Сачок для ночной бабочки

Татьяна Луганцева

Сачок для ночной бабочки

Глава 1

– Депрессия… у меня депрессия… депрессия… – на разный лад пробовала это слово Яна, глядя в карманное зеркальце. – Депрессия… – нараспев повторила она. – Какое красивое слово «депрессия», «импрессия», «экспрессия»… Короче, вот я и докатилась!

Яна Цветкова, женщина лет тридцати с хвостиком, сидела перед дверью с табличкой «Психолог» в одном из крупных медицинских центров. На консультацию к данному специалисту ее отправил лечащий врач, которому она пожаловалась на головокружение и постоянные головные боли, после того как объективные методы обследования не выявили у нее никаких изменений. И вот Яна послушно притащилась к психологу и ожидала приема.

Она была высокой, очень худой, с длинными руками, ногами и белыми волосами, стянутыми в хвост на затылке. Черные, тонкие брови вразлет, прямой нос; большие голубые глаза смотрели на мир с вызовом. Пухлые губки кривились сейчас, словно у обиженного ребенка. Ее нельзя было назвать красавицей, но внешность Яны была очень яркой и запоминающейся. Увидев один раз, не запомнить ее было невозможно. Этому способствовали большое количество украшений, всегда имевшихся на ней, словно на новогодней елке, и склонность молодой женщины к дорогой, но аляповатой и совершенно не сочетающейся одежде. Вот и сейчас Яна нарядилась в короткую трикотажную юбку ярко-красного цвета, сетчатые черные с красными розочками колготки и ярко-зеленый джемпер. Рядом с ней на соседнем стуле лежали небрежно брошенные розовая сумка известной фирмы и черная куртка из лакированной кожи, которая гармонировала только с лакированными же полусапожками на высоченных шпильках.

Захватанная множеством рук дверь дрогнула, в коридор вышел молодой человек с горящим взором, явно настроенный психологом на позитивный лад. Он решительно прошагал мимо Яны. Цветковой захотелось кинуться вслед за ним по больничному коридору, но из-за двери уже выглянула добродушная миловидная женщина.

– Яна Карловна Цветкова? – спросила она, сверяясь со своими записями.

– Я… – обреченно вздохнула Яна.

– Проходите, – пригласила женщина.

Фигура ее была такой же круглой и пышной, как и лицо с полными щеками. Голову украшали куцые волосы, выкрашенные неожиданно для ее солидного возраста в ярко-рыжий цвет, а на толстых коротких пальцах красовались массивные золотые перстни с разноцветными камнями, как у Хозяйки Медной горы.

Кабинет психолога был небольшим, но уютным, занавески на окнах производили благоприятное, этакое «домашнее» впечатление. Имелись здесь кресло и стол для врача, заваленный папками и бумагами, и большое удобное кресло явно для пациента.

– Присаживайтесь, – пригласила Яну психолог.

Стенку нежно-салатового цвета в кабинете украшали дипломы и сертификаты, свидетельствующие о семинарах, курсах повышения квалификации и международных конгрессах.

– Разрешите представиться, Ада Валерьевна Анисимова. Психолог. Окончила психологический факультет МГУ, имею опыт работы больше двадцати лет, владею многими методиками психоанализа и психокоррекции личности. Поближе мы с вами познакомимся во время нашей долгой доверительной беседы. Ложитесь на кушетку и попытайтесь расслабиться.

Только сейчас Яна заметила кушетку, стоящую у стены.

– Ложиться? – не поняла она.

– Именно. Вам нужно полностью расслабиться, и ничто не должно угнетать вас, – заверила Ада Валерьевна.

Постукивая каблучками, Яна подошла к кушетке и легла на нее, стянув резинку с затылка – с хвостом из длинных волос лежать было бы неудобно. Уставившись в белый потолок, Яна вовсе не почувствовала себя расслабленной, скорее, наоборот. Она ощутила себя как на операционном столе, только препарировать сейчас собирались не ее тело, а душу.

– Кто вам посоветовал обратиться ко мне? – спросила Ада Валерьевна, водрузив на нос картошкой сильно увеличивающие ее глаза очки в золотой оправе.

– Терапевт.

– С какими симптомами вы обратились к доктору?

– Слабость, апатия, головокружение, головные боли…

– Это все симптомы тревоги. Не находите? – уточнила психолог, начиная что-то записывать в толстую тетрадь. – Ну да ладно! Хочу предупредить вас, Яна: от степени откровенности ваших ответов зависит, смогу я помочь вам добрым профессиональным советом или нет. Я как священник, если хотите. Со мной надо говорить начистоту. Еще обязана вас предупредить, что я очень жесткий психолог, не сюсюкаю и не жалею, а рублю всю правду-матку своим пациентам. И многим это во мне не нравится. Будьте готовы посмотреть правде в лицо. Готовы?

– Всегда готова! – выдавила Яна. – За тем я и пришла. Я словно запуталась в своей жизни.

– Ваш возраст? – спросила психолог.

– У женщин не спрашивают.

– Я вас умоляю, Яна! С первого вопроса вы увиливаете в сторону, – поморщилась психолог.

Яна ответила ей «правду-матку».

– Возраст Христа… – задумалась психолог.

– Что? Вы это к чему? Я не отождествляю себя с Христом, – дернула длинными ногами Яна.

– Нет, просто переходный возраст, весьма переходный. Когда человек уже подводит кое-какие итоги. Это возраст, когда женщина, глядя на себя в зеркало, понимает, что ей уже не двадцать лет.

– Ага! А впереди сорок, пятьдесят и шестьдесят, – подала голос Яна, – что отнюдь не вселяет надежды на молодость…

– Комплекс старения? – оживилась психолог. – Боитесь взрослеть?

– А кому хочется? – вопросом на вопрос ответила Яна.

– Любой возраст хорош с философской точки зрения, – возразила Ада Валерьевна.

– Так это с философской, а не с житейской, – возразила пациентка.

– Обычно такое наблюдается у красивых женщин. Вы почувствовали снижение внимания со стороны мужского пола?

Яна поморщилась.

– Вот уж что рада была бы почувствовать… Так нет, мужчины были и раньше, есть и сейчас… И, судя по их горячим признаниям в любви, они не собираются оставить меня в покое и в дальнейшем. По крайней мере, в ближайшем будущем.

Психолог поправила очки на носу, нервно заерзав на стуле.

– Расскажите о вашем детстве. Вы были любимым ребенком?

– Я была единственным ребенком, – ответила Яна.

– Вы ощущали родительскую любовь? – чуть изменила вопрос психолог.

– Я фактически не видела родителей, – ответила Яна. – Мама все время пропадала в театре на репетициях – она была и есть отличная актриса нашего провинциального ТЮЗа, а отец… Отец все свободное время посвящал зеленому змию – он всегда пил.

– Он кто по профессии? – уточнила Ада Валерьевна.

– Отец был плотником, работником сцены. А в последние годы жизни делал гробы на кладбище. Да, вот такой вот диапазон…

– Отца уже нет в живых?

– Он умер. Вернее, ему помогли умереть – убили. Напоили до бесчувственного состояния, зная его слабость, дали свалиться в свежевырытую могилу, и он захлебнулся собравшейся на дне водой, – ответила Яна.

– Какой ужас! – Ручка выпала из рук психолога. – Что вы пережили тогда?

– Шок, – просто ответила Яна. – Но большого душевного родства у нас с отцом не было, и я не билась головой о стенку, смею вас заверить.

– Мама, ваша мама, она счастлива? – спросила психолог, изучая Яну пытливым взглядом.

Яна на минуту задумалась.

– Раньше я считала ее неудачницей, зная о неосуществимой мечте стать знаменитой актрисой, играть в Москве, быть замеченной кинорежиссерами. Отец к тому же всегда пил, да еще и умер довольно рано. Но потом я поняла, что не права. Моя мама неотделима от своего театра, которому отдала всю жизнь, она любима и уважаема зрителями и коллегами, у нее всегда были поклонники. Как ни странно, она очень любила отца… У нее была насыщенная и вполне счастливая жизнь. Да, я думаю, что она счастлива. Моя мать – очень гордая женщина, и она никогда никому ни на что не жаловалась.

– У нее сильный характер? – уточнила психолог.

– Да, именно так! Лучше не скажешь.