Зенитчик

— В чей зад? — удивленно переспрашиваю я.

— Не в зад, а в ОЗАД, — поправляет меня Костромитин и поясняет, — отдельный зенитный артиллерийский дивизион армейского подчинения. Но там только тридцатисемимиллиметровые зенитки остались, и ремонтной базы нет.

Тут и так в дерьме по уши, а тебя еще в какой-то зад послать пытаются. Между тем, лейтенант продолжил.

— Поэтому нас направили в штаб фронта, оттуда направят в запасной полк.

А вот это уже не зад, это даже не полная задница, а просто необъятная.

— Товарищ лейтенант, а нельзя ли нас послать куда-нибудь в другое место.

— Во-первых, нас не посылают, направляют. Во-вторых, в какое такое место Вы собрались? И, в-третьих, отсюда идет только одна дорога, и идет она через Довск, где и находится штаб Западного фронта.

А то я не знаю, где находится, этот чертов штаб. Я даже знаю, что сделают с некоторыми обитателями этого штаба буквально через пару дней. Поэтому мне очень не хочется попадать туда, особенно в ближайшие дни. Но, видимо, после подаренной улыбки, продажная девка Фортуна, окончательно повернулась ко мне задом.

— В машину!

Командует лейтенант и, мы трясемся на свидание к своей судьбе. Точной даты ареста Павлова я не помню. То ли третьего, то ли четвертого. А может пятого? Один раз я уже не угадал. Для расправы над руководством Западного фронта, товарищ Сталин пришлет своего личного контролера – Льва Захаровича Мехлиса, стукача всесоюзного масштаба. Пожалуй, единственное, что хорошо получалось у Левы Мехлиса, так это слепить расстрельный донос на пустом месте. Как только он начинал действовать самостоятельно, дело заканчивалось такой кровищей, и такими провалами, что после сорок второго, хозяин своей шестерке воли уже не давал. Впрочем, думаю, что в данном случае возмездие было все-таки справедливым, хотя и слишком уж избирательным. Кирпоносу "повезло", а Павлову и его помощникам пришлось ответить за разгром вверенных ему войск. Надо было пойти дальше и Жукова с Тимошенко привлечь, но, видимо, товарищ Сталин не был уверен, что пришедшие им на смену наломают меньше дров. Ему виднее, свой генералитет он знает лучше меня.

А между тем зарождается мыслишка: а может это и есть твой шанс, твоя миссия? Мехлис это кратчайший путь наверх, возможность донести до хозяйских ушей предупреждение о страшной катастрофе. До нее еще полтора месяца, еще можно все переиграть и спасти сотни тысяч. Трактор скачет на какой-то колдобине, и я больно бьюсь локтем о борт. Руку как будто пронзает электрическим током, а в голове наступает прояснение. К кому бежать собрался? К Леве? К Мехлису? Он же типичный сталинский чиновник, самое страшное для него – вызвать неудовольствие хозяина. И так, моделируем ситуацию. Предположим, что я добрался до Мехлиса, что маловероятно. Допустим, он даже согласился меня выслушать, что уже совсем невероятно. И скажем, он мне поверил, что звучит как полный абсурд. Что дальше сделает Мехлис? Доложит Сталину? Как бы не так. С непроверенной информацией он к нему не сунется, начнет проверять. А что ему скажут "эксперты" в лице красных генералов? Они скажут, что их героическими усилиями вторая танковая группа обескровлена, ее материальная часть изношена и ни к каким наступательным действиям она решительно не способна. А скоро они подлеца Гудериана вообще за Неман выкинут. И что будет, когда Гудериан повернет на юг? Шлепнут меня, чтобы не болтал много. Если Сталин узнает что было предупреждение, а они его проигнорировали – по головке не погладит, главным образом за недонесение ценной информации до своих ушей.

А то, думаете, их не предупреждали? Были умные люди, видели, как нависает танковая группа немцев над флангом Киевской группировки. И не просто видели, они писали. Только генералы наши все проигнорировали, самыми умными себя считали. И даже, если каким-то чудом удастся Киевскую катастрофу предотвратить, то они тут же устроят новую. И будет вместо Киевской, какая-нибудь Харьковская или Днепропетровская катастрофа. И про них я уже ничего сказать не смогу. Да мало ли их было и еще будет, пусть и не в таких масштабах. А им на все наплевать, они еще только "учатся" воевать. Интересно, чем они до этого занимались. Таким образом, уговариваю я свою совесть. Будем надеяться, что такая мелочь как мы, не привлечет внимания нового командования фронта.

Как оказалось, где находится штаб фронта, я не знал, и никто не знал. В Довске находился только бывший командующий фронтом, отстраненный от должности два дня назад, еще тридцатого июня. Куда двигаться дальше, неясно. Пока к своим добирались, все было понятно, а в собственном тылу неисправная зенитка с неполным расчетом никому оказалась не нужна. В конце концов, кто-то подсказал Костромитину, что всех зенитчиков отставших от своих частей направляют в Брянск. Мною эта идея оказалась горячо поддержана, до Брянска немцы доберутся нескоро, есть время оглядеться и возможность легализоваться.

До Брянска около двухсотпятидесяти километров, если ехать через Рославль. Это расстояние мы прошли почти за пять суток, дважды подводила техника. С топливом проблем не было, как и с продовольствием. Документы проверяли несколько раз, но только у лейтенанта. Как оказалось, таких как я бездокументных призывников в тылах Западного фронта болталось немало. Когда Минск уже был захвачен, туда продолжали направлять эшелоны с призывным контингентом, согласно довоенным планам.

Брянск оказался довольно крупным городом, промышленным центром и узлом железных дорог. В комендатуре нас направляют в запасной зенитный артиллерийский полк. В первый раз за две недели, мы получаем возможность помыться. Я уже стал думать, что горячая вода в СССР существует только в виде кипятка на железнодорожных станциях. Оказывается, нет, есть еще бани. Народа в бане мало и я моюсь сразу в трех шайках. Какое счастье, что можно набрать целую шайку воды из двух кранов и опрокинуть ее на себя. А потом сделать это еще раз и еще. На этом прелести жизни заканчиваются. Мы получаем новое обмундирование. Давно забытые кальсоны на завязках, нательные рубахи, гимнастерки с шароварами и пилотки. Материал гимнастерки по шершавости может соперничать с наждачной бумагой.

— Ничего, — утешает меня Петрович, — обомнется, да и привыкнешь. Все привыкают.

— Ага, — соглашаюсь я, — как к чесотке.

Теперь надо пришить черные петлицы с красной окантовкой, прикрепить к ним эмблемы рода войск. Сами артиллерийские эмблемы за последующие полвека практически не изменились. Прикалываю к пилотке звездочку, затягиваю ремень и возвращаюсь на вещевой склад.

— Ну, нет у меня подсумков, — клянется вещевой старшина.

Но я ему почему-то не верю.

— Так что же мне патроны в карманах таскать. Вот попадусь командиру полка и объясню ему, что один куркуль на складе подсумки зажал.

После короткой дискуссии один подсумок все-таки находится, и я опять иду в баню. Здесь меня уже ждут.

— Пошли быстрее.

— Куда?

— В строевой отдел, — отвечает лейтенант.

— Стоп.

Я притормаживаю остальных и оглядываюсь по сторонам, вроде никто не может нас слышать.

— Значит, так, в разговоре с кадровиками таких слов как "окружение" и "оккупированная территория" употреблять нельзя.

— Так мы и не были в окружении, — удивляется Петрович.

— Правильно, — подтверждаю я, — не были. Мы все время двигались по неоккупированной территории и немцев в глаза не видели.

— А на Минском шоссе? — опять удивляется механик.

— Не было там никаких немцев, не было и все. Вы закончили ремонт и, понимая, что от танков все равно не уйти, свернули с шоссе еще до их появления. И на этом стойте насмерть.

Костромитин смотрит на меня очень пристально, смотрит и молчит. Ну хоть кивни, лейтенант. Петрович смотрит на командира и ждет, что скажет он.

— Ты думаешь, так будет лучше? — наконец спрашивает он.

— Я не думаю, я знаю. Ляпнете про немцев – потом не отмоетесь, всю оставшуюся жизнь будете на подозрении. И я вместе с вами.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.