Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 76 из 200

Но я был твердо намерен поехать в Эль-Машнаку — или Макер, — и потому оставалось одно средство: пойти к Пик-паше.

— Вы действительно хотите туда поехать? — спросил он. — Хорошо. Вы получите полицейский эскорт.

Мне сказали, что верховой эскорт и лошади будут ждать меня там, где заканчивается дорога.

Я встал в четыре часа утра, отметился в полицейском участке, как должны делать все путешествующие по Трансиордании, указав пункт назначения и вероятное время возвращения, а затем в течение трех часов ехал на машине по самой ужасной дороге, которую когда-либо встречал в своих поездках. Она состоит из серии спиралей и проездов, узких как лезвие, повисающих над пропастью — на склоне гор, с востока окаймляющих Мертвое море.

Эту дорогу только что закончили строить, и строительство рассматривалось как огромное достижение, так что вскоре на ней установили плату за проезд в несколько пиастров. Однако никто не мог гарантировать, что часть дороги не обрушится в долину.

Дорогу строили для тысяч арабов со всей страны, которые собираются у горячих минеральных источников Зерка Ма’ин; считается, что эта вода исцеляет от самых запущенных форм ревматизма, неврита и сопутствующих им болезней.

В машине я не раз и ранее испытывал страх, но его нельзя даже сравнить с тем ужасом, который я пережил, когда мы проезжали по невероятно узкому и длинному участку, дважды поворачивающему на 180 градусов. На протяжении нескольких сотен футов колеса нашей машины практически скользили над пропастью. Одна ошибка — и автомобиль успел бы три-четыре раза перевернуться в воздухе, прежде чем оказался бы на дне долины.

Я испытал облегчение, лишь когда мы въехали в глубокое ущелье, стены которого были покрыты зелеными и ржаво-красными пятнами, а от горячих минеральных ключей, стекавших по скалам, поднимался пар. В этом месте меня ждали трое вооруженных полицейских с запасной лошадью.

Я спросил, в каком направлении мы поедем; один, знавший несколько слов по-английски, указал на практически отвесную стену ущелья и сказал:

— Туда, наверх.

Прежде чем тронуться в путь, я осмотрел горячие источники Зерка Ма’ин. Их было около десятка. Ущелье слишком ужасно, чтобы назвать его красивым, жаркая расщелина в вулканических горах, заполненная серным зловонием, камни которой покрыты пятнами и полосами минеральных отложений из ключей.

В этих источниках, по преданию, обладающих целительными качествами, пораженное болезнью тело Ирода Великого омывали перед ужасной смертью царя в Иерихоне. В древности эти источники носили имя Каллирроя.

Лишь немногие европейцы посещали эти источники, но они широко известны среди арабов, которые стекаются из отдаленных районов на верблюдах, на лошадях, чтобы искупаться в этих водах. Насколько я понял, тут тоже есть свой «курортный сезон», как в Хэрроугейте или Бате. В момент моего визита к этому периоду только начинали готовиться: строили грубые навесы и стенки вокруг водоемов, отведенных для женщин, расчищали площадку для лагеря. Один араб провел меня к природной турецкой бане (ключ бил внутри пещеры). В этом помещении висел густой пар и стояла такая жара, что я выдержал там не более минуты.

Спутник рассказал мне необычную историю об этих горячих источниках: якобы они были найдены чернокожим рабом царя Соломона, и здесь совершали могущественные магические обряды. По правде сказать, у меня сложилось ощущение, что все древнее и непонятное здесь приписывают царю Соломону.

Мы тронулись в путь. Один полицейский ехал впереди, с ружьем наготове. Через пятьдесят ярдов после него ехал второй, затем мы с третьим полицейским. Дорога шла круто вверх, по руслу высохшей реки. Лошади скакали по камням, как горные козлы. В небе над нами кружил орел с белыми перьями на крыльях, потом лениво удалился.

Восхождение привело нас к безлюдной вади,то есть каменистой пустоши, где мы смогли перейти на легкий галоп, используя в качестве дорог сухие русла, причем лошади сами уверенно находили путь. Горы казались совершенно безжизненными, но полицейские сказали, что за нами могут следить сотни глаз, и у каждой пары есть ружье.

— У вас часто возникают проблемы с бедуинами? — спросил я.



Я знал, что мой собеседник сам был бедуином, но гордый статус члена Арабского легиона и представителя британского правительства был для него важнее.

Он изобразил высокомерное презрение:

— Я пойду один, с пустыми руками, куда угодно и арестую целую деревню, и никто не посмеет поднять на меня руку.

Внезапно первый полицейский пустил свою лошадь в галоп вдоль свежей осыпи, прямо к куче камней. Его острый глаз заметил какое-то движение. При его приближении из-за камней поднялись 10–15 бедуинов. И у каждого было ружье.

Будь я один, скорее всего, они, ни на мгновение не сомневаясь, ограбили или убили бы меня. Когда я подъехал ближе, старый шейх схватил веревку, служившую мне поводьями. Он сделал жест, изображавший мирное приветствие, и попросил ехать за ним в гору, где стояли их шатры, чтобы выпить кофе. Очень трудно отвергнуть подобное приглашение, не нанеся хозяину жестокого оскорбления, но я умолил полицейского рядом со мной найти предлог, который он сочтет уместным, чтобы отказаться.

Мы ехали дальше по горам в течение трех часов, иногда далеко внизу мелькала голубая вода Мертвого моря, иногда мы погружались глубоко в расщелины в скалах, карабкались по высоким камням, как козлы. Маленькие арабские лошадки проявляли чудеса ловкости и подвижности, с которой не шли ни в какое сравнение даже повадки эксмурских пони.

К концу трех часов мы приблизились к Эль-Машнака, «месту повешения» — безусловно, это название отражает какие-то воспоминания об ужасной цитадели Ирода.

На милю вокруг, на соседней горной вершине раскинулись руины древнего города. Там были обрушившиеся стены и нечто, напоминающее остатки дороги. Почва стала такой жесткой, что даже кони не могли дальше идти. Мы спешились, оставили лошадей на попечение одного из полицейских, а сами стали карабкаться по скалам.

Мы спустились в своего рода провал между двумя горами, а потом прошли по участку древней дороги, вымощенной тесаным камнем. Она привела нас к основанию высокой конической горы, на которой ничто не росло, а склоны были усыпаны мелкими камешками. Именно на ее вершине некогда стояла мощная крепость Макер.

Впервые за этот день я почувствовал прикосновение легкого ветерка. Мы находились в 3700 футах над Мертвым морем. Вокруг нас высились Моавские горы, хребет за хребтом складками извивались на фоне синего неба.

Нигде, даже на Бен-Невисе или Сноудоне, я не смотрел с таким восторгом на открывающийся передо мной вид с горы. Оба полицейских взобрались наверх первыми, ружья висели у них за спинами, куски сланца осыпались из-под сапог для верховой езды. Тут и там целый каскад мелких камней дождем ссыпался с горы.

Мы достигли верхней точки и посмотрели вниз. Под нами лежало пространство тихой синей воды — Мертвое море. На противоположном берегу поднимались горы, они громоздились хаотично, бурые, пустынные вершины, то выше, то ниже, тянулись на запад, а вдали, на самом горизонте, виднелся высокий хребет, на котором можно было различить черные отметки величиной с булавочную головку, — это были здания на Елеонской горе.

Направо, где Мертвое море заканчивалось чередой соленых озер, лежали белесые, неровно окрашенные груды соли, там была долина Иордана, и все эти мили, белые и цвета хаки, и единственное зеленое вкрапление — город Иерихон, а также коричневые равнины, разделяла тонкая серебряная линия реки Иордан, завершающей свой долгий путь от Галилейского озера.

На горе я не нашел ничего, кроме ямы, остатков того, что могло быть когда-то сводчатым колодцем, а также фрагментов старинной стены.

Земля была усеяна мелкими кусками керамики. Ниже по склону находилась темница. Возможно, та самая, где провел последние дни Иоанн Креститель.

Три или четыре автора оставили краткие описания этой горы, они утверждают, что здесь можно увидеть остатки металлических колец, к которым приковывали пленников, но я тщетно их искал. Если они и сохранялись несколько лет назад, боюсь, теперь их уже нет. Темница забита мусором, бедуины, которые бродят по этим горам, используют эти помещения в качестве зимних убежищ для скота.