Сокровище души

Грейс открыла бутыль, понюхала содержимое, и от резкого запаха крепчайшего эля у нее выступили слезы. Тем лучше, значит, ублюдок не почувствует привкуса снотворного, даже если бросить в кубок все таблетки.

Ладно, трех достаточно. Эль слегка помутнел, но при таком свете главарь все равно этого не заметит.

Наконец Грейс взяла кубок, села на стул и заставила себя успокоиться. Звуки, доносившиеся снизу, напомнили, что она с утра ничего не ела. Если кто-нибудь принесет еду, хорошо, если нет, то ее это не очень волнует — ей приходилось голодать и раньше. Она думала о Ниале, зная, что он тоже голоден, если, конечно, остался в живых. Впрочем, вряд ли его убили, главарь явно из тех, кто любит сначала покуражиться.

За дверью раздались голоса, и в комнату вошел бородатый: всклокоченная голова опущена, маленькие глазки светятся от предвкушения. Увидев на столе открытую бутыль, он широко осклабился.

Грейс зевнула, поднялась со стула, выразительно указала на бутыль, затем, приняв его рык за согласие, наполнила кубок и поднесла ему. Двумя глотками расправившись с элем, ублюдок вытер мокрый рот ладонью, при этом его взгляд не отрывался от Грейс, и похотливый блеск в глазах стал еще заметнее.

Господи, когда же подействует снотворное? Ведь он поужинал, еда ослабит эффект. Грейс показала жестами, что хочет есть, и похлопала себя по животу. Бородатый пошел к двери, отдал приказание, видимо, он не собирался морить ее голодом, просто забыл распорядиться насчет еды, потом сел за стол и наполнил кубок. Грейс улыбнулась ему и приложила руку к груди:

— Грейс Сент-Джон.

— Э?

— Грейс Сент-Джон, — повторила она, затем ткнула в него и подождала.

— Хуве Хей, — гордо рявкнул тот.

— Ладно, Хуве. Я не желаю причинять тебе вред, только надеюсь, что снотворное отобьет у тебя охоту. Твои планы на сегодняшнюю ночь мне известны, у меня тоже есть кое-какие планы, и ты в них не входишь. Когда все уснут, я схожу посмотреть, что ты со своими головорезами учинил над сам знаешь кем, а потом уведу его отсюда.

Хуве слушал ее с растущим нетерпением, протянул было к ней руку, но Грейс, беспомощно улыбнувшись, покачала головой.

В дверь постучали. Толстая неряшливая женщина внесла тарелку, на которой лежали большой ломоть хлеба и сыр, с грохотом поставила ее, при этом свирепо взглянув на пленницу. Когда женщина вышла, Грейс принялась за еду, но у стола не задерживалась, а, отщипнув кусочек, ходила по комнате. Хуве не спускал с нее глаз, однако минут через десять — пятнадцать она заметила, как осоловел его взгляд и отяжелели веки.

Подойдя к узкому окну, Грейс смотрела на ясную звездную ночь, на легкий туман, ползущий в долину, слышала храп Хуве, и постоянная настороженность, ставшая за год уже привычной, вдруг исчезла. Перриш не сможет до нее добраться. И хотя ей все еще грозила вполне реальная опасность, Грейс ощущала странную легкость, словно ее тело лишилось веса.

Она чувствовала себя ожившей.

До сегодняшнего дня в ее сердце была только холодная пустота, она не испытывала ничего, кроме страха, гнева, ненависти и боли. А сегодня в ней вдруг проснулся интерес к жизни, она даже улыбалась Хуве. Этому ублюдку! И пусть ее улыбки — одно притворство, они тем не менее остаются улыбками.

Она действительно здесь. Не важно, что болит каждый мускул, зато Черный Ниал совсем рядом.

Их обоих взяли в плен, возможно, он ранен, но его присутствие ощущается как электрическое поле, вызывая покалывание в кончиках пальцев.

Хуве спал, уронив голову на согнутую руку. Подойдя к столу, Грейс отодвинула бутыль, чтобы он не столкнул ее и не проснулся, хотя его вряд ли разбудил бы теперь даже пушечный выстрел. Но береженого, как известно, Бог бережет.

Она не знала, который час, поэтому заставила себя сесть и ждать. Наверное, все бандиты уже спят, они устали, некоторые из них ранены, а крепкий эль заглушает боль. Однако Грейс продолжала сидеть, хотя боялась ненароком заснуть, и лишь когда почувствовала, что едва справляется со сном, решила, что медлить больше нельзя. Взяв сумку, она тихо подошла к двери, осторожно приоткрыла и выглянула наружу, чтобы посмотреть, на месте ли стражник. Кругом темно, пусто, только внизу мерцает неясный свет.

Подкравшись к лестнице, Грейс посмотрела в зал, где лежали завернутые в свои пледы бандиты. Нужно идти спокойно, тогда не вовремя проснувшийся может принять ее за служанку, если же она будет красться, то наверняка вызовет подозрение. Хармони ей говорила: «Иди уверенно, и никакой сукин сын к тебе не пристанет». На одном из столов Грейс увидела большой железный подсвечник с наполовину оплывшей свечой и прихватила его с собой. Внизу может быть темно, а она не хотела пользоваться фонариком, иначе пришлось бы объяснять Ниалу, что это такое, и терять драгоценное время.

Лестница, ведущая в темницу, находилась в другом конце зала. Ее почти скрывала дверь, поэтому Грейс едва не проглядела спуск. Положив на пол вещи, она с величайшей осторожностью, чтобы не скрипнули кожаные петли, пошире открыла дверь и увидела внизу свет. Значит, там стражник, ведь заключенные сидят в темноте. Протиснувшись в образовавшуюся щель, Грейс притянула к себе оставшиеся за дверью вещи. Свет ей теперь ни к чему, а вот оружие необходимо. Она задула свечу, вытащила ее из подсвечника, убрала в сумку, затем глубоко вздохнула и, помолившись, начала спускаться.

Перил не было, мерцавший внизу факел не мог осветить темную винтовую лестницу, поэтому Грейс шла на ощупь. Свеча бы ей не помешала, но не следовало привлекать внимание стражника.

Он сидел на скамье, прислонившись к холодной стене и прижимая к себе мех с вином. Может, на ее счастье, он тоже пьян в стельку? Хотя, будь он даже выносливым, как все шотландцы, алкоголь наверняка притупил его реакцию. Кроме того, сверху бить удобнее, подумала Грейс. Впрочем, если бандит встанет, у нее не хватит сил для настоящего удара, она слишком устала.

Грейс осторожно преодолела в темноте еще несколько ступенек, прижимая к бедру тяжелый подсвечник. Чем ниже она спускалась, тем невыносимее становился запах: пахло человеческими испражнениями, кровью, страхом и болью. Здесь узников пытали, тут они умирали, в этих грязных ямах никогда не видели солнца.

Вдруг Ниал попал сюда по ее вине? Нет, подобная мысль нелепа, он не мог услышать ее призыв, на долю секунды отвлечься и в результате позволить застать себя врасплох. Но она ведь здесь, следовательно, невозможное возможно, и теперь нельзя с полной уверенностью утверждать, что Ниал ее не слышал.

Не важно, виновата она или нет, оставлять его в руках Хуве Хея нельзя. Он хранитель, единственный, кому известны тайна и то, где спрятаны сокровища тамплиеров. Чтобы расстроить планы Сойера, ей понадобятся знания и содействие Ниала. Она хочет остановить Перриша, она хочет Перриша убить, а для этого тамплиер нужен ей живым.

Грейс опять взглянула на стражника. Если он проснется и окажется достаточно трезвым, она не станет подходить к нему, чтобы не вызвать подозрений. Если же он ее увидит, то ему и в голову не придет остерегаться женщины. Тем не менее сердце у нее бешено колотилось, все внутри свело от страха, она с трудом заставила себя идти дальше.

Свет факела плясал, колебался, словно подчиняясь ритму неслышимой музыки, отбрасывал извивающиеся тени на влажные камни стен. Бандит не двигался.

Осталось десять футов. Пять. Грейс оказалась настолько близко от стражника, что чувствовала запах немытого тела. Вознеся короткую молитву, чтобы не причинить ему особого вреда, она подняла обеими руками подсвечник. Шорох одежды был едва слышным, но стражник вдруг зашевелился, разлепил веки и уставился на нее мутными глазами, разинув от изумления рот. В следующий момент Грейс обрушила на его голову массивное орудие, и бандит снова закрыл глаза.

Глядя на кровь, окрасившую грязные волосы, она вдруг заметила, что это совсем молодой парень, не старше двадцати. От огорчения у Грейс навернулись слезы, но она тут же смахнула их, отгоняя неуместное сожаление.