Деляга

— Ладно, понял, — смирился Вова. — Ну хоть до семи дай поспать.

В его положении лишний час сна много значил.

— Хорошо, до семи, но ни минутой позже, — согласился взводный.

И это было только начало. Этот месяц вымотал Лопухова физически и морально. Он похудел, почернел. Лицо осунулось, нос обострился, под глазами серые мешки. Пожалуй, только в окружении сорок первого было тяжелее, тогда был еще и холод. Как и тогда, Вова не хотел уже славы и денег, его не интересовали женщины, даже голод не мучил, хотелось только одного — спать, спать, спать… Где-то глубоко в душе ему хотелось, чтобы немцы остановили где-нибудь наших, тогда танкам не нужно будет столько горючего, его, наконец, перестанут гонять по этой проклятой грязи, он сможет хоть немного отдохнуть и даже поспать, совсем немного…

Истошный рев чужого автомобильного клаксона мгновенно вернул Вову в реальность. Навстречу катились два тусклых желтых пятна автомобильных фар. В последний момент он, повинуясь инстинкту, крутанул руль не вправо, а влево. «Шеви» влетел в снежно-грязевой бруствер и намертво там увяз, двигатель заглох. Мелькнули фары встречной машины, Лопуховская душа сжалась в ожидании скрежета сминаемого металла, но ничего не произошло. Только через несколько секунд он сообразил, что машины чудом разминулись. Пронесло.

Убедившись, что самостоятельно не выбраться, Вова плюнул на все, забрался в кабину, мотор глушить не стал, чтобы в темноте кто-нибудь не влетел в его застрявший грузовик, и уснул. Ему было наплевать на все приказы, пусть его отдадут под трибунал, пусть отправят в штрафники, по крайней мере, хоть там он выспится. Утром его выручили танкисты из своей же бригады, гнали танк после ремонта. Это была большая удача, всю эвакуационную технику бросили на вытаскивание застрявшего транспорта. Подбитые танки эвакуировать было нечем, они так и оставались стоять в местах, где настиг их немецкий снаряд или подрыв на мине. Ремонтники мотались по полям на двух своих полуторках, но на месте исправить могли только мелочи.

Вот один такой отремонтированный и вытащил «шевроле» обратно на дорогу. Более того, так и дотащил до большого украинского села, где заночевали несколько «тридцатьчетверок». Соляр щедрой струей полился в опустевшие баки, и танки пошли дальше, оставив в селе раненых накануне вечером. В кузов набросали сырой соломы, погрузили восьмерых, самых тяжелых, сопровождать, как всегда, некому, вези. Довез уже ночью. Опять не всех, но довез. В медсанбате узнал, что наступление остановлено, пришел такой приказ. Вова вырубился тут же, прямо за рулем, не почувствовал даже, как медсестры вытащили его из кабины и перенесли в одну из хат. Он проспал больше суток, и проснулся с чувством зверского голода.

— Это что?

Вова покрутил банку в руках и вернул обратно.

— Тут же ясно написано — датские сардины, двести грамм.

Вовин напарник ткнул пальцем в этикетку.

— А чего тут Гитлер написано?

— Савельич, ну ты — деревня, — развеселился Вова, — это же адрес фабрики: Бреслау, Адольф Гитлер штрассе двенадцать. Или ты хотел консервированным Гитлером перекусить?

— Нет уж, я лучше сардинами.

Шофер вытащил нож и начал решительно кромсать немецкую жесть. Запах пошел… Вова сглотнул слюну.

— А у тебя что?

— Не знаю, — ответил Вова, — сейчас посмотрим.

Собственная банка нравилась Лопухову гораздо больше. На этикетке значилось, масса 338 грамм, 1943 год выпуска, куча фрицевских орлов со свастикой, сверху ключик для открывания. Вот только содержимое ее оставалось полной тайной, разобрать надпись он так и не смог. Ну да не дураки же немцы всякое дерьмо консервировать. Подцепив ключ грязным ногтем, он потянул его вверх.

— Что-то бобовое.

Вова сунул нос в банку.

— Фасоль. С мясом. Пойдет.

Вова запустил в банку ложку и приступил к трапезе. Трофейных консервов было много, хлеба не было. Отступая немцы бросили груды всякого барахла, а дороги до конца еще не просохли, нормального до сих пор подвоза не было. Вова обзавелся отличным трофейным набором для бритья. Помазок из натуральной шерсти, стаканчик для взбивания пены, зеркальце, ремень для правки бритвы и сама бритва с роговыми щечками. На лезвии надпись «Puma. Solingen».

Помимо имущества, от немцев осталось еще много всякой техники. Причем, основная ее масса была оставлена в населенных пунктах, вдоль дорог ее стояло на удивление мало. Именно сейчас все, что можно было оживить с минимальными затратами времени и сил, спешно растаскивалось по различным «хозяйствам». Кальман тоже времени даром не терял, вот и рыскали по населенным пунктам правобережной Украины организованные им поисковые группы. Тащили не все подряд, предпочтение отдавали массовым моделям и, желательно, с конструкцией попроще. Прицепленный к Вовиному «шевроле» тентованный трехтонный «опель-блиц» этим требованиям отвечал полностью. Чугунная рядная шестерка с зажиганием от магнето, пятиступенчатая коробка, даже электрического стартера нет. Тем более, что им досталась модификация для Восточного фронта с увеличенным баком и пониженной степенью сжатия. Значит, смело можно заливать наш бензин без дополнительных присадок.

Правда, оживить его на месте не удалось, пришлось тащить до расположения автороты на буксире. Зато немцы любезно оставили в кузове полный комплект цепей противоскольжения, которые в местной грязи практически не спасали и инструментальный ящик с набором ключей, отверток и прочей мелочи.

— Ладно, хорош жрать, пора ехать.

Пустая банка улетела в кювет. Водители заняли свои места и «шеви», сдернув с обочины «опеля», потащил его к месту новой службы. Всю армию отвели с переднего края и вывели во фронтовой резерв, водителям стало полегче. Вова отоспался, отъелся, даже время свободное появилось. И тут подвернулся этот рейс.

— Лопухов, есть рейс в Смоленск за запчастями для танков.

— Не…, - начал было Вова, но сообразив что к чему, быстро заткнулся. — Я согласен, Аркадий Львович.

Выехали пятью машинами, Вова заранее занял последнее место в колонне. Наконец-то под колесами, вместо густого грязевого месива оказалась нормальная дорога. Где-то брусчатка, где-то даже асфальт, пусть и разбитый, раздолбаный с засыпанными землей ямами и воронками, но и клиренс у «шеви» побольше «мерседесовского» будет. Покачиваясь на жестких рессорах и кренясь при объезде препятствий «шевроле» местами разгонялся аж до пятидесяти километров в час, предельной по нынешним временам скорости. В теории он мог бы и больше, но на советском низкооктановом бензине, для избегания детонации, приходилось выставлять меньшее опережение зажигания, мощность, соответственно, падала. А вот порожние «студебеккеры» могли идти и под шестьдесят, Вова с трудом удерживался у них на хвосте. Если бы колонна временами не упиралась в какую-нибудь полуторку или «захара», ползущие на привычных тридцати-сорока, точно отстал бы.

За первые сутки прошли почти четыреста километров, что являлось почти рекордом по местным меркам. Спали прямо в машинах. На четвертые сутки, уже перед Смоленском, Вова намеренно приотстал, сосредоточив внимание на левой стороне дороги. Нынешнее шоссе ничем не напоминало широкую асфальтовую трассу с разметкой и разделительной полосой. Есть! «Шевроле» свернул на неприметную лесную дорогу, на которую три года тому назад свернул Вовин «мерседес». Или должен будет свернуть шестьдесят семь лет спустя. Проехав приблизительно такое же расстояние, Лопухов заглушил двигатель и спрыгнул на землю.

Замаскировав грузовик наломанными тут же ветками, Вова прихватил из кабины автомат и отправился на поиски. Лес был чистым, в смысле, в нем отсутствовали следы боев. Видимо, война обошла это место стороной. Только однажды на пути попалась воронка от авиабомбы или крупнокалиберного снаряда. Тем не менее, он старался двигаться как можно тише. ППШ висел на правом плече, только затвор взвести, а это секундное дело. Да и под ноги он тоже поглядывал, мины могут быть, знаете ли. Время шло, а искомое место никак не находилось. Впереди появился просвет. Левая рука сдвинула очередную еловую лапу, и Вовино сердце радостно екнуло.