Страница 186 из 200
Судя по всему, святой Антоний был не только основателем монашеского движения, но и своего рода психоаналитиком, поскольку считал необходимым вести дневник, с которым делился самыми сокровенными мыслями, — принцип, знакомый современным последователям этого искусства: тайные мысли и желания лучше извлечь на свет дневной. Он не был книжником, но активно участвовал в церковных дискуссиях своей эпохи, писал тем, кто искал его совета (среди его адресатов были император Константин и сыновья последнего). Антоний вовсе не был мрачным, патологическим отшельником; он любезно и жизнерадостно приветствовал тех, кто к нему приходил. Однако его трудно было вызвать на разговор, если речь не шла о страждущей человеческой душе. Богачи тщетно пытались выманить его из скита, но он всегда отвечал: «Как рыба умирает, если ее вытащить из воды, так и монах, которого извлекли из скита».
Пищей ему служили сухари и вода, порой он воздерживался от еды по четыре дня кряду. Он никогда не ел до заката, даже в те дни, когда не постился, и еще никогда не мылся. Святой не был тем высоким статным мужчиной, каким его часто изображают художники; напротив, он был мал ростом, но в нем имелось нечто такое, что заставляло людей оглядываться в толпе. Когда он прибыл в Александрию по просьбе святого Афанасия, чтобы выступить против ариан, за ним по улицам следовали толпы с криками «Божий человек!»
Временами он впадал в божественный экстаз, продолжавшийся, бывало, целый час. В такие моменты ученики обычно ждали, когда святой вернется к ним, а сам он верил, что для достижения совершенства молитва должна быть экстатической. Перед смертью Антоний, как я уже упоминал ранее, велел ученикам похоронить его тайно, и могилу так до сих пор и не нашли.
Монахи считают, что основание их обители датируется годом смерти Антония (356). Есть даже предание, что церковь Св. Антония, главный храм монастыря, изначально была часовней, возведенной самим святым у подножия горы.
Я пожелал отцу Антонию доброй ночи и прогулялся по террасе, прежде чем лечь. Над пустыней висела почти полная луна. Монастырь напоминал огромный корабль посреди безграничного моря, его белые стены сияли посреди пустоты земли и небес. Несколько мгновений я стоял, вслушиваясь в тишину столь глубокую, что мой разум стал изобретать звуки взамен отсутствующих в реальности.
Послушник приготовил мне постель и поставил традиционную темную церковную свечу футов трех высотой. Она горела, обильно истекая воском. Мне показалось, что не успел я задуть ее, как глаза мои открылись навстречу свету нового дня.
В монастыре есть две главные церкви, каждая из которых перекрыта двенадцатью плоскими белыми куполами. Все купола одного размера, расположены в четыре ряда, по три купола в ряду. Одна церковь посвящена святому Антонию, другая — Марку, который, насколько я понял, когда-то был иноком этой обители.
Церковь Св. Антония расположена позади основной группы зданий, возле касра,на самой высокой точке монастырской территории. Она большая, квадратная по форме, побелена известью, у западной стены стоит колокольня. Ее стройную башню венчает приземистый купол, а у самой вершины есть открытая арка, в проеме которой виден подвешенный колокол.
Когда мы с отцом Антонием приблизились к церковной двери, я увидел снаружи стоящие в ряд шлепанцы, как в мечети, а потому тоже снял туфли. Я понимал, что от меня ждут этого перед входом в церковь. Мы прошли через нартекс и оказались в одной из самых странных и примитивных церквей, которые я когда-либо видел, даже в коптском Египте. Меня не удивило, что это старейшая церковь в стране.
Это маленькое здание, приблизительно сорок футов в длину и примерно вполовину меньше в ширину; любой, кто незнаком с древними коптскими церквями, может сперва вообразить, что попал в почтенный фермерский дом, который скверно побелили и заполнили самыми разнообразными предметами: деревянными экранами, иконами, коврами и циновками. В церкви нет искусственного освещения, лишь свечи. Под потолком, над хорами, подвешено несколько страусовых яиц.
Пространство церкви представляет собой просторную комнату причудливых очертаний и со сводчатым потолком. Отделены лишь небольшие хоры — для этого установлена стенка футов четырех высотой с открытым проемом в центре.
Хоры расположены под одним из куполов, и две колонны, отделяющие хоры от основного пространства, выглядят грубыми и примитивными — вероятно, для них использовали сырцовые кирпичи, много веков покрывавшиеся известью, слой за слоем, или каменные блоки, утонувшие в штукатурке. И основное пространство, и хоры вплоть до ступеней алтарного возвышения — хайкала(солеи) — застелены коврами и грубыми половиками из верблюжьей шерсти на слое тростниковых циновок (так же мусульмане настилают ковры в своих мечетях).
Вдоль хоров тянутся два деревянных бруса, а на них подвешены пять грубо нарисованных и сильно обветшавших икон. Центральная представляет Богоматерь с Младенцем Христом; по обеим сторонам от нее висят образы крылатых ангелов; а дальше два изображения конных святых — один из них, естественно, Мари Гиргис, то есть святой Георгий. Святилище расположено под другим куполом и почти полностью погружено в темноту. Его отделяли от хоров врата, составленные из многочисленных деревянных жердей, словно ножки стульев эпохи короля Якова.
Когда-то церковь была расписана фресками. В одном из куполов я заметил почерневшие следы живописи, на южной стене сохранился цикл поцарапанных и почти неразличимых образов святых, стоящих прямо вдоль длинной аркады. Самой любопытной особенностью церкви оказались древние нарисованные кресты, видимые в тех местах, где отвалилась штукатурка. Вероятно, они очень старинные и прекрасно исполнены. Каждый крест примерно двенадцати дюймов в высоту, греческого типа, а вокруг — схематично изображенный венок-картуш. Над перекладиной креста греческие буквы IC XC, а ниже перекладины — NIKA, то есть широко известная греческая монограмма, означающая «Иисус Христос Победитель». Каждый крест написан густым красным цветом по кремовому фону, а все венки — зеленые. Краска крестов твердая и блестящая, причем некоторые кресты утоплены в слои чередующейся штукатурки и побелки до четверти дюйма глубиной.
Мне ужасно хотелось снять со стены маленький кусочек штукатурки, чтобы лучше разглядеть нижние буквы, но не успел я поддеть его ногтем, появился монах и очень вежливо сообщил, что в прошлый раз, когда кто-то собрался сделать это, его поразило молнией. Вероятно, эти кресты призваны были символизировать особое почитание этой церкви, но прошло много веков со времени исчезновения в этой пустыне греческого влияния и самого греческого языка [36].
Арочный проход в южной части церкви вел в часовню без окон, которую монахи называют часовней Откровения. Ее купол украшен фресками с символами четырех евангелистов: лев Марка, телец Луки, орел Иоанна и человек (или ангел) Матфея. Эти существа из Апокалипсиса представлены несущими корону. Отец Антоний, судя по его словам, не связывал их с евангелистами.
— Телец просит у Бога о милости для всех животных, — объяснял он. — Орел просит о милости для всех птиц, лев — для всех диких зверей, а человек — для человечества. Так все твари просят о милости Господа.
Возле церкви есть соединенный с нею темный проход в другой храм, посвященный Благословенной Деве. В ее нефе лежала огромная куча оливок; достаточно необычное зрелище, потому что в Египте оливки являются исключительно реликтом эллинистической агрикультуры.
Мы поднялись по лестнице и пересекли подъемный мост в сторону касра,а затем вошли в часовню Св. Михаила. Отец Антоний извлек из складок рясы ключ, поднял указательный палец с уже знакомым мне смешком, а потом шепнул, что собирается показать мне библиотеку. Он словно намекал, что я могу оказаться новым Керзоном и что не следует уносить с собой бесценные сокровища. Он некоторое время сражался с тугим замком, а потом открыл дверь в комнату, где томились в деревянных шкафах сотни томов. Насколько печальное зрелище являет собой библиотека, которая принадлежит людям, редко читающим книги и не испытывающим к ним никакого интереса!
36
Роспись стен церкви крестами, судя по греческим надписям, относится к эпохе иконоборчества (VIII в.), когда последовательно заменялись образы Христа, Богоматери и святых на символические знаки и тексты; кресты были особенно типичными элементами декорации. — Примеч. перев.