Вариант 19

- Екатерина Георгиевна, может, этот писклявый уже и не там, - сказал Пашка. - Может, он на хуторах отлеживается. Он же бандит, ему в больницу не с руки. В Мерефе, должно быть, сейчас белые. Они, ясное дело, всё одно гады, но друг друга не шибко любят. Не, не сунется он в больницу.

- По-моему, наш Писклявый и с теми, и с другими договорится, - сказала Катя. - Кстати, ты, Павлуша, базар фильтруй, господин прапорщик на "гадов" может оскорбиться и про "советы" какую-нибудь гнусность ляпнуть. Заведетесь. А бить мне вас сейчас лень, спина у меня ноет. И остальные части тела тоже побаливают.

Герман покосился на предводительницу с иронией. Ноет у нее, как же. Совершенно непробиваемая особа. Амазонка. Наверняка из тех, кто революцию с полуслова поддержал. Лавры Софьи Перовской этим современным барышням покоя не давали. Наслаждайтесь теперь, господа народники.

- Что молчите, господин прапор? - поинтересовалась Катя. -- Вы горизонт обозревайте повнимательнее, но ведь и собственную точку зрения высказать вам никто не препятствует. Если она, точка зрения, не идет в разрез с генеральной линией нашей партийно-цирковой труппы.

- Не идет, - сухо сказал Герман. - Против Мерефы я ни малейших возражений не имею. Но там, уж боюсь вас расстроить, наши пути разойдутся. Мы с Протом отправимся поездом на Лозовую. Ну, а ваша дорога, полагаю, лежит в иные края. Я дал слово доставить ребенка на место и попытаюсь выполнить свое обещание.

- Да мы не слишком разлуке огорчимся, - заверила Катя. - Долг, он превыше всего. Валяйте, прапорщик. Не знаю, правда, как Прот ныне к путешествию в Лозовую отнесется. У мальчика, вроде бы, свои планы имелись.

- Что значит, "свои планы"? - еще суше сказал Герман. - Сейчас не время для детских капризов.

- Вы, Герман Олегович, не сердитесь, - тихо сказал Прот. - Я понимаю, что вы обязаны меня доставить по назначению. Я же не возражаю. Только мне кажется, до Лозовой мы с вами не доберемся.

- Это отчего же? - Герман постарался, чтобы голос звучал как можно увереннее. -- До Лозовой не так уж далеко. Обратимся к начальнику станции. Предписание у меня сохранилось.

- Да вы вперед не забегайте, - сказал Пашка, подбадривая утомившихся лошадей. - Мы за день разве что на пару верст к Мерефе приблизились. Все овраги, да буераки. Що днем, что ночью, никакого ходу нету. Разъездов-то - будто фронт рядом. Может, мы чего не знаем, а, Екатерина Георгиевна?

- Мне тоже не нравится, - пробурчала предводительница, без стеснения задирая ноги на невысокую спинку козлов. - Весьма перенасыщенная войсками местность.

Герман подавил желание отпихнуть пыльные носы сапог от своего кителя. Ладно, пусть сидит, о приличиях наша Екатерина Георгиевна не имеет ни малейшего понятия, сие с первого взгляда угадывается. Кто она вообще такая? Даже на шпионку не похожа. Едва ли уместно шпионить со столь прямолинейной беспардонностью. Но насчет странных обстоятельств спутники несомненно правы:, - в двух селах определенно расположились банды. Удалось разглядеть в бинокль вооруженных людей. Похоже, неместные, - селяне вокруг праздно толклись. Возможно, красные, хотя товарищ Пашка за своих их не признал. Но уж точно не добровольцы, - в отсутствии погон Герман убедился. У моста чуть не наткнулись на еще один отряд - эти галопом летели к Новому Бабаю. Опять же, черт его знает, кто такие. Еще две группы с винтовками высмотрела зоркая Екатерина Георгиевна. Засады? "Секреты"? Нет, действительно, черт знает что:, - вся округа наводнена шайками вооруженных людей. Высунуться из леса практически невозможно. Да и какие здесь леса, так - рощи, светлые дубравы.

- Екатерина Георгиевна, надо бы лошадям дать передохнуть, - нерешительно сказал Пашка. - Да и нам бы дух перевести. Перекурим, и по холодку двинем. В темноте, оно даже надежнее будет.

- Угу, прошлой ночью ой как далеко мы продвинулись, - пробурчала Катя. -- Ладно, к опушке выйдем, дабы нормальный обзор иметь, и остановимся. Но ночью обязательно нужно нам через старый Муравельский шлях перебраться. Может, по ту сторону поспокойнее будет.

Смазанные колеса по мягкой лесной дороге катили ровно. В прохладной тени тянуло в дрему. Герман старался бодриться, слушал "сип-сип-сип" пения крошечного лесного конька-щеврицы. Сзади командирша тихо беседовала с Протом о железной дороге. Оказывается, мальчик по ветке на Лозовую уже путешествовал и, кажется, не один раз.

- О, светлеет, - сказал Пашка. -- Кажется, опушка впереди.

- Попридержи, - приказала Катя, но было уже поздно, - бричка выкатилась на поляну.

Должно быть, кавалерийский разъезд отдыхал в тени, теперь солдаты как раз садились в седла, и не слышали подъезжающей брички.

- Стой! - зашипела Катя.

Пашка натянул вожжи.

"Дроздовцы", - с огромным облегчением подумал Герман. Когда схватил карабин и сам не заметил, - надо же так озвереть за последние дни.

- Стоять! Руки вверх! Оружие бросить! - поручик на заплясавшем вороном коне выхватил наган, прицелился в лицо помертвевшему Пашке.

- Спокойнее, господин поручик, - сказал Герман, демонстративно отставляя карабин. -- Мы против славного Дроздовского полка ничего не имеем.

- Кто такие? Руки вверх, я сказал! - поручик явно нервничал. Еще бы - прохлопали бричку, чуть на голову гости не заехали.

- Прапорщик Земляков. Второй Офицерский полк, - Герман поправил неприлично помятую, еще три дня назад бывшую новенькой, фуражку с приметным малиновым верхом и белым околышем.

- Я вас не знаю, господин прапорщик. Или все же "товарищ"? - зрачок нагана теперь покачивался, целя в грудь Герману. - Отвечать живо!

Герман подумал, что у поручика излишне горячая лошадь. Да и сам поручик слишком нервен. Но отвечать нужно спокойно.

- Я на днях зачислен в полк. Сейчас в отпуске по ранению. Извольте убедиться, - Герман медленно расстегнул карман, извлек предписание и очки. - Господин поручик, я понимаю, что едва ли вам знакома моя физиономия. Я и его превосходительству еще не был представлен. Вполне понимаю ваше недоверие, но револьвер все-таки отведите. Нас и так совсем недавно пытались подстрелить.

Опускать наган поручик и не думал, но руку несколько ослабил. На бричку смотрели дула восьми винтовок его подчиненных. Морды у дроздовских кавалеристов-разведчиков были злые и усталые. Впрочем, пассажиры брички особой угрозы не представляли: перепуганный юнец-возница, молодая помятая девица, болезненный мальчишка. Да и неуклюжий прапорщик, одной рукой надевающий треснутые очки, а другой рукой протягивающий документы, не мог бы испугать и кошку.

- Вы откуда здесь взялись? - настороженно спросил поручик, трогая каблуками коня и забирая из руки Германа помятое предписание и новенькое воинское удостоверение.

- С поезда, господин поручик. Два дня тому на эшелон был произведен вооруженный налет. Пришлось уходить от бандитов пешим ходом. Вот, бричку по случаю раздобыли. Пытаемся выбраться к Мерефе.

- Как, вы сказали, вас зовут? - поручик одним глазом пытался изучать документы, другим подозрительно оглядывая Пашку, между колен которого вызывающе торчал карабин.

- Прапорщик Земляков-Голутвин, - хрипло сказал Герман. Ствол нагана, сейчас целящийся куда-то в район пупка, весьма нервировал.

- Хм, что ж вы сразу не представились? Земляков, да еще Голутвин, широко известная фамилия, - поручик хохотнул. - Мы, в некотором роде, именно вас и ищем. Следовательно, в поезде вы уцелели? Мальчик с вами? Тот самый?

- В каком смысле? Я действительно его сопровождаю, но.... Если вы имеете в виду налет на эшелон....

- Неважно, - поручик махнул наганом. - В седло, прапорщик, немедленно. Федор, возьми мальчика к себе. Плешко, за господина прапорщика головой отвечаешь. И поворачиваем на Южный, живо! К полуночи там должны быть.

Герман в недоумении спрыгнул на землю.

- Господин поручик, вы не могли бы пояснить? Я здесь не один, гражданских надо бы проводить в город....