Страница 20 из 46
Если в сухопутной армии служба отделена от домашнего быта, то на флоте по известным причинам такой возможности не существует. Здесь вся жизнь протекает в ограниченном пространстве корабля, и подчас самые серьезные вопросы решаются на фоне кухонных запахов, распространяющихся из корабельного камбуза. Образно выражаясь, служба в армии организована по мужскому типу: ежедневно мужчина удаляется в свое рабочее пространство, оставляя семейные проблемы в стенах дома.
Морская же служба в этом отношении напоминает непрерывный труд домохозяйки, которая вынуждена с утра до вечера крутиться по хозяйству. Рабочий день у нее ненормированный, и дела, как известно, никогда не кончаются. То же самое происходит и на флоте: служба службой, а порядок на корабле нужно поддерживать. Поэтому нередко можно наблюдать такую картину: в то время как на шканцах решаются боевые задачи, группа матросов неподалеку драит палубу или полирует медные заслонки.
Что поделать, жизнь ведь не останавливается ни на минуту! Даже богоподобный статус капитана корабля не избавляет его от близкого знакомства с жесткой щеткой.
Следует отметить, что такой режим жизни имеет и свои плюсы. Все эти мелкие, но неотложные дела привносят в морскую службу немалую толику юмора и человечности, которые начисто отсутствуют в армии. Я знаю, что многие моряки любят свой корабль. А покажите мне хоть одного солдата, который бы испытывал подобные чувства к родной казарме.
Утро вступает в свои права. Раздается звук сигнального горна, морские пехотинцы прилаживают штыки к винтовкам и, взяв их на плечо, под звуки судового оркестра маршируют на шканцы. Им предстоит присутствовать на ежедневной церемонии поднятия стяга. В восемь утра по летнему времени (и на час позднее в зимние месяцы) сигнальщик медленно поднимает на флагштоке белое полотнище с крестом святого Георгия — официальный флаг ВМС Великобритании. Пехотинцы салютуют поднятыми винтовками, оркестр выводит мелодию «Боже, храни короля». При звуках гимна матросы (которые до того что-то красили, полировали и драили) прерывают все занятия и застывают навытяжку. Ветер доносит издалека обрывки той же самой мелодии — как напоминание того, что аналогичная церемония в этот час происходит на всех кораблях эскадры. Доиграв национальный гимн до конца, оркестр переходит к исполнению корабельного марша. Здесь уже возможны вариации — от «Фермерского парнишки» до «Он был отличным малым» (кстати, последний позаимствовал мотив у небезызвестного «Мальбрука», который, как известно, «в поход собрался»). На том церемония и завершается. Дело сделано — корабельный стяг гордо реет на фоне серого неба, и морские пехотинцы строевым шагом покидают шканцы. Военно-морской корабль, воздав надлежащие почести военно-морскому знамени, возвращается к прозе жизни: на сегодня у него запланирована покраска — серым снаружи и белым изнутри. Команда приступает к работе, а со стороны камбуза уже плывут соблазнительные запахи готовящейся еды!
Завтрак в офицерской кают-компании обычно проходит в торжественной тишине. Если же кому-нибудь и придет в голову нарушить эту традицию, то его неуместное веселье быстро угасает в атмосфере всеобщего осуждения.
— Привет, парни! — восклицает чудак, подобно летнему бризу, врываясь в столовую.
Душевный подъем на время ослепляет беднягу и лишает его чувства меры. Он пытается расшевелить компанию, радостно потирает руки и даже пытается в шутку отвесить подзатыльник молодому торпедному офицеру.
Увы, все его попытки разбиваются о гробовое молчание сослуживцев. Люди безмолвно отстраняются от него — кто отворачивается, кто прячется за старым номером «Скетча», установленным на подставку для книг (вот уж воистину человеконенавистническое изобретение!). Постепенно до весельчака доходит вся неуместность его порыва, и он пристыжено умолкает. Трапеза, как и полагается, проходит в полной тишине.
После завтрака вся компания переходит в переднюю часть помещения. И здесь, за чашкой чая или кофе, языки развязываются. В одном углу оживленно обсуждают предстоящую проверку орудийных башен, в другом офицер что-то выпытывает у корабельного казначея. Внезапно дверь с шумом распахивается, и в кают-компанию входит судовой врач. Судя по озабоченному выражению лица, он принес не слишком хорошие новости. Так и есть: на соседнем линкоре разразилась эпидемия кори.
Вы рассеянно перебираете стопку газет, пытаясь отыскать еще непрочитанный номер. В конце концов останавливаете свой выбор на прошлогоднем «Тэтлере» и в сотый раз пялитесь на подборку свадебных фотографий.
Лицо невесты кажется вам уже таким знакомым, будто это вы сами год назад женились на ней (а впоследствии благополучно развелись).
Военный корабль представляет собой плавучий остров, сделанный из стали и железа и битком набитый сложными механизмами. Он заселен расой феноменально гибких, прямо-таки гуттаперчевых, людей, которые изъясняются на непонятном наречии. Я достаточно долго наблюдал за аборигенами и могу засвидетельствовать, что жизнь их проходит в неустанных трудах. Если они не красят свой стальной остров, то старательно скребут его пемзой — до тех пор, пока он не станет блестеть, как полы в бальном зале Альберт-холла. Немало времени отнимают орудия, которыми утыкана вся поверхность острова, а также мощные турбины, перемещающие остров по морским просторам. И я уж не говорю о том огромном количестве еды, которую приходится готовить ежедневно. Жители острова поражают своей ловкостью и сноровкой: целыми днями они носятся вверх и вниз по перпендикулярным железным лестницам и при этом умудряются ничего себе не сломать. Спят они в гамаках, которые в свернутом состоянии напоминают огромные сосиски — вроде тех, что продаются на улицах Сохо.
Остров этот не лишен комфорта и приятности. Здесь в любое время дня и ночи можно принять горячую ванну и подкрепиться свежим печеньем из крутого теста — если, конечно, знать, как до них добраться (лично я так и не сумел запомнить, в какой люк надо нырнуть и сколько поворотов отсчитать по левому коридору). Стальной остров отлично электрифицирован — электричества здесь побольше, чем в отеле «Савой». Провода, подобно нервным окончаниям, пронизывают все тело острова и снабжают его живительной энергией. Система электропитания устроена таким образом, что даже в случае частичного повреждения (ну, если вражеская мина или снаряд выведут из строя какой-то участок острова) уцелевшая часть сможет продолжать воевать. Оставшейся энергии вполне хватит на то, чтобы произвести ответный залп по неприятелю. Более того, для этого даже не потребуется пожертвовать электрическим освещением острова — так что любой боец сможет спокойно настрочить письмо своей матушке с подробным описанием последних событий.
Если бы меня попросили определить самую важную часть острова, то я, пожалуй, затруднился бы с ответом.
Тут все зависит от критериев. Если поставить во главу угла возможность передвигаться, тогда пальму первенства следует отдать турбинам мощностью в сорок пять тысяч лошадиных сил, которые располагаются в машинном отделении. Они упрятаны в некрашеные дубовые кожухи и со всех сторон окружены медными трубками и проводами. Бойлеры настолько капризные создания, что соглашаются работать только на дистиллированной воде.
Машинное отделение находится в ведении лейтенанта-коммандера, и нередко можно видеть, как он, подобно профессиональному химику, колдует над пробиркой с водой. Он осторожно погружает в нее маленький шарик нитрата серебра (так называемый ляпис) и внимательно наблюдает за реакцией. Если в пробирке образуется туманное облачко, лейтенанту это не нравится. Он недовольно хмурится и, следя за показаниями приборов, подкручивает маленькие медные колесики. Судя по всему, это улучшает ситуацию. Помутнение в пробирке исчезает — вода приходит в норму. Видите, сколь привередливы корабельные бойлеры. Вода, которая годится для нас с вами, им не подходит.
Однако продолжим наше исследование. Если на первое место поставить боеспособность военного корабля, тогда важнейшим объектом становятся 16-дюймовые орудия. Эти смертоносные чудовища прячутся в серых башнях, выставив наружу лишь гигантские грозные морды. Мощь их такова, что во время залпа все судно сотрясается. Опытные моряки заблаговременно убирают со своих тумбочек фотографии жен и детей и прячут их в шкафах между стопками белья. Каждый такой выстрел служит своеобразным шоком для нервной системы острова. А чтобы его хоть как-то сгладить, палубу линкора укрепляют мощными стальными балками. Если вам когда-либо доведется присутствовать при одновременном залпе всех девяти орудий, то первой вашей мыслью (при условии, конечно, что вы сохраните способность связно мыслить) будет: «Конец! Наша Земля взорвалась!» Однако уже в следующую секунду вы с облегчением поймете, что вселенский апокалипсис пока отменяется — у вас всего-навсего лопнули барабанные перепонки. «Но кто же, черт возьми, так шандарахнул меня по затылку?» — размышляете вы. (Спешу вас обрадовать: в нижней части головы, справа, есть заветное местечко, которое еще долго будет болеть после залпа 16-дюймовых пушек.)