Страница 67 из 166
«При наступлении весны я получил от братьев письмо, которым они меня уведомляли, что дядя Виктор Павлович… намерен весною прибыть в Диканьку. Ввиду этого известия, я с братом Василием Васильевичем собрался ехать в Диканьку, чтобы посетить нашего почтенного дядю Виктора Павловича Кочубея. Вместе с дядей приехала в Диканьку племянница графини Кочубей, княжна Софья Николаевна Вяземская. За несколько лет перед тем Софья Николаевна имела несчастие лишиться матери… Короче сказать, княжна мне очень нравилась, и у меня родилась мысль искать ее руки…
Собравшись с духом, я объяснился с княжною, и надо сказать, что это было престранное объяснение. Софья Николаевна была изумлена, но, однако ж, дала согласие. Мы в радости сейчас же побежали к тетушке объявить ей о нашей взаимной любви. Но тут нашему счастию случилась новая преграда: тетушка объявила решительно, что она очень рада этому союзу, но что княжна имеет отца и без его согласия она ничего не может сделать. Поэтому она советовала мне сейчас же написать письмо к князю Вяземскому, а между тем настаивала, чтобы я немедленно уехал из Диканьки. С смущенным сердцем я возвратился в Ярославец вместе с братом Василием Васильевичем, в нетерпении ожидая ответа от князя Вяземского»{83}.
«Кодекс светских приличий» позволял жениху ежедневно бывать в доме невесты. «Девица Чернова действительно была красоты необыкновенной. Через несколько недель знакомства Новосильцов сделал ей предложение и, получив согласие родителей ее на брак, уговорил мать переехать в Петербург, где, поселившись в одном доме с ними, бывал у них ежедневно и, как жених, даже выезжал в своем экипаже вдвоем с невестой»{84}.
Поведение девушки-невесты находилось под пристальным вниманием света. 21 ноября 1836 года Дантес писал своей невесте Екатерине Николаевне Гончаровой: «Еще новость: вчера вечером нашли, что наша манера общения друг с другом ставит всех в неловкое положение и не подобает барышням. Я пишу вам об этом, поскольку надеюсь, что ваше воображение примется за работу и к завтрашнему дню вы найдете план поведения, который всех удовлетворит; я же нижайше заявляю, что ничего в этом не смыслю и, следовательно, более чем когда-либо намерен поступать по-своему»{85}.
Жених и невеста могли появляться в публике только в сопровождении старших. В очередной раз обратимся к воспоминаниям М. Дмитриева:
«По принятому обычаю, следовало было кому-нибудь из старших делать с женихом и невестой визиты; но тетки почти ни с кем не были знакомы; а Сергей Иванович всех знал, и все его знали, но только по праздничным визитам. Нашли вот какое средство показать невесту: прогулку по большим улицам. Она шла обыкновенно впереди, под руку с женихом, в турецкой шали, которая лежала на локтях, а сзади тащилась по земле. За ними охранителем девственности шел Сергей Иванович; а за ним лакей в ливрее и в трехугольной шляпе. Так эта процессия проходила мимо домов, чтобы все видели из окон, что это жених и невеста»{86}.
«В те времена девушка из хорошей семьи не могла жить одна; она должна была жить или в доме супруга, или у родных. Следовательно, ей надо было выйти замуж, чтобы быть независимой»{87}.
Существовали правила приличия и для «устарелых девиц». Девушку от 25 до 35 лет называли «кандидаткой» в старые девы, от 35 до 40 лет — «пожилой», в сорок она «старая дева», в пятьдесят — «царь-девица».
«Между бытием тогдашним и нынешним — глубокая пропасть смутных, радостных, тяжких, еще не взвешенных разумом лихолетий. В быте, в семье, во взглядах общества все так изменилось, что невозможно понять душевного облика прежних людей, не припомнив среды, в которой сложились их характеры. Женщина тогда — и женщина теперь… Посадите их рядом и наблюдайте, с каким жадным любопытством они будут разглядывать друг друга и втайне друг другу завидовать: одна — очарованью неизведанной свободы, другая — красоте утраченной женственности»{88}.
Как вести себя устарелым девицам?{89}
«Устарелые девицы по собственной вине имеют обыкновение считать свои лета пятнадцатью годами назад, и каждый раз обвиняет их во лжи зеркало. Они хотят продолжать кокетство молодых своих лет и в старости. Их смешное жеманство, их отвратительная чувствительность, навязчивая дружность делают их для мужчин вдвое несносными и слишком оправдывают презрение к ним молодых девиц.
Устарелые девицы не по собственной вине обнаруживают в своих поступках некоторую робость, некоторую, весьма явную даже, заботливость. Так как их чувствования большею частию противоположны их возрасту; то они всегда опасаются изменить себе. Они жеманны и неразвязны; всегда в замешательстве, всегда как на иглах; но добродушие их и достоинства заставят все это забыть.
Устарелые девицы по своей воле обыкновенно унылы, ненавидят людей и нередко даже несносны. Они убегают общества или оскорбляют оные. Должно щадить несчастных; они имеют право на наше снисхождение.
Из всех сих трех только девицы, состарившиеся по своей воле, имеют нужду в некоторых правилах; ибо первые не заслуживают их, а последние не способны принимать. Но вам, безвинно незамужними оставшимся девицам, вам скажу я несколько слов для совета и утешения.
Ежели вы хотите вести себя прилично, то являйте всегда тихую, но важную покорность; не имейте никакой застенчивости и никаких притязаний. Оказывайте спокойную, невынужденную учтивость и возвышайтесь над низкими страстями ненависти и тщеславия.
Избегайте всякого случая быть смешными; ваши приемы и одежда не должны отличаться странностию. Не ищите выказывать себя; откажитесь от суетного домогательства блистать чем-нибудь, особенно ученостию.
Издеваются ли над вами? Кажитесь принимающими это в шутку и отражайте оную без огорчения. Вы легко обезоружите насмешников и будете в рассуждении их безопасны. Удаляйтесь от молодых людей обоих полов и оказывайте мужчинам не иное что, как холодную учтивость. Не попускайте печали угнетать вас; ободряйте самих себя и утешайтесь тем, что страдания суть общий нам удел. Что иное жизнь как не сновидение, исполненное неприятностями! Сколько несчастных супружеств! Сколько семейственных бедствий! Сколько исполненных отчаяния матерей!
Ежели бедность и огорчения соединяются для сугубого нашего несчастия, то вспомните, что всем страданиям есть предел; одно мгновение предает всех нас смерти. Ах! вы можете умереть спокойнее, не оставляя по себе плачущего супруга, беспомощных детей. Вы идете мирно и весело из света, ибо обрели в смерти жениха себе».
Обращение с кавалерами{90}
«Эта многообъемлющая статья могла бы быть очень обильна содержанием своим, но я ограничиваюсь только внешним, поверхностным, общественным отношением молодых девиц к окружающим их кавалерам и сообщаю им кратко некоторые замечания….
Вы молоды и прекрасны, следственно кавалеры будут с вами вежливы и внимательны и вы скоро узнаете и изучите часто повторяемое слово: «любезничать». Но опасайтесь этим вежливостям придавать большую важность и знайте, что они часто бывают внушением одного мгновения, которое иногда ласкает самих почитателей самолюбивою мыслию — быть во мнении других любезными, а часто также бывают эти вежливости привычкою кавалеров говорить дамам льстивые комплименты.
Умейте считать такие ласкательства тем, чем они есть в своей сущности, т. е. общежительным пустословием, вообще при всяком удобном случае обыкновенно употребляемым. Не давайте излишней цены этой фальшивой монете при ее получении и не считайте себя самих ничего не значащими, если обманчивый звук этой монеты не касается вашего слуха. Кавалеры по большей части стараются любезничать и ухаживать не около самой прекрасной, самой образованной, самой любезной девицы, но чаще увиваются около самой тщеславной, легкомысленной, не имеющей ни нежной чувствительности, ни осторожного благоразумия.