Только самые близкие

Рассмеявшись громко и пушкинскому и своему собственному остроумию, она, на ходу раздеваясь, лениво направилась в душ и, ощутив на теле упругие ласкающие его струи, решительно произнесла вслух: « А я и завтра не поеду! Вот! Завтра я — к Олежке… Соскучилась по мальчику своему – сил нет. Как он без меня тут жил, интересно? И за съемную его квартиру пора платить…А вот послезавтра – это уж обязательно… А что делать? Противно, а надо. Но только послезавтра…»

— Здравствуйте, бабушка! Не узнали? Я Костя, сын Насти, племянницы вашей…

Мария растерянно лупила глаза на белобрысого, улыбающегося широко и приветливо парня, стоящего по ту сторону двери. За спиной его, скромно потупив глаза, стояла маленькая, чернявая, похожая на голодного галчонка девочка в легкой коротенькой ярко–красной курточке. Надо же, Костик, Настенькин сынок… Конечно, она его помнит, как же… Только он–то каким ветром здесь оказался, интересно. Вроде и не знался с ней сроду и даже не смотрел в ее сторону, когда им, родственникам, выпадал вдруг жизненный случай всем вместе собраться – в основном на проминках, конечно… Ей даже всегда казалось, что он и не знает, кто она такая – скользнет по лицу равнодушным взглядом, и все. Вроде как забрела и забрела посторонняя бабушка помянуть усопшего, подумаешь… Да и на Борискиных похоронах его не было. Точно не было, она бы запомнила…

— Здравствуй, Костенька, здравствуй. Как же не узнаю–то? Узнаю, конечно. Ну, заходи, и кралю свою приглашай… Спасибо, что вспомнил про меня, старуху…

— Да что вы, бабушка! Я всегда про вас помнил! И мама моя тоже часто вас вспоминает добрым словом. Это вы зря, бабушка…

— Да вы проходите, ребятки! Сейчас чай будем пить! Жалко, что я булочек–то сегодня опять не напекла… Раздевайтесь да проходите на кухню, я сейчас… — засуетилась радостно Мария, засеменила торопливо по коридору, соображая на ходу, чем бы таким угостить повкуснее неожиданных гостей. — Эх, а ведь, как назло, и нет ничего такого… — с досадой пробормотала она, заглядывая в непривычное ее хозяйскому глазу пустое нутро холодильника. — В магазин–то давно уже не ходила, совсем дом забросила, балда старая…

— Бабушка Маша, познакомьтесь, это Саша – невеста моя! – Заходя следом за ней на кухню и ведя за руку девушку, гордо проговорил Костик. – Красивая, правда?

— Красивая, да… — закивала приветливо головой Мария, разглядывая девушку. — Худая уж больно только, в чем и душа держится… Вот мода нынче какая, а? На иную посмотришь – вроде еще и в куклы не наигралась, а уже заневестилась…

— И то правда, бабушка! Говорю ей, говорю… — весело затараторил Костик. – Девчонки сейчас все как с ума посходили – на диетах сидят, косточки свои нам, мужикам, демонстрируют. А на фига нам сдались их мослы, правда? Нам мясо подавай, да чтоб посочнее да пожирнее! — проговорил он уже в сторону девушки, нежно обнимая ее за выпирающие острыми косточками хрупкие плечики.

— Так, говоришь, вспоминает меня мать–то? – кротко переспросила Мария, когда они чинно уселись за наспех накрытый к чаю стол.

— Конечно, бабушка! Все время вспоминает. Вот недавно мне рассказывала, как вы с ней в детстве возились, как характер ее капризный терпели… А что, мама правда была такой? Как–то не верится даже!

— Да, было дело, Костенька… — рассмеялась тихо Мария. – Горячая росла девка, хулиганистая – оторви–да–брось, как говорится. Помню, так в школе подралась – от платья живого места не осталось! А в ту пору новую школьную форму купить – проблема целая была. Пошли мы с ней в магазин , купили материалу да и сшила я ей за одну ночь украдкой новую… Чтоб, значит, мать с бабкой ничего не прознали. Боялась она их. Наденька, сестрица моя, тяжелая на руку была: чуть что, могла такого подзатыльника дать – враз глазыньки выскочат. А бабка – так та еще с войны нервной болезнью болела, сразу трястись да криком кричать начинала… Вот и приходилось мне покрывать Настины проказы. Ой, да если все вспоминать да рассказывать – никакого времени не хватит… Она ведь однажды чуть в колонию не угодила, мать–то твоя! Уж дело прошлое, расскажу… Взяла да дочку генеральскую из соседнего дома поколотила, чуть не изувечила… Не понравилось ей, видишь ли, что та расфуфырой ходит да на машинах катается. Так возненавидела девчонку – аж тряслась вся. И чего удумала, поганка – в подъезде на нее напасть, исподтишка, чтоб на хулиганов потом свалить… Накинула ей на голову одеяло да так отметелила – будь здоров! Два ребра сломала. Генерал тогда всю милицию под ружье поставил… А Настена, когда домой прибежала, глянула – а поясочка–то от платья ситцевого на ней и нет! Развязался да и там остался поясочек–то, в генеральском подъезде. Вот тут она ко мне за помощью и кинулась. Ревет, трясется вся от страха… А я тогда ситцу–то этого целый рулон на всю семью отхватила и всем платья такие пошила, и себе тоже… Сохватала я свое платье – и давай бечь к тому генералу. Я это, говорю, вашу девчонку побила, я! Видите, и платье мое! И поясочек тот мой, в вашем подъезде потерянный…

Не поверил тогда мне генерал, конечно, а только заявление свое из милиции забрал. А мне условие поставил – будешь, говорит, тетка, у меня в квартире теперь до конца своей жизни бесплатно полы драить… А что делать? И драила. Целых два года пришлось мне потом ходить к ним вечерами да всю черную работу делать. Они и обращались со мной, как с прислугой, особенно дочка их зверствовала. Что ж, пришлось терпеть. Потом, когда сюда переехала, Софья Андреевна запретила мне к ним ходить… Или вот еще помню…

— Да, да, бабушка, очень интересно…Очень…А знаете, мы ведь к вам с просьбой пожаловали! – удачно изловчился Костик, вставив в образовавшуюся паузу произнесенную деликатной скороговоркой фразу. — Может, вы нам с Сашенькой поможете?

— Так какая такая со старухи помощь? – растерялась от неожиданности Мария. — Чего я могу–то? Конечно, если сумею… А что случилось у вас?

— Да вот, Сашенькино общежитие на ремонт закрыли… Она ведь студентка, в университете на филфаке учится. А квартиру снимать сейчас жутко дорого, у нее и денег–то таких нет. Я бы помог, конечно, да сам сейчас без работы… В общем, безвыходное у нас положение, бабушка Маша!

— Так вам денег, что ль, надо?

— Да нет, почему сразу денег… — поморщился нетерпеливо Костик. – Может, просто Сашенька поживет у вас какое–то время, а? Месяца два–три, не больше? А там, глядишь, и придумается чего–нибудь. Работу найду, жилье снимем… А?

— Да господи, Костенька! Конечно, пусть поживет! А я, дура старая, и не поняла сразу… Нет чтоб самой предложить! Пусть живет, конечно! И мне веселее будет!

— Ну, вот и хорошо, бабушка. Саша у нас девочка добрая, она с вами и посидит, и побеседует долгими зимними вечерами… Да, Саша? – повернулся он к девушке.

— Да… Конечно… — тут же встрепенулась та, испуганно подняв на него большие карие глаза, и улыбнулась одними губами, будто через силу.

— Стесняется! – пояснил торопливо Костик. – Скромная она у меня, бабушка Маша…

— Это хорошо, Костенька! Хорошо, что скромная. Сейчас такие девки все оторвы пошли – палец в рот не клади! А пожениться–то вы когда планируете?

— Да какое там пожениться, бабушка, что вы… Да мы хоть завтра бы, а толку? Жить ведь все равно негде! У нас дома каждый квадратный сантиметр на строгом учете… Да и родители мои ругаются каждый день – слушать невозможно!

— А отчего ругаются–то, Костенька? – понуро уперев в ладонь сморщенную щеку, покачала головой Мария.

— От безденежья… Отцу зарплату на работе вот уж четвертый месяц задерживают, Ирку с Катькой, сестренок моих, вот–вот из их платных институтов повыгоняют… Мама от отчаяния просто с ума сходит, знаете ли.

— Ой, да что ты! Ну и времена нынче пошли… — вздохнула Мария. – Мне вот Славик недавно рассказывал – ему тоже зарплату как–то задерживали…

— А кто у нас Славик? – равнодушно–осторожно вставил свой вопрос Костик.

— Славик–то? Да мужа моего, Бориски, племянник, — махнув рукой, пояснила Мария и торопливо продолжила: — Так вот, они на своей работе взяли да в суд подали на хозяина и заставили его деньги–то им заплатить! Правда, он потом все равно их всех повыгонял…