Няня ищет мужа

— Марк, давайте я вам помогу с уборкой! — произнесла Анастасия Васильевна, решительно преступая через порог его квартиры. — У меня это лучше получится, по-женски, так сказать… Да и маме я вашей обещала…

Остановившись посреди комнаты, она вдруг осеклась на полуслове, удивленно разглядывая огромную фотографию на стене, замолчала озадаченно. Лена улыбалась ей со стены по-свойски, в обычной своей манере — исподлобья, тихо и будто испуганно, и руки уже вон протянула, чтоб русые прямые пряди, спустившиеся на лицо, за уши заправить… Ну да, это она, конечно. Точно она… И белобрысые головки Сеньки с Венькой внизу торчат, а посреди них — Тонечкина в белой панамке с козырьком-оборочкой…

— Красиво, правда? — вдруг услышала она над собой голос Марка. — Это наш фотограф, Сашка Прохоров, такой удачный кадр поймал. Настоящий папарацци, от бога… Юная мадонна с тремя детьми на прогулке… Вам нравится?

— Да… Очень… — медленно кивнула головой Анастасия Васильевна. — Очень нравится… А это кто, Марк?

— Я не знаю. Да какая разница! Просто образ такой — и все…

— А…Ну да…Образ — это хорошо… Это конечно…

Задумавшись, Анастасия Васильевна еще долго разглядывала огромную фотографию. Потом, будто встряхнувшись, перевела взгляд на Марка.

— Ну, давайте я вам помогу!

— Нет, спасибо вам, конечно, но я лучше сам…

— Да? Ну, хорошо. Сам так сам…

Развернувшись, она тихо пошла из комнаты в прихожую. От двери еще раз оглянувшись на портрет, вышла из квартиры, вернулась к себе. Сев на кухонный стульчик, задумалась глубоко.

Надо же… И что бы это все могло означать, интересно? Случайно, что ли, именно Лену с детьми поймал в объектив этот самый папарацци, как там бишь его…И что, так же случайно подарил фотографию именно Марку? А он тут же решил, вот так вот с бухты-барахты, развесить ее на всю стену? Ой, непонятно все это… Не очень верится что-то во все эти странные случайности, вместе взятые… Надо Катюшке позвонить, вот что. Может, она чего знает… И Гриша наверняка там у них торчит…

Анастасия Васильевна подошла к телефону, набрала по памяти знакомый уже номер.

— Добрый вечер, Катюш…

— Ой, Анастасия Васильевна… Хорошо, что вы позвонили. У нас же Тонечка заболела! — захлебнулась трубка торопливой Катиной скороговоркой. — Кашляет так нехорошо, и капризничает, мы не знаем, что делать…

— А Лена где?

— Да здесь она… Градусник не может найти. Близнецы куда-то его запрятали… Гриша их сейчас на кухне ужином кормит.

— А скорую вызвали?

— Да нет пока… Она вроде не очень горяченькая, знаете… Может, просто зубки режутся, а?

— Сама же говоришь, кашляет нехорошо!

— Ну да…

— Слушай, а у меня же травка хорошая от кашля припасена! Настоящая, из деревни, сама собирала да сушила… Я сейчас принесу! Надо заварить и попоить отваром Тонечку, пока совсем не разболелась! Если вовремя болезнь захватить, то поможет…

Положив трубку, Анастасия Васильевна, подставив стул, залезла на антресоли, достала холщовый пахучий мешочек с засушенными травами. Посмотрела на него внимательно, нахмурив брови, тихо слезла со стула и тут же уселась на него обратно, глубоко задумавшись и продолжая вертеть в руках мешочек. Так сидела она довольно долго, глядя в кухонное пространство, потом решительно встала, вышла из квартиры и позвонила в соседскую дверь.

— Ой, извините, Марк, надоела я вам… Тут такое дело… Вы меня не выручите, случайно?

— Да конечно… А что такое? — с готовностью откликнулся Марк, вытирая пот со лба. Рукава его клетчатой старой ковбойки были закатаны почти до самых плеч, с тряпки текла на пол тонким ручейком вода.

— Еще раз извините меня, Марк… От дела вас отрываю…

— Да ничего страшного!

— Понимаете, у моей приятельницы ребенок заболел, надо вот травку от кашля заварить… А у меня варенье на плите закипает…

Для пущей верности она протянула ему холщовый мешочек, трогательно перевязанный веревочкой, и даже, быстренько развязав ту веревочку, выудила на свет засушенный цветок календулы с торчащими скрученными оранжевыми лепестками.

— Вот, видите… Надо отнести… А как я отнесу? У меня варенье убежит…

— Да конечно, я сейчас… А куда идти?

— Да тут рядом, дом напротив нашего. Отнесете? Ой, как выручите… Будьте добреньки… А то у меня варенье на плите, как на грех…Вишневое…

— Ты похожа на мадонну с младенцем… — произнес в сторону Кати Гриша, снимая с головы вертящегося ужом Веньку и легко бросая его на мягкую подушку дивана, отчего мальчишка радостно взвизгнул и тут же, пытаясь опередить братца, подскочил пружинкой и снова полез, пыхтя и сопя от старания, на Гришино плечо.

— Сам ты мадонна! — повернулась к нему Катя, улыбнувшись. Половина ее лица была скрыта большим капюшоном Лениного махрового халата, Тонечкина белокурая головка трогательно лежала на плече. — Лучше бы ребят спать пораньше уложил…Видишь, мы приболели немножко…Да, Тонечка?

— Неть… — капризно махнула рукой Тонечка в сторону дивана и снова скривила пухлые губки, грозясь заплакать.

— Ну-ну… Все-все… — покачивая из стороны в сторону ребенка, пошла Катя привычным уже за этот вечер маршрутом — от окна к двери, от двери к окну…

— Так, Сенька, тащи книжку! Сказку на ночь читать будем! — скомандовал Гриша, стаскивая с себя хохочущего мальчишку.

— Нет, лучше мультик в телевизоре! — хором прокричали близнецы. — Не хотим книжку…

— Нет, братцы. Сегодня будет книжка. Сеструха ваша приболеть немножко решила, ей в телевизор вредно глазки выпучивать. Видите, какие они у нее красные? Так что выбора нет, ребята. Женщины — они же всю жизнь так примерно и определяют вкусовые пристрастия…

— Ну-ну! Чему ты их учишь-то, Гриш? Разговорился… — сердито повернулась к нему Катя. — Иди лучше дверь открой! Слышишь, звонит кто-то? Еще и гостей нам сейчас не хватало…

Гриша, оторвав от себя близнецов и прижав их подушками к дивану, быстро вышел из комнаты в прихожую и вскоре вернулся, снова сел на прежнее свое место, озадачено и долго смотрел на Катю, потом заговорил таинственным шепотом:

— Слышь, Катерина… Я не понял… Ты знаешь, кто там пришел-то?

— Кто? — напуганная его загадочностью, тоже шепотом выдохнула Катя.

— Сосед наш…

— Какой сосед?

— Да тот самый! Помнишь, я тебе о нем говорил? Мы еще хотели его с Леной познакомить…

— Иди ты! А каким ветром его к нам вдруг занесло?

— Не знаю…

— А Ленка? Ему ведь Ленка дверь открыла, да?

— Ну да… Я вышел в прихожую, а они стоят в дверях и меня даже не заметили…Застыли, как два изваяния, и молчат… Да, он еще какой-то сухой букетик в руках держит, как идиот…

— Какой букетик?!

— Да я и сам не понял! Какие-то сухие цветочки в кулаке зажал и стоит, как памятник, а в другой руке у него мешочек такой тряпочный…

— Что за бред… — пожала плечами Катя. — Цветочки-мешочки какие-то… А Ленка?

— Да говорю же тебе — тоже застыла и стоит молча, и не моргнет даже! И меня не заметила!

— Так. На, возьми-ка Тонечку! Я пройду посмотрю…

— Нет! Не надо, Катерина, не ходи! Подожди. Чует мое сердце — не надо нам пока туда ходить…Пусть они там себе постоят, сколько им надо. А мы тут посидим тихо… Как мышки…Тс-с-с-с… — Прижав палец к губам, он повернулся к притихшим близнецам, шепотом спросил: — Ну? Где наша книжка про Мумий-Тролля? Мы ж не дочитали даже, как он там запруду строил…

— Мама! Мама де? Де мама? — вдруг громко захныкала Тонечка, подняв головку от Катиного плеча и показывая пальчиком на дверь комнаты. — Мама-а-а-а….

Дверь в комнату тут же распахнулась, и на пороге вслед за вбежавшей Леной нарисовался растерянно-счастливый, улыбающийся Марк.

— Привет, братва… Давайте знакомиться, раз такое дело… О, парень, я тебя знаю! Как тебя зовут? Григорий? Точно, Григорий… Гришка, значит… А вас, юная леди?

— А я Катя. А это мои племянники — Сенька с Венькой. А это наша Тонечка…

— Понятно… А кто из вас болеет? Кому я траву нес? Судя по всему, Тонечке…