Страница 13 из 58
21
В четверть пятого в «Латам Мейнор» Дженис Нортон закрыла стол у себя в кабинете и по привычке потрогала ручки ящиков, чтобы убедиться, что они действительно заперты. «Не мешало бы Вильяму Лейну установить охрану», — зло подумала она.
Ассистентка Лейна Эйлин Бернс работала только до двух, а потом вела канцелярию и помогала Дженис. Она улыбнулась сама себе, отметив, что ее несомненная преданность кабинету Лейна за годы ее работы была очень полезна. Только что скопировав нужную ей информацию еще с двух файлов, она подумала, что пора остановиться. Это можно назвать предчувствием.
Она пожала плечами. Но дело сделано, и копии лежали в ее чемоданчике, а оригиналы на своем месте, в столе у Лейна. Теперь смешно суетиться по этому поводу.
Она зажмурилась от удовольствия, вспомнив, как потрясен был ее муж сообщением Ирмы Вудз о завещании Нуалы. С каким наслаждением она потом требовала от него возвращения залога за их дом.
Конечно, она знала, что он этого не сделает. Малком был обречен вечно блуждать в долине несбывшихся грез. Она не скоро это поняла, но работа в «Латам» на многое открыла ей глаза. Конечно, не у всех обитателей пансионата было безупречное прошлое, но все они родились с серебряной ложкой в зубах, им ни дня не пришлось беспокоиться о деньгах. Другие, подобно Малкому, были голубых кровей с родословными, которые они могли проследить до европейских короноваанных особ, страстно гордясь тем, что являются пра-пра-правнуками или еще кем-то в тридесятом колене какого-ннбудь князька или графа.
Однако в одном аристократы Латама отличались от Малкома. Они не почивали на ветвях своего генеалогического древа. Они встали на свои ноги и сколотили состояния, или обрели их после удачной женитьбы.
«Но только не Малком, — подумала она. — О, только не красивый, добродушный, галантный, так хорошо воспитанный Малком». На свадьбе ей завидовали все подруги, все, кроме Анны Эверет. В тот день в туалете клубной яхты она подслушала, как Анна пренебрежительно отозвалась о Малкоме как об «универсальном китайском болванчике».
Это замечание врезалось ей в память, потому что уже тогда, в тот предположительно счастливейший день, разодетая как принцесса в пышный атлас, она поняла, что это правда. Другими словами, она вышла замуж за лягушку. А потом многие годы пыталась не замечать реальности. Сколько времени потрачено зря!
Годы ушли на интимные обеды с клиентами и кандидатами в клиенты, и все лишь ради того, чтобы дождаться, когда они переведут свои выгодные счета к другим адвокатам, оставляя Малкома обгладывать кости. Сколько их прошло!
А потом глубочайшее оскорбление. В благодарность за ее преданность, хотя она могла бы неплохо устроиться без него, она узнает, что он волочится за своей секретаршей и собирается избавиться от нее!
«Если бы он был тем, за кого я его приняла, когда выходила замуж, — думала Дженис, отодвигая стул, вставая и расправляя плечи. — Или хотя бы тем, за кого принимал себя сам! Тогда я была бы женой настоящего князя».
Она поправила юбку, немного порадовавшись своей тонкой талии и овальным бедрам. Поначалу Малком сравнивал ее с чистокровной лошадью, восторгаясь изяществом, длинной шеей, стройными ногами и тонкими лодыжками. «Роскошная чистокровка», — говорил он.
«В молодости я была красива. А теперь что со мной стало», — с горечью думала она.
Но тело ее пока еще было в прекрасной форме. И не из-за регулярных занятий спортом и приятных дней в гольф-клубе с состоятельными друзьями. Нет, всю жизнь она работала, и работала очень много — сперва как агент по недвижимости, потом последние пять лет здесь, в канцелярии.
Она помнила, как, работая агентом по недвижимости, исходила слюной над роскошью, которая шла за бесценок только потому, что владельцам срочно нужны были наличные деньги. Как часто ока думал: «Если бы у меня были деньги…»
Ну вот, теперь они у нее есть. Теперь она могла сама ими распоряжаться. А Малком даже не знал.
Никогда больше сюда не ступит ее нога. Неважно, что здесь ковры от Старка и парчовые драпировки даже в конторе. Здесь, конечно, красиво, но это все же богадельня — Божий зал ожидания, и в пятьдесят четыре года она стремительно приближалась к возрасту, когда сама станет обитательницей этого заведения. Что ж, она постарается выбраться отсюда задолго до этого события.
Зазвонил телефон. Прежде чем ответить, Дженис оглянулась, проверяя, не подкрался ли кто сзади.
— Дженис Нортон, — уверенно сказала она в трубку.
Это был звонок, которого она ждала. Он даже не поздоровался.
— В общем так, дорогому Малкому повезло, — сказал он. — Этот Закон об охране окружающей среды Ветленда действительно пройдет, и дом будет стоить целое состояние.
Она засмеялась:
— Тогда не пора ли сделать контрпредложение Мэги Холлоувей?
22
После звонка Лайама Мэги сидела на кухне и пила чай с печеньем, которое нашла в шкафу.
Коробка была почти полная и выглядела открытой совсем недавно. Она подумала, неужели всего несколько дней тому назад Нуала сидела здесь и пила чай, ела печенье, составляла меню на вечер? Рядом с телефоном она нашла список покупок: баранья ножка, зеленая фасоль, морковь, яблоки, виноград, молодая картошка, мука для бисквита. А рядом нацарапана типичная для Нуалы заметка: «Что-то забыла. Поискать в магазине». Наверное, Нуала забыла этот список.
«Смешно, — подумала Мэги, — но странно и неожиданно, что находиться здесь, в доме Нуалы, все равно что снова видеться с ней. Кажется, что я жила с ней здесь все эти годы».
Раньше она просмотрела альбом фотографий, который нашла в гостиной, и поняла, что снимки Нуалы с Тимом появились спустя год после развода с ее отцом.
Она нашли небольшой альбом с ее фотографиями, снятыми, когда Нуала была частью ее жизни. На оборотах были напечатаны все записочки, которые она писала Нуале в те годы. На последней странице была фотография ее, Нуалы и отца в день свадьбы. Она сияла от счастья, что у нее появилась мама. Лицо Нуалы было тоже счастливым. Отец, как обычно, улыбался сдержанно и вопросительно.
«Он не допустил ее в свое сердце, — подумала Мэги. — Я слышала, что он был без ума от моей мамы, но она умерла, а здесь стояла прекрасная Нуала. Он многое потерял, когда она от него ушла, не в силах терпеть его упреки».
«Я тоже потеряла», — подумала она, убирая в моечную машину чашку и блюдце, Простое движение и вошло новое воспоминание, раздраженный голос отца: «Нуала, почему нельзя складывать посуду прямо в моечную машину, а не в раковину?»
Поначалу Нуала весело смеялась над своей неряшливостью, но всегда говорила: «Боже милостивый, Оуэн, я сделала это первый раз за три дня».
А иногда она заливалась слезами, а я бежала к ней, обнимала, успокаивала.
Было уже 16.30. В окошке над мойкой виднелся красивый дуб, росший рядом с домом. «Надо его обрезать, — подумала Мэги. — В шторм эти сухие ветки могут свалиться на дом». Она вытерла руки и отвернулась. Но зачем об этом думать? Oна не собиралась здесь оставаться. Надо пересмотреть вещи, отобрать нужную одежду и старую мебель для благотворительных организаций. Если начать немедленно, то к отъезду можно закончить. Koнечно, кое-что oставит, нo oт большей части надо избавляться.
Она планировала продать дом после вступления в права наследства, но хотела, чтобы он был как можно более пуст. Она не допустит, чтобы чужие люди перебирали вещи Нуалы и делали саркастические замечания.
Начала она со студии Нуалы.
Спустя три часа серая от пыли, разбирая ящики и шкафы, забитые высохшими тюбиками краски, кистями, тряпками и небольшими мольбертами, Мэги упаковала немало пакетов для мycoрa и выстроила их в ряд в углу комнаты.
И хотя это было только начало, даже такая уборка изменила комнату к лучшему. Она напомнила себе слова полицейскою Брауэра, что комната была тщательно обыскана. Очевидно, что уборщики не особенно старались в наведении порядка, растолкав вещи по шкафам как попало. В результате у Мэги появилось ощущение хаоса, отчего она очень расстроилась.