Страница 14 из 56
Микенские греки, как доказывает изучение их грамматики, воспринимали продолжительность в виде фаз, с точки зрения момента перехода от одного состояния к другому, интересуясь лишь началом или окончанием процесса, повторяемостью, долготой, постоянством явления, причем намного субъективнее, чем это способны выразить времена наших глаголов. Использование глаголов совершенного вида в бухгалтерии Пилоса соответствует достигнутому результату там, где мы бы воспользовались настоящим временем. Историческим событиям соответствует форма аориста. Во французском языке на сей случай существуют пять форм прошедшего времени, но они не передают всей гаммы оттенков, связанных с продолжительностью. В общем, при такой манере наблюдать за течением времени — целое важнее деталей, а цель — обстоятельств. Медлительный ток звезд на небосводе, неспешные прогулки, длительные переходы, когда пастуху надо приноравливаться к ленивому шагу животных, обстоятельные мужские беседы… Словом, совершенно другой ритм жизни по сравнению с нашим.
Ветер
Для современников Нестора и Менелая мир был полон богов. Не только титанов и олимпийцев, греческих или варварских членов пантеона, чьи имена мы увидим, вглядываясь в жизнь различных микенских социумов, но почти анонимных, присутствующих в каждом элементе Вселенной. Само название ветра anemosприводит на ум два латинских слова, означающих «дух» и «жизнь» — animusи anima.
У обожествленных ветров была своя жрица, и им приносили жертвы неподалеку от Кносса. Могли ли греки — люди, привыкшие жить на воздухе, любители приключений, моряки, поджидающие малейшего бриза, чтобы тронуться в путь, — не усмотреть божественной воли в движении ветров, которые, налетая с запада или с востока, весь год сталкиваются над вершинами Пинда, Гионы или Парнаса, приносят или отгоняют дожди на отрогах Аркадии, грозно бушуют над Киферой и холмами Пелопоннеса, баламутят и подергивают мглой воды Эгейского моря с конца июня до середины августа? Само собой, эти ветры-этесии, эти капризные и холодные порывы, грозящие кораблям от Северной Фракии до Термесского залива на северо-востоке, имели имена. Из того ветра, что современные моряки называют «мельтем», древние сделали бога Борея, сына Эос и внука титанов. Ему приписывалась способность оплодотворять кобылиц. Чаще всего это божество представляли соперничающим с Антибореем (именно последний свирепствовал над Эврипом, парализуя флот, собравшийся в Трою). А иногда мы застаем Борея вместе с братьями: Зефиром — западным ветром, Эвром — восточным — юго-восточным и Нотом — богом южного ветра, знойным владыкой Ливийского моря. Ветры, заключенные в недра земли, которые Эол держит в своем мехе, тоже весьма злокозненны. На Крите и других островах до сих пор бытует поверье, что в пещерах с их ледяным дыханием и стаями летучих мышей бродят неприкаянные души. Мореходы, от которых отвернулась удача, крестьяне, уповая на хороший урожай, горшечники, раздувая огонь или высушивая готовый сосуд, — все молились Его Величеству греческому Ветру.
Море и вода
Сказать, что море божественно, для Ахилла значит сказать слишком мало, ведь Фетида, «среброногая» богиня, морская владычица «в необъятном платье», богиня с «дивными власами» — его родная мать, так же как Тефида, супруга Океана, — и морское божество, и кормилица богини Геры, и мать рек и трех тысяч Океанид, что «питают юность мужей» и «в необозримых просторах блюдут землю и морские бездны». Доэллинские имена этих божеств, переданные нам древнейшими эпическими поэтами, фигурируют на критских печатях уже с эпохи первых дворцов. Участники Троянской войны знали, что водоемам, рекам и морям необходимо поклоняться, поскольку вода божественна: она — источник жизни и бессмертия, например, для Пелея, ибо, омыв его, вода очищает его дух и возвращает молодость, она одновременно и зеркало и образчик совершенства. Ей, всеведущей и всемогущей, греки посвящали коней, обряды инициации и свою любовь.
Итак, водная стихия для греков — наставница и мать, связанная теми или иными узами с бесчисленными божествами, переполняющими эллинский фольклор. Если цитировать только самых древних авторов, то это будут Бриарей или Эгеон — сторукий гигант, морской старец Нерей — отец нереид, Протей — хранитель тюленей Фароса, Тритон, который «в пучине волн морских живет в златом дворце», пророк Главк, прародитель множества чудовищ Форкий. Все образы многоморфных созданий, украшающих наши памятники, родились в Греции задолго до Троянской войны из любви к обожествленным водам и страха перед ними. Филологи, пытаясь уловить возможный смысл названий греческих рек, обращают внимание не столько на эпитеты Белая, Быстрая, Каменистая или Глубокая, сколько на имена духов-покровителей или нимф: Амимона, Аретуза, Тритон, Персея.
Земля
Боги бродят не только по критским горам, где известно десятка четыре священных вершин или гор, не считая таких воплощений святости, как Дикта, Берекинф или Ида. Они появляются на всех примечательных высотах от Олимпа до горных массивов, окружающих Аркадское плато, на пиках, отмеченных особой формой, цветом, опасностями, бурями, а также во множестве ручьистых ущелий и труднодоступных пещер, в лесах и непролазных дебрях. Они живут на Геликоне вокруг долины Муз и на Кифероне, куда женщины отправляются в паломничество. Небожители посещают еще гору Атабирион на Родосе, где у Зевса есть храм, и пещеру горы Зия на Наксосе, где, как говорят, родился Дионис, а заступы археологов то и дело натыкаются на приношения микенского периода.
Не один Крит считает себя родиной Зевса. Мы находим свидетельства о рождении и воспитании Громовержца на Наксосе, в Фивах, Петракосе возле Херонеи, в Мессении, Аркадии и Элиде, не говоря о городах Троады и малой Азии, где с Зевсом отождествляют местного бога гор. Там же, в зависимости от верований и пристрастий сменявших друг друга захватчиков, провели детство Гермес, Гера или Афина.
Несомненный пережиток времен, когда обряды инициации отпрысков аристократического рода проводили в отдаленных, труднодоступных уголках, эти культы и легенды имеют более глубокие корни. Источник их — поклонение Земле, Дее, Гее, Айе, воспринимавшейся как Мать и Кормилица людей и богов. Ее почва, способная покрываться священными оливами и злаками, глубины, где рокочет «колебатель суши» и куда спускаются души мертвых, абсолютно божественны. Иногда земля тепла, как человеческая кожа, и подземный огонь Гефеста, прорывающийся на вулканических островах, доказывает, что она — живая. Там, где мы не желаем видеть ничего, кроме физических и химических явлений, неровностей почвы, впадин и скал, разум древних греков улавливал волю, присутствие, душу.
Огонь
Огонь, неутомимый, живой и пляшущий, akamaton pyr, как называет его Гомер, — дважды божественен: по происхождению и по своим функциям. Это боги — циклопы, титан Прометей, Зевс, Гермес, Гефест — создали или похитили его, чтобы отдать смертным, и весь мир знает легенду о титане, оторвавшем искру от солнечной колесницы и спрятавшем ее в тростник, дабы вручить представителям серебряной расы, людям, не получившим такой милости от владыки Олимпа.
Человечество всегда волновал вопрос, как зовут первооткрывателя дивного элемента, пользуясь которым люди отличаются от животных? Греки знали, что огонь являлся с божественного Неба вместе с молниями, со священных гор — с внезапными лесными пожарами, наконец из земных глубин, — вместе с вулканической лавой. Знали они также, что молния никогда не ударяет в буковые деревья. С острова на остров вплоть до наших дней, наперекор бурям и туманам, переносили священный огонь, медленно тлеющий внутри гигантской губчатой трубки нартекса ( Ferula communis L.). Любопытно, что, по их верованиям, Гермес, пастушеский бог Аркадии, еще в детстве открыл искусство добывать огонь из двух кусочков дерева. Для этого надо было взять две палочки: первая — твердая, «мужественная» и активная — называлась трепан, вторая — полая внутри, «женственная» и пассивная — именовалась очагом. Первую вращали в ладонях, вертикально вставив в выемку второй, как правило, плоско лежащей на земле. Трепан делался из прочного дерева, например крушины, довольно распространенной в карстовых горах Греции, а иногда — из какой-нибудь разновидности ракитника. Для очага брали мягкую древесину или имеющую внутри волокна, как у бузины, нартекса, ложного граната. Часть этих волокон удалялась, чтобы обеспечить свободный доступ воздуха и освободить первый порыв горячего дыхания, появление «ослепительной вспышки неутомимого огня».