Страница 44 из 79
Но самое большое удивление вызывал человек, это животное, одновременно ученое, предприимчивое и, как говорил Аристотель, политическое. В Индии греки обнаружили самые поразительные образчики человека. Они были потрясены мудростью факиров и гимнософистов, голых философов, во всем превосходивших киников и софистов Греции и обретавших столь высокое духовное могущество, что тело больше их не интересовало: философ Каран, например, живым взошел на свой погребальный костер. Македоняне преследовали поднимавших против них население Индии брахманов, однако не могли не восторгаться их хладнокровием и спокойствием перед смертью. Путешествие к границам мира научило греков, любознательных до всего, чего не знали прежде, относительности морали и нравов, а возможно, даже относительности добра. Азиатские женщины не без успеха пытались утвердить их в мысли, что красоту можно отыскать повсюду и она раскрывается не на войне, а в любви. Побывав в Персии, Согдиане, в высокогорной долине Инда, жители Балкан, столь гордившиеся своей силой и успехом, вынуждены были признать, что предполагаемые варвары оказались столь же цивилизованы, как они сами, если не больше. Определяя цивилизацию как сложный комплекс техники, институтов и нравов, эти великие путешественники в конце пути обнаружили, что держава, которую они собирались завоевать, превосходит их в этих трех областях. Не без основания македонский завоеватель так тщательно охранял художников, администраторов и законы своего предшественника.
Изнеженная Азия? По́лно! Великая, неисчерпаемая, изобильная Азия!
Глава V
ВЗЯТИЕ ГОРОДОВ
Полиоркетикой(от двух древнегреческих слов полис— город и herkos— укрепления) называют искусство осады и взятия городов. Деметрия, сына Антигона Одноглазого и царя Македонии, правившего с 297 по 286 год, называли Полиоркетом, «Осаждателем городов». С тех пор как на Ближнем Востоке возникли первые укрепления, около двух тысяч лет назад, судьба государств, а то и целых народов, зависела от взятия и покорения городов. Чтобы атака превосходила защиту, чтобы в ней было меньше показного хвастовства и больше научного подхода, из поколения в поколение трудились три категории исследователей, в высшей степени специализированных в военной области, а именно архитекторов, техников ( demiourgoi) и механиков. С развитием точных наук, совершенствовавшихся на протяжении IV века, и составлением Архитом из Тарента для узкого круга, приблизительно с 380 года, первых трактатов по прикладной механике в области винта и блока, техника всё теснее сближается с арифметикой, которая вычисляет, и геометрией, которая отмеряет. Основываясь на числе и пропорциях, на чертеже и геометрических фигурах, а также на экспериментальной работе, техника была в состоянии давать всё более точные и предсказуемые эффекты. Около 360 года, еще до Филона из Афин и Диада из Фессалии, современников Филиппа и Александра, и задолго до Пирра, царя Эпира, Эней Тактик пишет «Полиоркетику», которая дошла до нас. Здесь, наряду с технологией и рассуждениями о военной технике, заявляет о себе подлинная воля к рационализации. То же самое наблюдалось и в прочих его трактатах об использовании огня и шифрованных посланиях, об организации армии и о финансовых проблемах, которые возникают в связи с войной. Кроме того, он прекрасно понимал, сколько методической подготовки, планирования и расчета предполагает армейский обоз с его повозками и машинами, skeuophora.У Филиппа, окружившего себя лучшими техниками и инженерами своего времени, уже во время осады Фер в 354 году ничего не было оставлено на волю случая. Попытаемся, в свою очередь, методично рассмотреть его инструменты, прежде чем привести их в действие или, выражаясь словами Аристотеля, учителя Александра, прежде чем перейти «от потенции к акту». Разумеется, своими успехами в полиоркетике Великая армия вторжения была обязана как совершенству машин, так и атакующему напору, то есть храбрости одних и предательству других.
Инженеры и техники
Инженеры Филиппа и его сына смогли сделать более эффективными четыре вида механизмов, известных сицилийцам уже в начале IV века до нашей эры, но значительно улучшенных: арбалет, или лук с направляющей; баллисту, или скорпион, своего рода большой арбалет, установленный на лафет; oxybelos, или катапульту, с двумя торсионами [42] , которая стреляла длинными и толстыми пиками; lithobolos, или petrobolos, своего рода камнемет или шаромет. Все описания, все изыскания научного характера, которыми мы располагаем, появились гораздо позднее Азиатского похода. Они восходят либо к Филону Византийскому, жившему в конце III века до нашей эры, либо к Герону Александрийскому, веком позднее, либо к Афинею или Витрувию, еще век спустя. Что касается чертежей, сопровождающих тексты, они созданы средневековыми монахами и, следовательно, являются точно такими же интерпретациями, как и современные. Кроме того, следует сказать, что производство оружия всегда относилось к сфере государственной тайны, а конструкторы точных инструментов, одновременно столяры и инженеры, были еще и творцами, никогда не повторявшимися в своих произведениях. Великолепный механизм оставался уникальным, исключительным изделием, создатели которого испытывали гордость настоящих художников. Они даже ставили на них свои имена: Полиэд, Диад, Харий… В прочем же форма и мощь механизмов по необходимости менялись в зависимости от используемого материала и его сопротивления обработке, а также заданной цели.
Метательные орудия
Арбалет на самом деле — усовершенствованный лук. Древние называли его «эвтитон», поскольку лук «натягивается в прямом направлении» [43] по деревянному цевью с направляющей, нижний конец которого снабжен полукруглой ручкой. Два плеча лука из рога, кизила и даже металла (?) присоединяются к деревянному цевью с боков. Тетиву из кишок животных тянут вдоль цевья с помощью крючка с выступами, которые цепляются за две боковые кремальеры. В принципе арбалет можно натянуть, упирая в живот деревянный полукруг на нижнем конце, откуда и его название gastraphetes — гастрафет, как его нередко именуют до сих пор. Также можно предполагать, что, подобно нашим средневековым арбалетчикам, древние упирались заостренным концом своего оружия в землю, после чего налегали грудью или животом на закругленный конец и руками тянули тетиву на себя до фиксирующего выступа или крючка на направляющей [44] . Затем в желобок цевья помещали стрелу. Нажав пальцем на курок, тетиву отпускали и она выталкивала оперенную стрелу. Стрела летела на расстояние в 100 и даже 150 метров. Преимущество этого оружия заключалось в его точности. Стреле придавалось направление, подобно снаряду в стволе пушки. Стабильность и точность стрельбы возрастали еще больше, если арбалет помещали на фиксированную опору, ствол дерева или выступ стены. С другой стороны тридцатиметрового рва стрелок мог положить стрелу с металлическим оперением в узкую бойницу. Кто бы там ни показался, с ним было покончено. Оружие, надолго забытое после падения Римской империи, так же надолго сделалось абсолютным оружием стрелков и охотников — настолько, что церковь вынуждена была его запретить. Арбалетная стрела, до сих пор сохранившаяся на игральных картах [45] , остается предвестником гибели. Арбалетчик не просто убивает: он забивает людей, как скот.
Баллиста, буквально «метательница», всего только повторяла, во внушительных размерах, предыдущее орудие смерти. Она устанавливалась на деревянном основании или лафете и, следовательно, повышала свою устойчивость. Баллиста была съемной, а значит, с ней было удобно управляться. Пускали из нее не только карро, но и стрелы, иногда до двух локтей (92 сантиметра) длиной, и даже две сразу, поскольку цевье могло иметь несколько желобов. Плечи лука, гораздо более широкие, были слишком твердыми и толстыми, чтобы человек мог натянуть эту настоящую рессору собственными силами; приходилось пользоваться рукоятью ворота, чтобы натянуть крюк тетивы и ее спусковой механизм вдоль длинной кремальеры и зарядить направляющую. Разворачивая цевье ложи на лафете, стрелок изменял угол и направление выстрела, как в настоящей пушке. Это орудие было довольно легким и удобным в использовании при осадах, на полях сражений, а также на корабельных мостиках и во время переправ через большие реки Азии. Когда армия переправлялась на плотах через Сырдарью около Ходжента, ее военные орудия, в ту пору (в сентябре 329 года) очень многочисленные, вносили смятение в ряды скифской конницы. Стрелы дальнего радиуса действия, снабженные тремя крылышками, подобные тем, что были найдены в Олинфе (348 год), должны были пронзать не только коней, но и кожаные и войлочные доспехи всадников, а возможно, даже доски и изгороди. Снаряженные горючими материалами, они проливались на противника огненным дождем. Цифры нам не известны. Все реконструкции военных музеев в Риме, Париже, Сен-Жермене… не идут дальше предположений.