с маистром и с немцы, на свейских немец городков и на колываньские волости воевати, и воеваша много. И был промеж ими бой Литве с свейскими, и побиша Литва свейских немец много, мало их убежало.

Того же лета были на весне литовские люди под Ригою городом под немецким, и рижани от них отседелися, а города им не здали; пошли от города прочь безделны, потеряв людей своих много. Того же лета поставиша два городка в Полотчине, Сокол и Улоу, а третей почаша делать на озере именем Копье. И которые люди московскиа присланы на блюдение делавцов, князь Петр Серебряных да князь Василей Дмитриевич Палицкого, и литовскиа люди пригнав изгоном, на зори, да многих прибили, а князя Василья Палицких убили, а князь Петр Серебряных убегл в Полоцко» — такое описание повседневной жизни северо-западных русских земель зимой и весной 1567 года даёт псковский летописец {21} .





В этих условиях и крестьяне, и их господа часто меняли или теряли свои земли. Иногда сами опричники отдавали новые владения в монастырь, как это сделал Василий Воронцов: «Се яз Василей Федорович Воронцов дал есми в дом Живоначалные Троицы и Пречистой Богородице и великим чюдотворцом Сергею и Никану и архимариту Памве з братьею вотчину свою в Дмитровском уезде в Повелском стану село, Олявидово з деревнями и со всеми угодьи и с лесы и с луги и с пожнями с отхожими, а к селу деревень по реке по Дубне и по реке по Веле, с мелницею и с рыбною ловлею и с новою придачею, что государь пожаловал те деревни в вотчины нашие место села Николского в Пошехонье, с лесы и с луги и с пожнями и со всеми угодьи, куды по старым межам ходил плуг и соха и коса и топор, и с селищи с отхожими, с олевидовскими и с новоприбылными, и со всеми угодьи изстари ж, по старым межам, куды ходил плуг и соха и коса и топор; а в селе храм Живоначалные Троица да в приделе чюдотворец Сергей, а деревень к селу: пустошь Шестаковская, деревня Жаре, деревня Олехово на речке на Шибахте…» Вместе с перечисленными владениями ещё четыре десятка деревень и пустошей «с отхожими пожнями по реке по Дубне, по берегу реки Дубны и реки берег реке Дубны… по реке по Веле с пожнями и с пустошми и с мелницею, обе стороны реки Вели береги, и со всеми угодьи, куды ходил плуг и соха и коса», были вложены Воронцовым «по своей душе и по своих родителех, впрок без выкупа для вечнаво покоя» {22} .

В отличие от брата Ивана Василий Воронцов не был казнён, но отдал в монастырь не только полученную от государя чужую вотчину, но и свою родовую. Впрочем, предусмотрительный опричник «взял есми с того села из деревень здачи у келаря у старца Еустафья Головкина да у старца Варсунофья у Якимова 700 рублев денег», что может говорить не о благочестии, а о замаскированной продаже земли, которую в любой момент могли отнять. Другие опричники также отдавали в обители на помин собственные вотчины, как Дмитрий Иванович Годунов и его младший родственник Борис Фёдорович, отписавшие в марте 1572 года родному костромскому Ипатьевскому монастырю «искони вечное» сельцо Прискоково «по наших душах в наследье вечных благ вовеки» {23} . Вероятно, в последний год существования опричнины будущее казалось им непредсказуемым.

Многие утерявшие земли вотчинники и спустя 40 лет помнили о своих родовых владениях. Ещё в 1610 году князь И. А. Солнцев-Засекин пытался вернуть «старинную прародительскую вотчину», которая была у его семьи «взята в опришнину при царе Иване и отдана в поместье ярославцу сыну боярскому Ивану Андрееву сыну Долгово Сабурову»; характерно, что истец сам получил спорное сельцо Гавшинское с деревнями в поместье после того, как потерял свою вотчину и был выслан «из Ярославля вон».

Многие дворяне также были наделены землями в других уездах в виде компенсации за конфискованные вотчины и поэтому утратили право на возврат этих имений. Процесс возвращения вотчин растянулся на десятилетия. Не надеясь на царскую милость, то есть возврат владений законным путём, служилые люди после Смуты самовольно, явочным порядком вселялись в свои прежние доопричные вотчины, оставленные их новыми владельцами вследствие разорения в Смутное время. Они рассчитывали впоследствии записать эти земли за собой в писцовые книги и таким образом вновь утвердиться на них. Такие случаи были распространены, поскольку они специально оговаривались в проекте наказа писцам, составленном в 1682/83 году, то есть через 110 лет после окончания опричнины. Но московское правительство даже спустя многие годы после смерти Грозного признавало законность земельных переселений и не стремилось к пересмотру их результатов {24} .

Опричнина оказала глубокое воздействие на судьбы русского дворянства. За время существования этого режима пострадали многие представители аристократии, однако опричная гроза миновала крупнейшие княжеско-боярские фамилии Мстиславских, Воротынских, Бельских, Шуйских, Глинских, Одоевских, Романовых-Юрьевых, которые составляли цвет Боярской думы. Именно поэтому сразу же после смерти Ивана Грозного, при его сыне Фёдоре, управление страной перешло в руки боярского совета. В конце XVI века в списках служилых людей по-прежнему сохранялись ростовские, суздальские, оболенские, ярославские, стародубские корпорации служилых князей. Княжеские владения и после опричнины оставались в среднем крупнее некняжеских. Составленная в 1678 году роспись владений членов Боярской думы показывает, что многие из титулованных бояр и окольничих даже в последней четверти XVII столетия имели земли на территории своих бывших княжеств, как, например, Оболенские в одноимённом уезде.