Страница 33 из 200
Если можно предположить, что Пилат отослал Иисуса в качестве предложения о мире с правителем Галилеи, в обмен на галилеян, погибших при прежнем конфликте, тогда странная мысль приходит в голову в связи со строительством акведука — точнее, в связи с причиной изначальной вражды между Пилатом и Иродом, — значит, все это было дополнительным фактором, приведшим к распятию Христа…
Я взобрался на стену и осмотрел необычную реликвию. Лишь немногие знают, что она существует, и если никто о ней не позаботится, сохранившиеся водопроводные трубы (собственно говоря, обломки камней) могут быть унесены отсюда и использованы в качестве строительного материала. Кстати, крышка Колодца волхвов на иерусалимской дороге сделана именно из такого камня.
Акведук идет вдоль стены и теряется из виду за домом. Он сложен из огромных каменных блоков, внутри которых просверлена широкая дыра, каждый камень точно подгонялся к предыдущему, образуя надежный канал для воды.
Если теория, которую я только что изложил, обоснованна, эта череда камней представляет собой одну из наиболее странных и важнейших реликвий в мире. В любом случае хотя бы несколько камней из акведука должны быть выставлены в великолепном новом музее Иерусалима.
Я пошел дальше в сторону Вифлеема, размышляя о Пилате и негативном ореоле вокруг его имени. Суд над Иисусом дает нам полный портрет римлянина: высокомерный, грубый, достаточно слабый, чтобы поддаваться на шантаж, но, в отличие от евреев, обладающий чувством справедливости. Он попытался спасти Иисуса. Он пытался снова и снова, с нарастающим чувством раздражения и безнадежности. Евреи, прекрасно понимая слабые стороны человеческой натуры — дар, никогда их не покидавший, — внезапно прекратили нападки на Иисуса и сосредоточили натиск на самом Пилате. Раздались крики: «Если ты отпустишь этого человека, ты не друг кесарю!». Это был уже прямой шантаж. И он решил судьбу Иисуса.
Установки Пилата после этих криков изменились. У него были серьезные основания вообразить, как представительное посольство посещает Рим за его спиной и организует заговор. Эти послы будут говорить: «Наместник Иудеи освободил человека, который называл себя царем. Он не друг кесаря».
Пилат во всем зависел от Тиберия. Одно слово императора — и он потеряет всю власть, возможно, его ждет даже ссылка и бесчестье. Пилат знал и евреи знали, что нет дела легче, чем отравить разум авторитарного правителя клеветой и наветом.
Итак, Пилат, слишком слабый и слишком мирской, чтобы не поддаться на голоса шантажистов, снова проиграл в борьбе с евреями. В качестве последнего жеста неодобрения он приказал принести воду и умыл руки.
Он удержался на своем посту еще шесть лет: пока не сделал и в самом деле серьезную судебную ошибку, предоставив тайным врагам возможность потребовать его отставки. В Самарии появился какой-то самозванец, он собрал самаритян на горе Гаризим, обещая открыть им место, где спрятаны священные сосуды, якобы захороненные Моисеем. Вооруженная толпа собралась у деревни Тирабата. Пилат, всегда готовый к подавлению вооруженного восстания, переоценил серьезность ситуации и послал войска на разгон собравшихся, в результате дело закончилось большой резней. Самаритяне обратились с жалобой к Вителлию, легату Сирии и непосредственному начальнику Пилата, который нашел в случившемся ошибку и вину Пилата и отослал его в Рим для ответа на предъявленные обвинения. Пока Пилат добирался до Рима, умер Тиберий, и судебное дело было забыто, так как новое правление начиналось со смуты. И Пилат исчез из истории, чтобы остаться в легенде. Последняя гласит, что вскоре он попал в немилость Калигулы и вынужден был совершить самоубийство. Но никаких исторических подтверждений этот рассказ не имеет.
В апокрифических деяниях Пилата и в евангелии от Петра, написанных столетия спустя после смерти Пилата, прокуратор предстает в более выигрышном свете и получает Божественное прощение.
Однако легенда утверждает, что Пилат, как и Иуда, подвергался преследованию демонов раскаяния и отчаяния. Говорится, что его тело бросили Тибр, но злые духи были слишком напуганы таким соседством и постарались унести его подальше, так что оно попало во Вьенн на юге Франции и было сброшено в Рону. Но и там произошло отторжение тела.
Тогда тело вновь совершило дальнее путешествие и было перенесено в Лозанну в Швейцарии, где его зарыли в глубокой впадине, окруженной горами. Другая история рассказывает, что труп Пилата был унесен к темному озеру на горе, с тех пор получившей имя Пилатус [8], и те, кто проезжает мимо этого заброшенного места ночью, испытывают ужас при виде белой фигуры, которая выходит из озера и совершает движение, повторяющее «умывание рук».
Группа белых домов на горе напоминала стайку монахинь. Они стояли на самой обочине дороги и смотрели вниз, в жерло жары. Там, где заканчивались полоски террас и начиналась голая скала, последние оливы, казалось, в отчаянии пытались вскарабкаться повыше, на каменистую террасу, подальше от раскаленных, безжизненных утесов. Белые дома наблюдали за ними разинутыми ртами распахнутых дверей и широко открытыми глазами окон. А с синего неба палило немилосердное солнце.
Над плоскими белыми крышами высились колокольни монастырей и приютов. В такую жару почему-то непременно звонит хотя бы один колокол. Если не у отцов-салезианцев, то у сестер обители Св. Винсента де Поля. Внизу, у дороги, которая вела к белому городу на горе, красовался указатель, самым нелепым образом возвращавший путника к местной реальности: «Граница муниципального округа Вифлеем. Сбавить скорость».
Приближаясь к Вифлеему, путешественник, воспитанный на образах святого Луки и Боттичелли, замирает в изумлении перед этим указателем, потому что ему прежде не случалось соотносить представление о Вифлееме с идеей муниципальной границы. Сперва ему кажется почти святотатством сам факт, что в Вифлееме могут быть мэр и муниципалитет.
Затем, когда он обращается от ощущений к мыслям, приходит в голову, что мэр Вифлеема — замечательный символ. Это знак почти ужасающей непрерывности человеческой жизни. Предшественники мэра на посту могут возводить свое чиновное «родословие» ко временам Христа и к ветхозаветной эпохе, погружаясь постепенно в туманное, легендарное прошлое. Вифлеем представляет собой типичный пример неизменности подобных палестинских городов. Одна волна завоеваний сменялась другой, стирая все вокруг, но города практически не менялись. Вифлеем знавал и евреев, и римлян, и арабов, и крестоносцев, и сарацин, и турок. И все они ставили на границах города свои собственные дорожные указатели. Сегодня здесь, у подножия горы, красуется надпись на английском языке, призывающая «сбавить скорость».
Пока поднимаешься на гору, к Вифлеему, испытывая единственное желание побыть в одиночестве, молодые арабы в европейских костюмах, красных шапочках-шешиях, венчающих сияющие энтузиазмом лица, приветствуют путника и настойчиво зазывают в диковинные лавки, протянувшиеся вдоль дороги. Здесь предлагают туристам религиозные сувениры из перламутра, оливкового дерева и черного камня с берегов Мертвого моря. Если не удается сбыть подобный товар, продавцы стараются увлечь проходящих мимо гостей города традиционными свадебными платьями вифлеемских женщин. Если задать вопрос, что же турист может потом делать с подобным приобретением, они в ответ будут улыбаться и протягивать экзотические одеяния:
— У вас нет жены? О, молодой английской леди сильно понравится! Очень красиво… Посмотрите, сэр…
Но в конечном счете они будут вполне довольны тем, что вы купили открытку.
Британская страсть к законности, составляющая одну из наиболее сложных проблем для арабов в их отношениях с новыми «хозяевами», отпечаталась на древнем лике Вифлеема в виде недавно выстроенного здания полицейского участка.
Мне цитировали следующее высказывание одного из арабов: «Законность! В старые дни, при турках, мы платили судье и заранее знали результат, а теперь платим намного больше адвокату и не знаем, чем закончится дело. И это вы называете законностью!».
8
Имеется в виду гора Пилатус, под сенью которой расположен швейцарский город Люцерн. — Примеч. ред.