Страница 21 из 52
Что само по себе и неплохо: Миранда не желала знать подробности. Ничем хорошим это не кончится. Подобные воспоминания будут только отравлять утренние часы, а ей надо жить!
Усилием воли она прогнала мрачные мысли и отправилась заваривать чай и раздумывать о более приятных вещах.
Например, о слиянии Блэйка — Хэлси. Тут действительно была пища для размышлений. Завтра же она купит пять тысяч акций «Блэйк Инструментос». За неделю цена на них резко подскочит, и она сорвет неплохой куш.
Ну и дурак же этот Роджер Кинг! Хвастал своими профессиональными успехами, будто в них находился ключ к ее сердцу…
Он хотел использовать ее, а получилось наоборот — она использовала его: лакомилась изысканными блюдами за его счет во время их походов по ресторанам, между прочим получала информацию о положении дел на рынке ценных бумаг, которую он с легкостью выбалтывал, чтобы показаться ей интересным. Даже уговорила его пожертвовать крупную сумму Обществу спасения утопающих… Наверное, ей следует послать ему письмо с выражением благодарности.
Но она была и разочарована: ей хотелось, чтобы он нравился ей больше. Если бы не эта его выходка! Такая грубая… Сказать, что мужчины ведут себя как животные, было бы несправедливо по отношению к животным, которые намного лучше!
— Правда, Оджи? — Миранда погладила лежащего на коленях кота. В ответ он лизнул ей руку шершавым язычком.
Для Миранды было ясно одно: агрессивность Роджера вызвала к жизни давно похороненные воспоминания. С этого момента она просто обязана постоянно быть настороже, чтобы избежать их рецидива.
Больше никаких свиданий, никакого флирта. Она должна, наконец, оставить всякую надежду на романтическую любовь. Это счастье не для нее, особенно теперь, когда Питер Мэйнвэринг женился…
Ах, Питер! Она до сих пор не могла думать о нем без вздоха. Но вздохи все же лучше, чем слезы…
Миранда была совершенно убита, когда нанятый ею детектив сообщил ей о свадьбе Питера. Она закрылась в своей квартире и проплакала целую неделю. Позже, когда депрессия пошла на убыль, она снова связалась с ним и поручила ему составлять ежемесячные сводки о жизни Питера. Не потому, что хотела совать нос в его дела, а просто слишком тяжело было вторично рвать тоненькую ниточку, протянувшуюся к нему. Он по-прежнему много для нее значил. Ему же не повредит, если она будет знать, где он и что с ним?
Театральный бизнес — бизнес рискованный, насколько она понимала: сегодня человек может быть знаменит, а завтра — полностью забыт. Может наступить время, когда Питеру понадобится помощь, и тогда она придет ему на выручку, как он когда-то пришел на выручку ей… Все, чего она хочет, — это иметь возможность заботиться о его благополучии. Заботиться анонимно и издалека.
Помимо этого она постарается избавиться вообще от всех лишних эмоций — и положительных, и причиняющих боль. Бог прогневается, если она проведет остаток своей жизни, страдая от любви к человеку, которым никогда не сможет обладать. Или — вспомнила она ночной кошмар — от ненависти к другому, которого не помнит.
Тому чудовищу!
Внезапно она почувствовала на языке вкус его крови, кожи. Ощущение было очень острым. Из далекого прошлого снова начали выплывать жуткие воспоминания, и она испугалась, что никогда уже не избавится от них…
Но у него, этого неизвестного монстра, тоже есть причина навсегда запомнить ту ночь. Потому что она откусила ему мочку уха.
Холланд-Парк
Пять лет семейной жизни нисколько не остудили чувств, и Мэйнвэринги относились друг к другу с пылкостью молодоженов.
Если раньше Питера редко можно было увидеть без стакана в руке, то теперь он превратился в совершенно одомашненное существо.
Вскоре после свадьбы они купили квартиру в Холланд-Парке и собственноручно занялись ее благоустройством. Для Питера кончились походы по пивным барам и ночные загулы с друзьями: все свободное время они с Энн трудились по хозяйству: отскабливали полы, обшивали стены деревянными панелями, красили, отмывали вековую грязь, бегали по антикварным магазинам в поисках то какого-нибудь необыкновенного углового буфета, то комплекта занавесок, модных во времена Уильяма Морриса, — и все для того, чтобы вернуть дому прежнее викторианское великолепие. Энн оказалась прекрасным, изобретательным садовником, а Питер совершенствовал свои кулинарные способности. Особенно удавались ему пироги с самыми разнообразными начинками, что не замедлило сказаться на его талии.
Тем не менее все, кто знал его раньше, замечали, что он никогда не выглядел лучше, чем теперь. Если прежде его пьесы, репризы и прочие сочинения были резки и ядовиты, то теперь он работал в более спокойной, добродушной манере и даже поговаривал о том, чтобы несколько изменить стиль выступлений их труппы, перейдя к постановке «комедий положений».
Дела Энн тоже пошли в гору. Приключения обезьяны Моргана бойко распродавались в книжных магазинах Англии и, похоже, грозили вытеснить с книжных полок рассказы о медвежонке Пэддингтоне. Уже появились на свет новые истории из жизни Моргана: «Морган едет в Париж», «Морган участвует в сафари», «Морган летит на Луну», «Морган встречается с Шерлоком Холмсом»… Не только дети его обожали, но и многим взрослым нравился тонкий юмор, которым была пронизана каждая сказка.
Если что и омрачало счастье Мэйнвэрингов, так это отсутствие детей. Одна из комнат в их доме, выходящая окнами на солнечную сторону, словно была предназначена для детской. Питер с Энн даже подбирали имена для будущих наследников. Каждый месяц приносил и новый всплеск надежды, и очередное разочарование.
Спустя неделю после пятой годовщины семейной жизни Энн узнала, что наконец-то забеременела. Мечта жизни воплощалась в реальность… А на следующее утро раздался звонок из Нью-Йорка: известный издатель детской литературы выражал желание заключить с ней контракт. Она провисела на телефоне больше часа.
— Что ты думаешь по этому поводу? — спросила Энн у Питера, заваривавшего кофе. Сама она выглядела несколько озадаченной.
— Я вне себя от счастья, дорогая! Разве могло быть иначе?
— Я имею в виду поездку в Америку в следующем месяце. Мой новый издатель ужасно торопится встретиться со мной лично. Похоже, они хотят сделать мне небольшую рекламу, напечатать ряд интервью со мной, пока я еще не стала слишком толстой. Ты же знаешь, как янки к этому относятся.
— А ты сама-то хочешь поехать?
Энн подергала себя за мочку уха.
— Я никогда не была в Штатах и… да, я бы очень хотела поехать на недельку-другую. Нью-Йорк, Бродвей… ну и, как говорят, вся прочая музыка. Звучит весьма заманчиво. Кроме того, когда родится ребенок, неизвестно, будет ли у меня такая же свобода передвижения…
— Незачем искать поводы, любимая! Обязательно поезжай. Я уверен, что тебя там встретят, напоят и накормят по высшему разряду. Куй железо пока горячо. Мне бы только хотелось составить тебе компанию… Но у нас сейчас нехватка людей из-за постановки нового шоу.
Энн усмехнулась и поцеловала его в лоб.
— Ты должен пообещать мне хорошо себя вести в мое отсутствие! Никаких танцовщиц и пьяных оргий! А если все-таки не выдержишь, постарайся потом все привести в должный вид: я вовсе не желаю по возвращении домой обнаружить на простынях следы губной помады.
— Испортила все удовольствие…
Но три недели спустя, когда они пили в аэропорту последнюю чашечку кофе перед отлетом, настроение Энн уже не было таким радужным.
— До сих пор мы не провели врозь ни одной ночи, — сказала она. — Ты уверен, что с тобой все будет в порядке?
— Но это ведь всего на пару недель! Господи, любимая, не такой уж я неприспособленный…
— Конечно нет! — откликнулась она. — Не забудь поливать аспарагус каждые три дня…
— …аспарагус.
— И забери из чистки свой серый костюм…
— …чистка.
— И обязательно позвони своей матери в воскресенье…
— …мама, воскресенье. Энн, объявили посадку на твой рейс.