Страница 14 из 55
Карим — это другое дело. За день до окончания рамадана мы поехали в наш дворец в Джидде, расположенный на побережье Красного моря. День клонился к вечеру, и мы сидели с Каримом и дочерьми в саду, ожидая окончания последнего дня рамадана. Я заметила, что Карим внимательно смотрит на меня. Он выглядел таким озабоченным, что я начала беспокоиться. Неужели Амани не сдержала слова, данного Саре? Неужели моя дочь рассказала Кариму о моем позорном, невменяемом состоянии во время его поездки в Японию?
Я хотела спросить Карима, чем он озабочен, но боялась услышать что-либо неприятное. Я ждала, когда Карим заговорит сам.
— Султана, — начал он, улыбаясь, — хочу тебе сказать, что очень горжусь тобой.
Ожидая критики, я была немало смущена этим комплиментом. Я сидела и смотрела на него, не проронив ни слова. Что бы это значило?
— Да, я очень горжусь тобой, — повторил он.
Взгляд Карима был полон такой любви, что я подумала: сейчас он меня поцелует. Но так как эта беседа происходила в дневное время и пост рамадана еще не закончился, он просто погладил меня по руке.
Озадаченная, я смогла только произнести:
— Гордишься?
— Да, дорогая. — Его улыбка становилась все шире. — Султана, с первого года нашего брака я наблюдаю, какой внутренней борьбы тебе стоит каждый месяц рамадана. Я знаю, что тебе в тысячу раз труднее поститься, чем всем остальным. И ты выдержала.
Я была смущена и не знала, что мне делать. Хотя я и думала, что будет лучше никому не рассказывать о том, что я нарушила пост, мне было неловко принимать поздравления по поводу подвига, которого я не совершала. Меня начала мучить совесть.
Я знала, что должна сказать мужу правду, какой бы горькой она для нас обоих ни была.
— Но, Карим…
— Не отрицай, Султана. Ты заслужила и получишь вознаграждение за то, что сдержала данный обет.
— Карим, я…
— Дорогая, я давно понял, что Аллах создает одних более духовными, чем других. И, на мой взгляд, Он делает это преднамеренно. Несмотря на то что такие люди создают иногда проблемы, в результате все образуется к лучшему. — Он нежно улыбнулся, не сводя с меня глаз. — И ты, Султана, как раз и относишься к таким людям.
— Нет, нет, Карим, я должна тебе сказать, что…
Карим зажал мне рот рукой.
— Я часто думал, что из всех, кого я знаю, ты чувствуешь все гораздо глубже и твои сильные чувства часто доставляют тебе огромные страдания.
— Карим, послушай…
Тут вмешалась Маха:
— Мама, папа прав. Ты будешь вознаграждена сторицей за свои усилия побороть пристрастия к земным удовольствиям. — Маха весело посмотрела на Карима: — Я тоже очень горжусь мамой!
Тут уж я не выдержала и вскричала:
— Нет. Вы не понимаете! — Я закрыла лицо руками, и у меня из груди вырвался тихий стон: — Вы не понимаете. Я заслужила наказания!
В эту минуту я вдруг почувствовала, что у меня достаточно мужества объяснить, почему я так сильно нуждаюсь в искуплении, и признаться, что я не так чиста, как все они думают.
Но в этот момент Амани решила поддеть меня, насмешливо заметив:
— Вы хвалите мусульманку за то, что она сделала самый минимум из того, что требуется от каждого мусульманина.
Не обращая внимания на Амани, Карим отнял мои руки от лица и озадаченно спросил:
— Наказания? За что, Султана?
У меня не было никакого желания признаваться в своих слабостях перед таким жестокосердным ребенком, как Амани. Я выдохнула и сказала:
— Я должна искупить свои прошлые грехи.
Я испытывала чувство вины, глядя в сияющие от гордости и любви глаза Карима. Как могла я так низко пасть? Опустив голову, я пролепетала:
— Ты же знаешь, я всегда грешила.
И вот теперь я занялась обманом, что еще больше отягощало чувство моей вины. Я была уверена, что Господь серьезно меня накажет за мою постыдную ложь. Я про себя поклялась, что, как только мы окажемся с Каримом наедине, тут же все исправлю. Признаюсь ему во всем.
Мои мысли устремились к маме. Я вздохнула и непроизвольно произнесла:
— Жаль, что с нами нет мамы.
Амани язвительно заявила:
— Только слабый не может принять волю Господа.
Я посмотрела на Амани с болью и жалостью.
Она открыла было рот, явно намереваясь еще раз оскорбить меня, но Карим строго и негодующе посмотрел на нее:
— Амани, мы почти подошли к завершению рамадана, а ты оскорбляешь свою мать!
Это заставило Амани смолчать.
Внезапно из громкоговорителя соседней мечети раздался мелодичный голос, объявляющий, что новая луна, знаменующая собой приход нового месяца шавваль, десятого месяца по новому летоисчислению с года хиджры, отмечена на небе. Рамадан закончился! Наступает время праздника Ид аль-фитр. Мы радостно бросились обнимать и поздравлять друг друга и наших слуг, и каждый молил Господа, чтобы тот даровал ему здоровья дожить до следующего рамадана.
Наступило мое любимое время, хотя моя радость была немного омрачена сознанием того, что я никак не искупила свои грехи.
Ид аль-фитр, особый праздник ислама, продолжается три дня, и во время него происходит много разнообразных мероприятий, организованных правительством, например фейерверки, поэтические вечера, театральные спектакли, живописные конкурсы и фольклорные песенные концерты. Во время праздника все навещают своих родных и друзей, дарят друг другу подарки.
Мы праздновали до самого утра, пока первые лучи утреннего солнца не позолотили горизонт. Так что в эту ночь у меня не было никакой возможности покаяться Кариму.
На следующее утро после бурно проведенной ночи мы в изнеможении проспали до полудня. Лежа в постели, я убеждала себя рассказать Кариму, что нарушила обет, но, одевшись, он напомнил мне, что в этот день ему надо быть в джиддском дворце нашего любимого короля Фахда. Карим очень почтительно относился ко всем традициям Ид аль-фитра, и я решила, что лучше разговор перенести на потом.
Однако в душе у меня было неладно. Признаюсь я Кариму или нет, но я должна сделать что-то во искупление греха. И должна я это совершить до того, как отправлюсь с подарками к своим родным.
Карим уже стоял у двери, готовый уйти, когда я подбежала к нему и взяла его за руку.
— Дорогой, ты не забыл? Я очень хочу в этом году накормить бедных. — Я держала его за рукав. — Даже больше, чем в предыдущие годы.
Карим заулыбался:
— Неужели мне нужно на этот раз кормить больше народу, чем в тот год, когда ты съела огромное блюдо печенья с финиками?
Я залилась краской и, прикусив губу, ответила:
— Да.
Этот ужасный случай произошел два года назад во время рамадана. Наши повара несколько часов мешали специи, муку и финики, готовя печенье, которым наша семья должна была полакомиться по завершении вечерней трапезы. Все утро запах этого вкуснейшего печенья распространялся по всему дворцу, и у меня текли слюнки от желания попробовать мой любимый десерт. Я так изголодалась во время поста, что совсем потеряла разум и весь день только и мечтала что о финиковом печенье.
Во второй половине того же дня, узнав, что все разошлись по своим комнатам отдыхать, я незаметно проскользнула на кухню. Мои мысли были настолько заняты печеньем и как бы его попробовать, что я не заметила Карима. Спрятавшись за дверцу холодильника, чтобы меня никто не обнаружил, я стала уплетать одно печенье за другим.
Карим молча наблюдал, как я предавалась обжорству. Потом он сказал мне, что, увидев, как первое печенье исчезло у меня во рту, он прагматично решил, что теперь все равно, съем ли я сотню или всего одно печенье, — грех одинаковый.
Насмешливая улыбка Карима расползлась еще шире, когда он увидел, как мне неловко от этого воспоминания.
— Поверь, Султана, нет никакой необходимости кормить такое количество семей, какое я накормил в прошлом году из-за того, что ты выкурила чуть больше пачки сигарет во время рамадана. Я прав?
— Перестань, Карим! Не издевайся надо мной! — Рассерженная, я отвернулась от него.