Страница 192 из 200
Правление папы Адриана было омрачено чередой мятежей и бесконечной борьбой с амбициями Фридриха Барбароссы. Когда Барбаросса прибыл в Рим, чтобы принять императорский венец, папа выехал ему навстречу в Непи; но Барбаросса не соизволил, как полагалось, взять под уздцы папского мула и помочь владыке церкви спешиться, а потому Адриан не даровал ему поцелуй мира. Схватка между гордыней Барбароссы и твердостью Адриана длилась несколько дней и закончилась, лишь когда Барбаросса согласился провести папского мула под уздцы на глазах германской армии. Тогда папа приветствовал его поцелуем мира, и они проследовали в Рим. Шесть лет дальнейших тревог и конфликтов привели к тому, что Адриан умер как раз накануне обнародования указа об отлучении Барбароссы от церкви. Трудно вообразить более блестящую карьеру для бедного английского мальчика, побиравшегося на дороге близ Сент-Олбанс и окончившего дни на престоле святого Петра!
Я обратил внимание на то, что немногочисленные посетители крипты совершенно не смотрят на пол, а это, между прочим, один из интереснейших памятников Рима — собственно, покрытие древней базилики Константина. Старинные камни вытерлись и растрескались, но именно на этом уровне, если не на этих самых камнях преклоняли колени древние короли, в том числе Карл Великий, а также все средневековые паломники.
Рим по-прежнему остается небольшим городом, следуя по улицам которого быстро попадаешь в сельскую местность. Стоит выйти за стены, пройти милю или две, и ты уже шагаешь по типичной сельской дороге, вдоль которой стоят дома цвета охры, а старинные фермы виднеются тут и там среди деревьев. Торжественными, печальными группами высятся кипарисы, на истомленной зноем земле распускаются цветы. Когда солнце выходит из-за гряды облаков, стремительные тени скользят по мирному ландшафту, ограниченному контурами синих холмов.
Как-то днем я ехал в аббатство Тре Фонтане, выстроенное там, где, согласно преданию, принял мученическую кончину апостол Павел. Никогда не возникало сомнений, что Павла обезглавили «у вехи третьей мили» по дороге на Остию. Другие варианты не признали соответствующими традиции. В правление Нерона это место называлось Аквэ Сальвиэ — Сальвианские источники. В позднейшие времена сложилась живописная легенда о том, как отрубленная голова апостола ударилась об землю, подпрыгнула три раза, и в каждой точке ее соприкосновения с почвой забил ключ.
Миновав великолепную базилику Св. Павла-Вне-Стен, где захоронили обезглавленное тело апостола, я последовал по Виа Лаурентина, которая бежит вдоль излучины Тибра. Узкая полоса сворачивает от основной дороги налево и заканчивается перед высокой аркой, с которой ниспадают пурпурные каскады бугенвиллии. Растущие повсюду эвкалипты доказывают, что местечко в давние времена являлось малярийным болотом. Те, кто посещал аббатство в начале XIX века, оставили жуткие рассказы о царившей здесь болезни, о том, что летом посреди трясины не живет никто, кроме немногочисленных бледных монахов — вялых, вечно хворых. Малярийные комары обитали тут в таком изобилии, что на время место стало совершенно необитаемым, и потому папа Пий IX в 1865 году передал его «штурмовому отряду» по внедрению современных методов сельского хозяйства — монахам-траппистам.
Эти непреклонные, трудолюбивые и молчаливые люди поселились в аббатстве и, воспользовавшись помощью заключенных, превратили трясину едва ли не в тропический рай. Они осушили болота, посадили правильные породы деревьев; в результате, проходя через арку, попадаешь в настоящий ботанический сад. Несмотря на несправедливость мысли, я не мог не сравнить этот образец монашеской энергии с вялостью и безразличием египетских иноков, которые наверняка предпочли бы тихо и безропотно умирать один за другим. Им не пришло бы в голову осушать болота и превращать их в обитаемый участок земли. Бог поместил здесь комаров, возразили бы они, так почему нам надо что-то менять? С другой стороны, они не покинули бы монастырь, даже если пребывание в нем грозило им лихорадкой и смертью.
Я прошел под эвкалиптами, надеясь отыскать кого-нибудь, кто покажет мне церкви, но место казалось совершенно безлюдным. В саду тесной группой стояли три церкви, одна из них — круглое барочное здание — справа, на чуть более высоком уровне, чем другие. Повсюду было написано: «Silentio»— «тишина, молчание», но призыв пропадал втуне: единственным звуком было воркование вяхирей в клетках, расставленных среди высоких деревьев. Свернув за угол, я наткнулся на монаха-трапписта, с яростным усердием копавшего землю. Я просто физически почувствовал, что каждая лопата земли делает его душу более чистой и совершенной. Он вонзал инструмент в почву с такой силой, словно поражал сатану в самое сердце, а потом отбрасывал землю в сторону так, будто вместе с ней избавлялся от греха. Пот тек по его лицу, но он не прекращал трудиться.
Я хотел обратиться к нему, но заметил в нескольких ярдах от монаха очередную надпись « Silentio». Невольно мне вспомнилась злосчастная попытка Роберта Луиса Стивенсона поговорить с траппистом [37], и я подумал, что не стоит нарываться на грубость. В надежде, что он обратит на меня внимание, я помедлил, наблюдая за его работой и размышляя о причинах столь необыкновенного рвения. Он обернулся и увидел меня, однако с явным неудовольствием на лице продолжил яростно копать землю. Монах был еще молод, лицо его произвело бы сильное впечатление на Эль-Греко.
Отчаявшись завязать беседу, я прошел в одну из церквей, которая поразила меня своим обликом — готическое здание в Риме является очевидной редкостью. Я оказался в длинном, пустынном белом нефе, который скорее ожидаешь увидеть во Франции. Пока я пытался понять, кому посвящена эта церковь, появился пожилой траппист; вероятно, в его обязанности входило встречать посетителей, и он с готовностью сообщил, что это церковь Святых Винсента и Анастасия, а потом поведал историю Винсента.
— Он служил дьяконом в Сарагосе, в Испании, — начал монах. — Его подвергли пыткам и убили во время гонений Диоклетиана, в 304 году. Христиане собрали его останки и захоронили в соборе в Валенсии. В VIII веке, когда валенсианским христианам пришлось бежать от мавров, они забрали с собой мощи святого и по морю добрались до мыса, который теперь называется мысом Святого Винсента. Там его и похоронили. В XII веке мощи святого забрали с мыса и перенесли в собор в Лиссабоне.
— А кто такой Анастасий?
— Это перс, принявший монашеский постриг в Иерусалиме. Однажды он отправился в путешествие на родину и там был убит персами в 628 году.
Когда мы вышли из церкви, молодой монах по-прежнему копал землю.
— Почему он копает с таким рвением? — не удержался я от вопроса.
— О, с ним всегда так, — мягко ответил мой собеседник. — Просто он такой человек.
— Кажется, он роет могилу для самого времени.
— Может, и так. А вот это церковь Санта-Мария Скале Цели — «Лестница Небес». Думаете, странное название для церкви? Да, вероятно, странное. Но когда я объясню вам причину, полагаю, вы скажете, что оно прекрасно. Как-то раз, когда святой Бернар служил здесь мессу, у него было видение: на церковное здание опиралась основанием лестница, уходившая в небеса. Он присмотрелся и увидел души, восходящие по ступеням вслед за белыми ангелами, и понял, что это души тех, кто освободился из чистилища его молитвами. Вот почему мы называем церковь так. А теперь вы должны взглянуть на церковь Сан-Паоло алле Тре Фонтане…
Мы поднялись на небольшой холм и вошли в церковь, построенную над Сальвианскими источниками. Ее нельзя было назвать красивой, скорее необычной. Три алтаря стояли в ряд, и под каждым находился источник. Слышно было, как журчит под мрамором вода. Вниз, к одному из источников, вели ступени, и прямо из-под земли бил ключ. Монах сказал, что церковь эту построил в XVI веке архитектор Джакомо делла Порта на месте древнего храма.
37
Имеется в виду эпизод «Путешествия с осликом по Севеннам» Р. А. Стивенсона: встреча автора с монахом-траппистом, который оказался отличным собеседником, но при виде монастыря вскричал «Я должен молчать!» и более не откликался на обращения и не отвечал на вопросы. — Примеч. ред.