Страница 44 из 74
Битва при Хохштадте имела решающее значение: французов вытеснили за Рейн, Баварию оккупировали, а Савойя и Португалия переметнулись в стан врага.
Стараясь развить успех и выбить французов из бывших Испанских Нидерландов, герцог Мальборо пошел на Лилль и Дюнкерк. Его надо было остановить, и маршал де Вильруа решил сделать это при Рамильи 23 мая 1706 года. Это сражение, окончившееся в целом бесславно для Франции, позволило мушкетерам совершить очередной подвиг, оставшийся в анналах военной истории. Свита короля, включая мушкетеров, образовывала правый фланг французских войск. Мушкетерские роты состояли в основном из юнцов, многие из которых получили в этом сражении боевое крещение, однако они не уступали в храбрости закаленным бойцам из числа жандармов и гвардейцам из легкой кавалерии. Их храбрость оказалась даже чрезмерной: ринувшись вперед и прорвав линию врага, мушкетеры остановились лишь тогда, когда поняли, что остальные кавалерийские части французов смяты и они окружены. Тогда они стали отчаянно пробиваться к своим, неся потери: в роте «серых мушкетеров» погибли тринадцать человек, еще сорок пять, включая их командира маркиза де Жансона, были ранены; «черные мушкетеры» потеряли двадцать три человека убитыми и около тридцати ранеными; их командир граф де Каниллак получил несколько ранений, ему раздробило челюсть.
Франко-испанские войска потеряли около шести тысяч солдат пленными. Согласно законам того времени, пленных уже не расстреливали; противоборствующие стороны обменивались военнопленными по спискам-картелям: лейтенанта меняли на лейтенанта, капитана – на капитана, а рядовых – по «количеству штук», причем если одна из сторон не могла предоставить равнозначного количества пленных, то должна была уплатить сумму в размере месячного жалованья за каждого солдата. В 1643 году, после битвы при Рокруа, когда герцог Энгиенский (будущий Великий Конде) разбил испанцев, население Руана кормило шесть тысяч военнопленных, затем французский король возместил этому городу убытки, получив, в свою очередь, компенсацию от испанского короля.
В числе плененных при Ромильи был и двадцатишестилетний мушкетер Жан Клод Одрен де Кердрель: он получил несколько тяжелых ран и, будучи без сознания, попал в руки врага. Через полгода, 23 ноября, голландцы предоставили ему четырехмесячный отпуск, чтобы повидаться с семьей, но благодаря обмену пленными ему не пришлось возвращаться в неволю. В 1708 году в сражении при Уденарде (также проигранном) мушкетеры потеряли пленными только двух человек.
На следующий год обе роты снова были во Фландрии, поддерживая армию под командованием маршала де Виллара. 11 сентября они участвовали в битве при Мальплаке и со своим неизменным бесстрашием пять часов подряд выдерживали огонь тридцати пушек; семидесятилетнему прапорщику «серых мушкетеров» д'Эгреберу, командовавшему ротой, ядром оторвало обе ноги. Когда противник прорвал ряды французов в центре и на левом фланге, мушкетеры вместе с еще тремя эскадронами ринулись на кавалерию врага, чтобы предоставить пехоте с правого фланга возможность отступить. Атака следовала за атакой, мушкетеры с удивительной быстротой смыкали ряды и восстанавливали строй; так продолжалось до тех пор, пока они не получили приказ отступить, что и сделали «с величайшим хладнокровием и спокойствием».
Упорядоченное отступление, благодаря которому французскую армию удалось спасти от полного разгрома, следовало поставить в личную заслугу Пьеру де Монтескью, отслужившему в мушкетерах двадцать три года, а затем ставшему генерал-лейтенантом. Во время сражения под ним убило трех лошадей, сам он был ранен; 15 сентября 1709 года король лично произвел его в маршалы Франции.
Сражение при Мальплаке было для Франции «победным поражением»: обескровленный противник отказался от продвижения в глубь страны, военные действия удалось перенести во Фландрию и Германию, и в конечном счете Людовик XIV добился-таки своего, то есть Испании.
Возможно, после этого монарх решил не рисковать своими элитными войсками, и мушкетеры не смогли отомстить за Рамильи и Мальплаке: маршал де Вилл ар не позволил им вступить в бой с герцогом Мальборо на Шельде в 1711 году, остановив их своим приказом, когда обе роты уже шли в атаку, а в следующем году Фрибург сдался прежде, чем начался штурм, и мушкетеры снова потеряли возможность отличиться.
Французы сколько угодно могли смеяться над герцогом Мальборо, сложив про него песню «Мальбрук в поход собрался»: это был злой смех сквозь слезы и стиснутые зубы. Реванш за поражения удалось взять только во время войны за Австрийское наследство (1740-1748), в которой французы одержали победы при Фонтенуа (1745), при Рокуре (1746) и при Лауфельде (1747). Но это не было началом новой эры, наоборот: это был прощальный привет уходящей эпохи; так воевать больше было нельзя.
Сражение при Фонтенуа состоялось 11 мая 1745 года; французскими войсками командовал умирающий маршал Саксонский (он страдал от водянки, и его носили в плетеном кресле); поддержать их морально явился Людовик XV с дофином. Людовик Возлюбленный отнюдь не был воином и прибыл на поле боя, потому что «так надо». Зато он умел произносить исторические фразы. Морицу Саксонскому он сказал, что после битвы при Пуатье (1356) ни один из французских королей не сражался радом с сыном и никто после Людовика Святого не выигрывал сражения с англичанами, так что он надеется стать первым.
Сражение началось в пять часов утра. Первой в бой двинулась пехота; первую шеренгу центра составляли французские гвардейцы. Когда противники находились на расстоянии пятидесяти шагов друг от друга, английские офицеры сняли шляпы и поклонились французам. Граф де Шабанн, герцог де Бирон и все французские офицеры ответили тем же. Лорд Чарльз Тэй, капитан английских гвардейцев, сказал: «Господа французские гвардейцы, стреляйте!» Граф д'Отрош, лейтенант гренадер, отвечал: «Господа, мы никогда не стреляем первыми, стреляйте сами».
Беглый огонь снес всю первую шеренгу: шестьсот солдат и пятьдесят двух офицеров. Сам граф получил семь пуль (однако потом оправился от ран и дожил до восьмидесяти лет).
Этот эпизод часто цитируют как анекдот, отлично характеризующий «войну в кружевах». На самом деле французы выполняли ордонанс конца XVII века, который предписывал войскам принимать первый залп на себя. Возможно, это было связано с несовершенством огнестрельного оружия, на перезарядку которого уходило много времени. Перед сражением при Лансе 17 августа 1648 года, в котором армия принца Конде противостояла войскам австрийского эрцгерцога Леопольда, принц обратился к солдатам с такими словами: «Друзья, вспомните Рокруа, Фрибур, Нердлинген. Мы должны победить или умереть. Идите в один ряд. Во что бы то ни стало, сохраняйте боевой порядок. Примите первый вражеский выстрел на себя, и лишь после этого стреляйте сами».
Итак, англичане шли медленно, как на параде. Плотно сомкнув ряды, колонна англичан и австрийцев неумолимо продвигалась вперед, ряд за рядом выкашивая французов. Французская конница шла в атаку шагом или рысью, с саблями наголо, не пользуясь огнестрельным оружием.
Все участники сражения словно состязались в стойкости и выдержке: генерал-лейтенант шевалье д'Аше, которому раздробило ногу, докладывал обстановку королю, не выказывая боли, пока не упал без чувств. После него к ставке на взмыленном коне прискакал герцог де Ришелье. «Моя новость в том, что сражение будет выиграно, если этого захотеть, – заявил он, – а мое мнение – что нужно немедленно выдвинуть четыре пушки в лоб колонны. Артиллерия ее остановит, а военная свита короля и другие войска окружат; нужно рассредоточиться и атаковать».
Говорят, что Людовик XV плакал, давая согласие на план герцога: ему было жаль своей гвардии. Свиту бросили в бой; мушкетеры пустили лошадей в галоп, однако офицеру де Монтескью пришла в голову счастливая мысль атаковать сомкнутыми рядами, а не врассыпную, как прежде. Общий штурм длился не больше восьми минут, но за это время погибли семьдесят три французских офицера, в том числе пять полковников и пять гвардейских капитанов, 55 человек были тяжело ранены, 464 получили легкие ранения, однако неприятель обратился в бегство. К часу дня все было кончено. Потери врага составили около четырнадцати тысяч убитыми и ранеными, а французов – семь тысяч. «Смотрите, какова цена торжества, – горько изрек король, идя по полю, усеянному трупами, – кровь наших врагов – кровь человеческая; подлинная слава – избежать ее пролития».