Страница 5 из 87
В «Семейных хрониках» Бородиных, где опубликована биография Михаила Александровича, содержится весьма важный комментарий: «Приехав в Свердловск, Юрий не нашел ее (рукопись. — Н. С.) среди своих вещей и решил, что она затерялась где-то в пути. Ему и в голову не приходило, что ее могли изъять на границе при досмотре багажа. И вот спустя полвека рукопись к нему вернулась. Помогла случайность. Соседом Юрия оказался человек, связанный с органами госбезопасности, и благодаря этому обстоятельству Юрий смог забрать рукопись из архива КГБ».
Сам Михаил Александрович вернулся на родину в 1954 году в возрасте 74 лет, а спустя два года умер…
Петр Павлович Меньшиков, крестьянин Тобольской губернии Курганского уезда Белозерской волости, приехал в Читу, служил приказчиком в обувной торговой фирме братьев Самсоновичей, а когда владельцы фирмы приняли решение перебраться в Китай, в Харбин, вместе с семьей отправился на новое жительство. Впрочем, в Харбине он прожил недолго — Самсоновичи свой пассаж продали (он стал известным чуринским магазином на Пристани), и Меньшиков с семьей уехал в Хунхульди, ближе к Хайлару…
А вот еще история, даже две семейные истории, о которых поведал мне замечательный театральный композитор Григорий Гоберник. Он родился в Харбине и приехал в Советский Союз лишь в 1961 году семнадцатилетним юношей.
«Мой дед, Григорий Матвеевич Гоберник, жил в Чите и унаследовал какие-то мелкие коммерческие предприятия. Начавшаяся Первая мировая война как-то повлияла на эффективность бизнеса, несмотря на удаленность Читы, и дед увидел, что вся инфраструктура КВЖД и столицы Маньчжурии Харбина тем не менее процветает, и перебрался из одной части России в колониальную часть той же России. Весь Китай был разрезан Антантой, как пирог, на сферы влияния, и эта часть была русская.
Так мой отец Яков Гоберник в раннем дегстве оказался в Маньчжурии. Он был младшим сыном в семье. Еще были старший брат и две сестры. Где-то в 20-х началась эпидемия холеры, от которой умер мой дед, вскоре умерла и бабушка. Отец в 13 лет остался сиротой, со старшим братом и двумя сестрами. Правда, старший его брат, Евсей, был на 14 лет старше. Не было им завещано никакого серьезного состояния, поэтому все по мере сил начали работать, и мой отец, еще будучи школьником, начал подрабатывать извозчиком. Таких вот мальчишек набирали себе в помощь те, кто имели несколько лошадей, особенно на субботу и воскресенье, когда люди гуляли, много ездили. Так что рабочий стаж моего отца пошел с 13 лет. Нам сегодня это может показаться странным, но, тем не менее, когда уже совсем в другие времена рос я, по традиции меня отдали в ученики киномеханика и параллельно со школой я закончил техникум киномехаников в Китае и с 14 лет уже работал. Все эти китайские документы, переведенные и заверенные консульской печатью, по сей день у меня. В нашем собесе, надо сказать, они произвели фурор!..
Так что папа с 13 лет начал общаться с лошадьми. Позже он попал к японцу-хозяину, японец увидел, как он, легкий, невысокого роста, общается с лошадьми, совершенно их не боясь, и начал его учить на жокея. У отца открылся явный талант к этому, а ипподром, как и во всем мире, был в Харбине очень высоко ценимой спортивной культурой. Как и везде, люди ставили на тотализатор большие деньги, проигрывали, выигрывали. И одно из ярчайших воспоминаний моего детства — это горки, уставленные кубками. Папа объездил не только весь Китай, но и Гонконг, и на скаковых, и на рысистых, наполучал премий и гонораров, а затем он отделился от хозяина и открыл свое дело вместе со старшим братом. К тому времени сестры вышли замуж, одна уехала в Австрию, другая в Америку. Году в 90-м я вычислил американскую линию, но никаких сантиментов там не возникло, возможно, они довольно настороженно отнеслись к тому, что у них нашлись родственники в России в период перестройки.
Открыв свое дело — это был конный завод по производству спортивных лошадей, — они с братом научились выращивать и воспитывать этих лошадей, ездили по аукционам, много путешествовали. Видимо, в связи с этим отец, кроме китайского и японского, прекрасно знал английский язык, немецкий, а кроме того идиш и иврит. Отец прекрасно знал молитвы, прекрасно пел и меня научил, хотя ни идиш, ни иврит я, к сожалению, так и не выучил.
Отец был очень дружен со своим старшим братом, мы и в Советский Союз приехали в 1961 году вместе. Для меня дядя совершенно святой человек. Никакого специального образования у него не было, но он был невероятно начитанный человек, знающий, широко образованный. Я вообще удивляюсь, как в то время люди, не заканчивая никаких университетов, были настолько образованы. Правильно говорят китайцы: знаешь один язык — проживаешь одну жизнь, знаешь два языка — проживаешь две жизни… Может быть, за счет такой вот полилингвистики они были, по моим ощущениям, так образованы. Все они много читали, участвовали в любительских спектаклях, посещали частную Харбинскую оперу, если приезжали гастролеры, считалось обязательным побывать на их спектаклях и концертах. Не было для них проблемы угадать, откуда эта ария или из каких романов мировой классики эти персонажи.
В 70-м году умер дядя. А женат он был… вот ведь интересная судьба. Екатерина Ивановна Кашпур, моя золотая тетка, была неграмотная русская крестьянка, уже на моей памяти она брала уроки, училась читать и писать. Она нанялась к моему дяде Евсею экономкой, он не был женат, и надо было вести хозяйство. Они сошлись, детей, к сожалению, у них не было, но, должен сказать, такой нежной любви я не помню даже между своими родителями, несмотря на всю социальную, культурную разницу между дядей и тетей.
А вот история маминой линии.
Мой дед из-под Винницы, фамилия его Ярхо. Он был рекрутирован в конницу где-то в году 1912-м. У него только-только родился сын. А в 1914-м началась война, и в одну из первых же атак немцы, вычислив направление ветра, пустили газ и, фактически, все там и полегли. Деда вытащили, с трудом реанимировали, но воевать он уже не мог, всю жизнь мучился легкими. Его комиссовали, он вернулся в свое местечко. Шла война, надо было куда-то деваться, а куда? Не на Запад же. Услышали о русском Клондайке, Маньчжурии, и отправились туда через всю Россию, ехали больше месяца. И, наконец, добрались до Харбина. Жили они очень скромно, мама, как и отец, закончила русскую гимназию, а потом ее тетка, владевшая книжным магазином на очень фешенебельной Китайской улице, пригласила ее поработать продавщицей. И вот мой папа однажды зашел туда и увидел очаровательную восемнадцатилетнюю девушку, Раису Ярхо. Он не был женат, несмотря на то, что ему был уже 31 год. Они вскоре обручились и поженились.
Сначала у них родилась моя сестра, Эсфирь, а потом уже я. Эсфирь закончила музыкальное училище и до сих пор работает в Новосибирске в хореографическом училище. У отца была заимка, была машина, году в 52—53-м закрыли ипподром, нормально жить возможно было в том случае, если существовало какое-то подсобное хозяйство. К счастью, у нас была ферма. Были лошади, каждое лето мы уезжали на ферму, и я ускакивал далеко в степь, встречал кочевавших по внутреннему Китаю монголов; они были очень гостеприимны, кстати, двуязычны, общаться с ними было очень любопытно.
Может быть, потому что мы были в окружении довольно контрастной культуры (ведь в Харбине жили в основном европейцы), русские чувствовали себя особенно соединенными. Все русскоязычные считали себя русскими, потому что принадлежали к русской культуре, а уж в какой храм кто ходил — это дело частное. Я думаю, может когда-нибудь и наше общество дорастет до такой терпимости, до такого уровня культуры?..
В пашем классе было одиннадцать национальностей. BIO классе нам стали преподавать Конституцию СССР, преподавал вице-консул посольства СССР. Нам раздали брошюры, по которым мы должны были учиться, запоминая федеральную структуру СССР, названия всех республик, их столицы, численность населения. Не живя здесь, понять и запомнить это было невозможно.