Страница 28 из 43
Толпой выкатились на мороз. Сбросил с саней Егорушка сено, под сеном рогожный куль. Вспороли рогожу, а в куле две дюжины сабель, две дюжины наконечников для пик, пяток боевых топоров, пяток рогатин, сотни две наконечников для стрел.
Взял Кудеяр саблю, провел по рукаву тулупчика — мех наружу.
— Хороша работа! Айда пировать, ребята! У нас, Егор, великий праздник — свободный человек родился.
— Погоди, у меня и для тебя подарочек есть.
— А ну, доканывай, кузнец!
Сбросил Егор кафтан с себя, а под кафтаном у него кольчуга, колечки с головастиков, что из икры только вылупились.
— Пали, Кудеяр, мне в грудь!
— Ну нет! — сказал атаман. — Такого друга угробить!
— Пали, Кудеяр! Ты в той рубахе под пули пойдешь, вот и проверь крепость ее. Выдюжит — никто тебе не страшен, не выдюжит — вот мастеру и награда.
Вытащил Кудеяр пистолет из-за пояса, отошел на десять шагов, нацелил. Замерли разбойники, а кузнец улыбается: не страшно ему. Только все же над бровями шишечки означились. Не стал его томить Кудеяр, пальнул, и кузнец упал.
Ахнул атаман, швырнул пистолет, подбежал к Егору, а тот лежит на снегу и смеется.
— Силен огненный бой! С ног сбило, а рубашечка-то ведь целехонька!
Поднял Кудеяр Егора, расцеловал. Говорил кузнецу Кудеяр:
— Помогаешь ты, Егор, не разбойникам, помогаешь делу большому и новому. Ты погляди, как дружны мои люди. Погляди, какие справные дома в моем стане. Бабы друг другу не завистницы: все у нас поровну. Пока негусто в хлевах, а летом поставим по две коровы на избу да по три лошади. Поросят, овец и птицу я велю держать в артельских хлевах. Это еда для всех.
Кузнец головой покачал недоверчиво.
— Помогать я тебе буду, Кудеяр, жизнью и счастьем обязан. А к тебе не поеду. Коли все на коней сядут, кто ж подкует коней твоих?
— Кто? Перебьем бояр да царских захапистых слуг — тогда и разберемся!
И опять покачал головой Егор.
Вечером привезли попа Михаила. Привез его Микита Шуйский чуть живехонького: перепил батюшка.
По невозможности растолкать и поставить служителя на ноги крестины отложили, да тут к атаману опять Гришка-страж пришел на ухо шептать. Кудеяр от новости на ноги вскочил.
— Жены, ведите мужей спать. Приготовьте им на утро похмелье и квасом перед сном напоите. Утром в поход.
— Кудеяр, ты хотел половину отряда со мной за хлебом послать, — напомнил Холоп.
— О себе потом будем думать!
Глава 2
За околицей степной деревушки, утирая мокрые лица, стояли бабы с детишками и горестно крестили обоз, уходящий в белые неведомые снега по немереной дороге.
Нагрянули стрельцы в деревню, забрали с каждого двора по мужику с конем и санями, а женам этих мужиков обещали, что недели через две кормильцы вернутся.
Много ли поспоришь со служилым человеком? Да и все по правилам делалось: русский мужик обязан был отбывать тягловую повинность.
Государево дело! То послов возить, то ратников, а то и хлеб в Малороссию. Чудно?
В Малороссии кормов поболе, чем в России, только на службе-то у царя простых людей не бывает, одни умники…
В 1630 году при Михаиле продала Россия Франции семьдесят четвертей пшеницы. И пошло. Понравился Европе русский хлеб. Европа, воевавшая без роздыху и оглядки, к тому времени вконец изголодалась. Шведы стали покупать хлеб, голландцы. Появились денежки в дырявой русской мошне. Да не залежались они там. Не та мошна.
Опять схлестнулись русские с поляками.
Царь Алексей Михайлович сначала платил своему войску, стоявшему на Украине, деньгами. Но война запрудила серебряный ручеек, бежавший из Европы, а своего серебра в России не умели найти.
Денег не было, а хлеб в амбарах гниет. В чем же дело! И через всю Россию потянулись обозы с хлебом. Подвод у государства казенных не было. А за все, чего у царя нет, мужик в ответе. Забирали подводы у крестьян.
Хлеб везли в Брянск. В Брянске строили суда и дальше везли хлеб по воде. Копеечная московская пшеница в Киеве уже стоила по семи рублей за четверть.
В русских снегах не разминешься.
Бабы в сугробы полезли, когда влетели на рысях сытые кони Кудеяровой вольницы.
С горки далеко видать. Поднес Кудеяр рукавицу к глазам и смотрел на медленную черную цепочку уходящего обоза. И на другую цепочку, юркую, как ветерок, летящую обозу наперерез. Кудеяр дождался, когда быстрая цепочка перебежит дорогу медленной, и поднял руку.
Кони ринулись в долину!
Обоз замер, но впереди вдруг бахнуло страшно. Крики, стоны, шум, звон сабель, выстрелы. И смолкло все.
Обозные лежали в санях, забившись между мешками с зерном. Вдоль обоза к Кудеяру, утопая в снегу по грудь, прискакал Микита Шуйский.
— Все целы?
— Нет, Кудеяр. Гришке голову снесло, и дружок его молчаливый никогда уже не разговорится… Семь возков прорвалось. Пушка у них.
— Шуйский, крестьян распусти по домам. Хлеб забирай в лес.
Обернулся к дружине.
— Ребята! Отомстим царевым псам за товарищей! Коней не жалеть! Пуль не беречь! Пусть у каждого сабля обагрится кровью!
Версты полторы проскакали — никого впереди. Хороши, видно, кони в санях у стрельцов. Дорога на косогор вынесла. До беглецов — рукой подать. Под гору мчат, да с оглядкой. Подшибут сани лошадь — пропал.
Перед стрельцами поле, версты на две-три, потом лес, за лесом опять поле, а за полем крепостенка.
Стрельцы погоню углядели. Верховые отставать начали — заслон поезду. И вот уже снег из-под чужих копыт бьет в лицо. Была бы пика!
Парами стрельцы скачут, назад не оборачиваются. Четыре пары всего, а там уже и возок.
Кудеяр саблю за плечо, чтоб уронить ее на стрелецкую голову… И вдруг стрельцы ускакали вперед, а на Кудеяра из саней глянула, как пропасть, мортира.
Сани покачивались на раскатанной дороге. Мортира поводила бездонным оком, а пушкарь, вцепившись одной рукой в сани, другой, с горящим запалом, никак не мог попасть огнем на полку. Миг — и смерть.
Шпоры врезались в конские бока, раздирая их в кровь. Захрипел конь, взлетел, и очутился Кудеяр сбоку саней. Плеснула голубой молнией его сабелька на голову пушкаря, только мгновением раньше гром прогремел-таки. Сани подбросило. Кудеяр оглох, задохнулся дымом. Глянул назад — мешанина. У кого коня разнесло, кого самого задело.
— Вперед! — закричал Кудеяр.
Да где уж там! Пока лошадей ловили, ускользнули стрельцы в лес.
— Вперед!
Не глядя на дорогу, не склоняясь над убитыми, помчались. Может быть, догнали бы, а может, и нет. Только видят — стоит санный поезд в лесу. Стрельцы, за санями укрывшись, заряжали пищали. Придержал Кудеяр лошадь — и в лес, в снег.
— Спешиться!
Укрылись разбойники за деревьями, а стрельцы на виду.
— Смотри, Кудеяр, — показал Микита Шуйский, — чужие задержали стрельцов.
— Потом разберемся!
Вытащил Кудеяр пистолет, прицелился в стрелецкого начальника, пальнул, а пуля начальнику в ноги упала, недолет. Начальник рукой взмахнул. Стрельцы, обращенные в сторону неведомого отряда, дали залп. Шуму много, а убили одну лошадь. Отогнали все же наседавших.
Кудеяр вышел из лесу и снова поднял пистолет на стрелецкого начальника. Только стрельцы опередили. Залп грянул, а Кудеяр остался стоять, как стоял, — не подвела кольчужка. И опять шагнул он на стрельцов, и затрепетали стрельцы. Видано ли, пуля человека не берет, где уж сабле справиться с таким.
Выстрелил Кудеяр — стрелецкий начальник повалился.
— Вперед, пока пищали у стрельцов пусты! — скомандовал разбойникам Шуйский.
Разбойники набежали на стрельцов, и те оружие побросали.
Кудеяр пальнул в воздух.
— Никого не трогать! Стрельцы сдались сами! Ничего не брать — вы не грабители!
Люди Кудеяра собирали пищали, складывали в кучу стрелецкие сабли и бердыши.