Страница 21 из 23
Несмотря ни на что, спалось хорошо. Проснувшись, ты подумала: сегодняшний день предназначен для покупки билета на поезд. Других дел не было. За время пребывания в Индии ты привыкла не строить обширных планов.
Так когда же ты продвинешься вперед? Все ли змеи имеют отношение к вечности? Или только эта змея, которую Вишну использует в качестве пьедестала? Ты возвращаешься к реальности — очередь короче не стала. Вишну испарился, теперь ты видишь Шиву. Вокруг его шеи трижды, словно ожерелье, закручена змея. Глаза с тяжелыми веками распахнуты, губы — красные, лицо — женское, но на обнаженном торсе отсутствуют женские груди, одни бугры мышц. Фазаньи крылья скрывают причинное место, ниже — мощные ноги. Хоть лицо и женское, а все-таки это мужчина.
— Плохо, что очередь не кончается.
— А ты ее уничтожь.
— Не могу.
— Отчего же?
— Мне не позволяют моральные убеждения.
— А ты избавься от них.
Хотя Шива и велел сделать так, но уничтожить очередь ты не могла. Вместо этого ты прошла в начало очереди и попыталась пролезть вперед. От одного этого тебе стало стыдно. Ты влезла перед стоявшим возле самой кассы стариком в тюрбане. Он поглядел на тебя, но ругаться не стал, только по-доброму усмехнулся.
Ты купила билет в вагон третьего класса. Ты все беспокоилась, что кассир скажет: «В наличии только первый класс», но, возможно, из-за купленного в Непале простенького платья тебя приняли за непалку. И все равно денег почти не осталось. Хватит только на лепешку и чай. Ты размышляешь о подвижниках-аскетах, которые добровольно отказываются от пищи. На самом-то деле таких подвижников много, так что совсем не страшно, что у тебя нет денег на еду.
В общем, в конце концов тебе удалось купить билет, и тем же вечером ты села на поезд. Напротив сидел плотный мужчина с усиками — рубашка с короткими рукавами цвета хаки, брюки, сандалии. Рядом с ним — женщина в сари персикового цвета, на лбу — красная точка. Супруги с довольным видом глядели на тебя. Рядом с ними расположился тощий мужчина. На верхней полке величаво, словно тюлень, возлежала старуха, завернутая в сари. Ты сама сидела возле окна и сквозь решетку видела людей, висевших на вагоне. Возле тебя располагалась девочка в розовом синтетическом платьице с кружавчиками. Судя по росту, ей было годика три, но лицом она напоминала взрослого человека; она хмурилась, время от времени ее взгляд застывал на тебе. Напротив нее сидели ее мать и пожилой мужчина с бородкой и в белом хлопковом балахоне. Бородатый завел беседу со стоявшим в коридоре мужчиной примерно одних с ним лет. У него были тонкие ноги. Через какое-то время он устал стоять и, потеснив всех, занял место на твоей скамейке. В вагоне было страшно жарко, ты сидела не двигаясь, но все равно пот катился градом, разъедал глаза.
Наконец-то поезд подошел к какой-то станции. Назойливые голоса торговцев сливались в общий гам. На поднятом одной рукой подносе — холодные лепешки. Сладкий запах чая. Ты подзываешь кивком продавца, сквозь решетку показываешь на лепешку, протягиваешь деньги. Чувствуешь себя как в тюрьме. Треугольный конвертик лепешки вкусно хрустит. Начинка — из картошки. Покупаешь и чаю в грубой глиняной чашечке. Мужчина с усиками радостно спрашивает: ну что, вкусно? Получив утвердительный ответ, он говорит: «Индийская кухня — лучшая в мире». Он учит тебя: когда выпьешь чай, брось чашку о землю, чтобы она разбилась вдребезги, а иначе какой-нибудь злодей может найти чашку и навести на тебя порчу, может даже убить. «С помощью таких вот детских приемов он обезвреживает чертей и черных магов», — думаешь ты. «Из какой вы страны?» Без колебаний отвечаешь: из Японии. В те годы ты ничуть не сомневалась в своей идентичности: ты женщина, ты из Японии. Тогда человек с усиками просит показать японский паспорт: редкостная, мол, вещь, никогда не видел. И тогда ты великодушно достаешь свой паспорт из пакетика на теле и протягиваешь ему. Мужчина с детским любопытством надувает щеки, перелистывает странички все до одной, произносит со смехом: ваши японские буквы очень трудные, ни одной не знаю. «Что вы, что вы — японские иероглифы вовсе не трудные», — говоришь ты в шутку и открываешь паспорт. Тут руки словно парализует. Там наклеена чужая фотография! Напоминающая по форме каштан стрижка, может быть, и похожа на мою, но все равно это мужское лицо. И написано там вовсе не по-японски, а на каком-то невиданном языке. Какие-то завитушки. Никогда таких не видела. Как это могло случиться? Жена усатого, кажется, сообразила, что что-то здесь не так, — что-то встревоженно лопочет ему. «Что случилось?» — спрашивает он тебя. «Нет, все в порядке», — отвечаешь ты и закрываешь паспорт.
Наверное, в гостинице перепутали паспорта. Интересно, что это за человек на фотографии? И почему у него точно такая же обложка на паспорте? А может, в гостинице подменили паспорт намеренно? И тогда нет смысла возвращаться в Патну — своего паспорта обратно не получишь. Все равно у тебя нет денег, чтобы вернуться туда. Так что остается ехать в Бомбей. Ничего другого: сидеть на своем месте в этом поезде, пронзающем ночь, с грузом невиданного алфавита, доставшегося тебе от незнакомого юноши. Неужели усатый ничего не заподозрил? Он что, принял тебя за мужчину? Ведь в этой стране женщины не путешествуют в одиночку. Ну что ж, мужчина так мужчина.
Тесно, лечь нельзя — хоть и настала ночь, ты продолжаешь путешествие сидя. Только ты задремала, как стало еще теснее — люди из коридора начали потихоньку вползать в купе. И ног уже протянуть нельзя.
Вдруг ты просыпаешься. Перед тобой — худая рука. Вместе с твоим криком усатый мужчина, что сидел напротив, ударил по этой руке. Рука отдернулась и исчезла за окном. Человек, который висит на поезде и путешествует за бесплатно, просунул свою тонкую руку сквозь решетку и хотел что-то стащить. Что именно? Ты смотришь вокруг. Усатый мужчина курит дешевую сигару. Наверное, рука тянулась за ней. В животе заурчало от голода.
Через какое-то время ты снова проснулась. Спина промокла, становится жарче. В ноздри бьет аммиаком. Кажется, ребенок рядом с тобой описался. Хочешь встать, но не можешь. Несколько человек свернулись на полу калачиком. Встать и переодеться — неохота. Мокрый или сухой — не имеет значения. Тут ребенок заголосил, мать стала ему выговаривать. Ребенок противный, но вдруг ты проникаешься сочувствием и гладишь его по головке. Легонько проводишь пальцами по волосикам. Сила звука заметно уменьшилась. Ты вспоминаешь, что у тебя есть какие-то конфетки — они называются «Кокос», — шаришь по карманам, берешь ребенка за руку, вкладываешь в ладонь. Ребенок замолкает. Товарищи по моче. Отправляешь конфету себе в рот.
В этот момент с верхней полки свешивается голова. Глаза — как перевернутый треугольник. «У тебя кусачки для ногтей есть?»
Кому это могли понадобиться кусачки посреди ночи? Японец, к примеру, ночью ногтей стричь ни за что не станет — плохая примета. В такой ночной стрижке ногтей есть что-то неприятное. Но ты шаришь в своем рюкзаке в поиске кусачек, а внутри тебя самой твои твердые принципы дают трещину. Может, это и вправду хорошее дело — стричь ногти посреди ночи. И стричь ногти в поезде тоже, наверное, не так плохо. Наконец-то ты нащупываешь ножницы и протягиваешь их в опущенную сверху руку. Теперь слышно их пощелкивание.
— А кусачки у тебя что надо. Может, продашь? — снова свешивается голова.
— Нет, я ведь тоже иногда стригу ногти.
— Но ты ведь в Индии не навсегда. Приедешь домой — новые купишь. В Индии все есть, что человеку надо, только ножниц нет. Продай, а?
Ты вспоминаешь, что денег у тебя совсем нет. Продашь ножницы — заработаешь мелочовку хоть на одну еду.
— Хорошо. А сколько рупий ты мне дашь?
— Видишь ли, рупий у меня как раз нет.
— Не поняла.
— Я тебе вместо рупий билет на поезд дам. Это билет непростой — волшебный. С этим билетом ты всегда на поезд сядешь.