Страница 62 из 200
Есть в этом районе и другие виды птиц, напоминающие наших сверкающих зимородков, но это щурки.
Самый домашний звук в Галилее — чириканье воробьев. Их тут огромная колония, обитающая в эвкалиптовом лесу Табги, и каждый вечер они пронзительно щебечут, пока не наступает закат, и лишь тогда унимаются и засыпают.
Эвкалиптовая роща — самое необычное место на Галилейском озере. Под высокими деревьями всегда прохладно, а почва мягкая, и под ногами похрустывает мертвая листва — почти как в родном лесу.
В самую отчаянную жару я мог сидеть там часами, наблюдая за зимородками и водяными черепахами. Эти черепахи очень робкие, но молодые и неопытные порой лежат на краю водоема, вместо того чтобы занимать камни посередине источника. Их очень легко поймать, и в таком случае удается заметить змеевидную головку, мгновенно ныряющую под панцирь, из-под которого сверкает острый взгляд крошечных черных глазок. Под водой плавают они с удивительной скоростью, их маршрут можно проследить по тупым носам, высовывающимся на поверхность с абсолютной регулярностью, так как им необходим воздух. Я рад, что арабы не обнаружили никакой коммерческой пользы в их панцирях, иначе черепах здесь уже давно бы не было. И хотя они путешествуют по всему периметру Галилейского озера, теплый, прогретый солнцем скальный бассейн явно оказался их излюбленным местом обитания.
Арабы рассказывают о черепахах довольно примечательную историю. Говорят, однажды какая-то женщина хлопотала у плиты, выпекая хлеб, а другая женщина проходила мимо и попросила дать ей кусок. Отказать в куске хлеба здесь считается чудовищным поступком, и тем не менее хозяйка заявила, что ей нечем поделиться. Тогда госпожа Фатима, ибо это была именно она, наложила проклятие на ту, что пекла хлеб, пообещав, что она всю жизнь будет таскать печь на себе. Несчастная женщина стала черепахой, и арабы, вытаскивая черепах из воды, показывают темно-коричневые отметины на панцире, утверждая, что это следы нагара на печи.
Иногда вечерами арабская лодка скользила вблизи берега, и лодочник Абдул, который никак не мог опомниться от размеров первых чаевых, которые я ему дал, прыгал в воду и шлепал к берегу. Он очень любил английские сигареты и, затягиваясь, далеко запрокидывал голову.
Как-то я спросил его, рассказывают ли арабы в Галилее истории об Иисусе.
— О да, — ответил он. — Иса исцелил дочь царя Гергесы, у который были демоны под ногтями.
Я понятия не имел, что означают «демоны под ногтями», и никто не смог мне этого объяснить.
Арабы знают, что Иисус ходил по воде озера, они почитают дерево, растущее на вершине горы и отмечающее место, где, по преданию, было совершено одно из чудес. Его называют Деревом Благословения, и местные жители верят, что если сжечь одну ветку с этого дерева, можно исцелиться от любых болезней.
Многие из историй Абдула для меня не имели смысла, а может, его английский был недостаточно хорош или мой разум затуманился из-за бесконечной жары. Мне нравилось слушать его мягкий, монотонный голос, смотреть на голубую воду озера, на черепах, греющихся на камнях в лучах солнца, следить за медленным полетом журавлей, летящих к северу.
Однажды утром рыбаки отвезли меня на гребной лодке к устью Иордана, где, выйдя на берег вместе с Абдулом, я прошел к руинам Эль-Телль, которую некоторые ученые мужи определяют как Вифсаиду Юлию.
Мы шли мимо зерновых полей, перепрыгивали через овражки и ирригационные каналы. Внезапно, свернув в сторону, мы наткнулись на огромного водяного буйвола, прекрасно проводившего время в Иордане. Он фыркнул и ускакал прочь, подняв фейерверк грязевых брызг.
— Когда Аллах создавал корову, — тут же начал Абдул, — мимо проходил Рогатый…
Арабы невероятно суеверны и смертельно боятся называть неприятные вещи их собственными именами; в частности, дьявола они называют Рогатым.
— …проходил Рогатый. И когда он увидел корову, которую делал Господь, он громко и долго смеялся. Он сказал, что никогда не видел такого смешного животного. Тогда Бог предложил ему сделать другое, получше. И дьявол сделал водяного буйвола…
По противоположному берегу Иордана, находившемуся ярдах в двадцати, брел араб, который, завидев нас, громко крикнул что-то по-арабски.
— Тот парень просит сигаретку, — перевел Абдул.
— Но мы же не можем бросить сигарету через реку.
— О нет, мы просто оставим ее на камне, а он перейдет вброд и возьмет.
Я достал сигарету и положил на камень.
«Тот парень» рассыпался в тысяче благодарностей.
Когда мы добрались до развалин Эль-Телль, оказалось, там не на что смотреть, кроме обычной груды черного базальта. Нас мгновенно окружила дюжина бедуинских детишек, которые встали кольцом и уставились на меня так, словно я призрак.
Внезапно мы услышали необычайное, дикое пение из расположенной ниже долины. Это была монотонная песня, слова и мелодия бесконечно повторялись. Абдул объяснил, что это бедуинская свадьба. Примерно тридцать всадников вылетели галопом из-за холма и начали бешено гарцевать, образовав кольцо.
— Тот господин впереди, — указал Абдул, — он жениться на даме там, и он с друзьями ехать ее забрать.
«Там» означало соседнюю стоянку. Пока мы смотрели на них, от группы отделился один всадник и внезапно помчался к нам, пустив лошадь легким галопом вверх по каменистому склону. Он вступил в долгие и явно сердитые переговоры с Абдулом. Очевидно, предметом обсуждения был я.
Оказалось, что, явившись в Эль-Телль, я пересек границу между Палестиной и Французской Сирией. Теперь я находился на французской территории и — без паспорта. Я еврей? Нет! Значит, я шпион? Нет! Дикий всадник, который, как выяснилось, был чем-то вроде полицейского начальника, завершил переговоры заявлением, что если я в течение четырех часов не покину территорию, он меня арестует.
Смотреть было не на что, так что мы удалились тотчас. На обратном пути мы увидели, что араб на другом берегу Иордана курит сигарету.
Среди всех мест, которые я видел, Галилейское озеро — единственное, где сохранился дух Христа. Здесь нет соперничающих сект, нет спорных святынь; только озерная вода плещет на черные камни, неспешно растут зерновые, созревают фрукты, сверкают на солнце зимородки и щурки, днем светит солнце, а ночью луна.
Время оказалось не властно над озерным краем, где родилось христианство. Он еще прекраснее, чем рисовало воображение. Здесь нет рукотворных храмов, нет столкновения вероисповеданий, ревности и ненависти.
В ночной тишине маленькие рыбацкие лодки скользят под звездами, как это было в те времена, когда Голос воззвал с берега: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» 83 .
Глава восьмая
Сидон, Ливан и Баальбек
Я исследую руины Кесарии Филипповой, отправляюсь в Сидон, посещаю гору, на которой когда-то стояла Эстер Стэнхоуп, выступаю в защиту святого Георгия, взбираюсь на бастионы величайшего замка крестоносцев в Сирии, путешествую по Ливану в направлении Баальбека и Дамаска, останавливаюсь у могилы Саладина и путешествую на юг, чтобы сдержать обещание.
Несмотря на то, что было всего лишь начало марта, урожай пшеницы уже созрел на Генисаретской равнине.
Однако бананы отца Тэппера разочаровали меня. Они прятались в густых, спутанных зарослях, словно крошечные слоновьи бивни, и даже самые усердные поиски не дали мне шанса найти хоть один съедобный плод.
День ото дня я чувствовал, как нарастает жара. Случайные экземпляры устаревших английских газет, оставленных гостями приюта, сообщали странные в такой обстановке новости о снежных заносах в Шотландии, а на последних страницах были напечатаны фотографии с изображением катания на санях в Дербишире. В столь жаркие, золотые от солнца дни на Галилейском море трудно поверить в подобное.