Страница 41 из 59
Понятно, что могло разозлить Августа в этих стихах. Тот портрет любовника, который описан Овидием, являет полную противоположность римлянину, каким его изображали политики. У Овидия речь идет о мужчине, предпочитающем свободную любовь браку, согласном на неверность, становящемся рабом той, кого любит; супруг же, как мы уже видели, должен служить образцом добродетели. Где же традиционный образ отца — господина и главы семьи? Что бы сказал старый Катон, для которого интимная жизнь строго регламентировалась авторитетом мужа, соблюдавшего традиции вопреки наслаждению? Однако к тому времени теории Катона устарели. В этом и было оправдание Овидия, поскольку терпение и подчинение любовника имели одну цель: любовь. Эта любовь, по словам Овидия, должна защищаться, подпитываться, стать необходимой с помощью силы привычки. Тогда каждый отдастся другому и получит равную долю наслаждения, а само наслаждение никогда не превратится в обязанность. Овидий в равной мере порицает и проституцию, и… брак: «Слишком легко обладать теми, кто рядом всегда…»
Итак, наслаждение любовников рассматривается не как простое развлечение, а как сладкая участь, в которой рождаются самые глубокие чувства. В то же время Овидий уверяет нас, что любовь не определяется рамками закона, от которого она полностью свободна, но что она анархична и неудержима. В этом, несомненно ошибка поэта. В самом деле, похоже, что нежное взаимное чувство, испытываемое любовниками, знаменует важный переворот в сексуальном менталитете римлян, и в эпоху изменений морали поэт может лишь шокировать власти. Овидий представляет нам любовный акт как союз двух тел, каждое из которых стремится доставить наслаждение другому. Он советует женщине принять такую позу, которая наилучшим образом подчеркнет ее тело:
«Пусть об отраде твердят и содроганье, и стон, / И вылетающий вздох, и лепет, свидетель о счастье…» Подобная фраза сегодня кажется вполне естественной, но можно представить, насколько революционной она была для старых римлян. При Республике сексуальность ни при каких условиях не могла быть уделом женщины. Сексуальная мораль учитывала, что существуют два партнера, но один из них пассивен и должен служить для наслаждения и подчиняться мужскому закону, а второй — хозяин, навязывающий свое господство и заставляющий «служить себе». Подобная «мужская» позиция полностью соответствовала образу всемогущего отца семейства, имевшего права на жизнь и смерть даже собственной жены и обладавшего властью как у себя дома, так и в городских делах. Политическая, семейная и сексуальная жизнь были уделом мужчины, и мы уже видели, что изначально женщина посредством брака лишь переходила из-под опеки отца под опеку мужа. Мужчина мог утратить свою честь, подарив наслаждение своей партнерше, а любители орального секса считались опозоренными и лишенными мужественности. Существовал только мужской оргазм, и на сохранившихся росписях в Помпеях мы видим, как женщина, сидя в позе всадника, служит для удовлетворения сладострастно раскинувшегося на ложе мужчины. Это те же отношения хозяина и рабыни.
К тому же рабыня не обязательно должна была быть женщиной. Удовлетворять хозяина дома мог также миньон, поскольку в эту эпоху широко был распространен гомосексуализм. Точнее, впрочем, говорить о бисексуальности. Римское общество не осуждало «противоестественную любовь», но внушавший подобную любовь был пассивным, то есть служил своему возлюбленному. Подобная роль подходила только существу низшего ранга. Сенека отмечал, что пассивность «является преступлением у человека свободного рождения; для раба это его обязанность; для вольноотпущенника это любезность, его моральный долг по отношению к своему патрону» [129] . Действительно, излюбленным оскорблением римлян было выражение « te praedico», означавшее в самых грубых выражениях: «Я возьму тебя в зад», или « irruo», означавшее: «Я дам тебе высосать». Пассивный партнер (или партнерша) или любитель орогенитального контакта покрывал себя позором; честь же активного участника акта нисколько не страдала. Таким образом, мы видим, что сексуальная мораль опиралась на те же критерии, что и социальная: римский гражданин обязан был сохранять свою активную роль, а раб или рабыня не покрывали себя позором, служа своему хозяину. Вот почему вызывал одобрение хозяин, получавший наслаждение как со своей женой, так и с рабами — мужчинами или женщинами. Юные римляне с четырнадцати лет старались заявить о своей мужественности: сексуальная активность доказывала их зрелость. Девочки, как мы знаем, достигали половой зрелости в двенадцать лет.
Изменения нравов в конце эпохи Республики, осознание опасностей, которые несет свободная любовь, изменяют и сексуальную мораль. Как мы уже говорили, женщина эмансипируется, а любовь в полном смысле этого слова постепенно становится реальностью. Мораль мужественности, покоящаяся на жестком социальном порядке, уступает место признанию добродетели и доминированию супружеской любви. Акцент, следовательно, ставится на целомудрии, а глава семьи из тирана становится спутником жизни. К тому же в эпоху Империи социальный статус мужчины больше не связан со статусом участника политической жизни города; граждане теряют право слова, и даже самые влиятельные из них являются всего лишь императорскими служащими. Новая добродетель запрещает отношения вне брака и осуждает гомосексуализм. Молодой человек II века н. э. стремится остаться целомудренным как можно дольше. Он становится скромным и стыдливым, в нем нет ничего от юного мужчины-республиканца, которого не страшило никакое насилие. Именно этой новой моралью и воспользуется, начиная с III века н. э., христианство.
Следует также сказать несколько слов о гомосексуализме. Его знали все цивилизации, но все они придавали ему разное значение. В Риме гомосексуализм и особенно педерастия не получили такого распространения, как в Греции, поскольку моральные критерии римлян отличались от греческих. Официально римские нравы запрещали гомосексуальные отношения между двумя особами римской крови. Общественная мораль также осуждала этот вид отношений. Однако случаи такого рода известны; некоторые из них закончились смертной казнью виновных.
Чаще всего подобные отношения практиковались в армии: причиной тому были длительные военные кампании вдали от родины. Но связь надлежало держать в тайне, поскольку практиковались показательные наказания. Плутарх рассказывает случай с племянником Мария, Гаем Луцием, который «не мог без дрожи желания смотреть на молодых людей». Однажды этот Гай Луций, будучи офицером в армии своего дяди, увлекся одним из своих солдат, неким Требонием. Как-то вечером Луций приказал Требонию прийти к нему в палатку. Тот подчинился начальнику. Но когда Луций, основываясь на строгом воинском подчинении, вознамерился потребовать у Требония уступить его домогательствам, тот вытащил меч и убил офицера. Мария в тот момент не было. Вернувшись, он приказал привести к себе Требония, причем никто не хотел защищать того, кто убил племянника полководца. Требоний решился все рассказать и попросил подтвердить свои слова товарищей, присутствовавших при этой сцене. Правда восторжествовала, и Марий вместо наказания наградил отважного солдата и советовал всем следовать его примеру.
128
Овидий.Наука любви, III, 771.
129
Сенека-ритор.Споры, IV, 10.