Я смогла все рассказать

Мы с Клэр были похожи во всем, кроме одного: я не умела общаться с людьми и заводить знакомства. Я не доверяла мужчинам, за исключением ее папы, и ни за что не осталась бы в комнате один на один с незнакомцем. Если Клэр встречала на улице кого-то из друзей семьи и останавливалась поболтать, я пряталась за ее спину и молча переминалась с ноги на ногу, с нетерпением ожидая, когда мы наконец пойдем дальше. Я не могла расслабиться, если рядом были мужчины. Вдруг кто-нибудь окажется новым дядей Биллом?

Мои отношения с матерью становились хуже и хуже. Я стала все чаще просить разрешения остаться у Клэр. Чаще всего мама разрешала – что угодно, лишь бы я не вертелась под ногами, – но иногда, мне назло, велела сидеть дома. Мне очень нравилось оставаться у подруги. Там было намного лучше, чем дома. В школе знали, что мы лучшие подруги, но никто не знал, насколько я нуждаюсь в Клэр. Только она по-настоящему понимала меня. Она была не просто подруга, Клэр была мне ближе, чем сестра.

Когда учебный год подходил к концу, случилась катастрофа. Родители Клэр собрались переезжать, и Клэр переходила в новую школу. Меня ожидало расставание с лучшей подругой. Я была так подавлена этой новостью, что не могла сказать ни слова.

– Но мы кое-что придумали, – сказала ее мама. – У твоих родителей полно забот с твоими братьями и сестрами. Я поговорю с твоей мамой, может, тебе разрешат жить у нас, чтобы вы с Клэр продолжали учиться вместе. А на выходные будешь возвращаться домой. Это будет как пансионат, только жить ты будешь с нами. Ты не против?

– Конечно нет! – ответила я, не раздумывая; во мне затеплилась надежда. – Пожалуйста, давайте так и сделаем!

– Может быть, и твои родители разрешат Клэр оставаться на выходные у вас, и вы все время будете вместе. Я прямо сейчас пойду к твоей маме, и мы все обсудим.

Я снова приуныла. На смену надежде пришло трезвое осознание действительности. Мама ни за что не согласится. Доставить мне радость? Да она скорей удавится. К тому же кто будет делать всю домашнюю работу? Нет, можно и не надеяться.

Но я не отчаивалась. Через некоторое время мать моей подруги вернулась. Вид у нее был не очень радостный, и я с нетерпением ждала, что она скажет.

– Я поговорила с твоей мамой, Кэсси, – сказала она тихо. – Я пыталась объяснить ей, как вы с Клэр близки и как эта дружба важна для вас обеих. К сожалению, она отказывается отпустить тебя.

Клэр заплакала, а я окаменела вне себя от горя. Как же я теперь буду без лучшей подруги?

– Вы по-прежнему сможете видеться в «Юношеской бригаде» по пятницам, и потом, может быть, мама будет отпускать тебя на выходные к нам, – сказала мама Клэр обнадеживающе. – Ничего не изменится, вы просто будете ходить в разные школы, вот и все. – Она обняла нас обеих. – Все будет хорошо. Вы привыкнете.

Но все было плохо. Следующий учебный год начался, а я никак не могла перестать скучать по Клэр. На каждой перемене и во время обеда я стояла у школьных ворот и плакала. Никто не мог утешить меня. Никто не понимал, почему я так нуждаюсь в подруге каждый день. Никто не мог представить, как невыносима была моя жизнь без нее. Я любила ее и знала, что она любит меня, и только с ней я не чувствовала себя изгоем. Жизнелюбие Клэр помогало мне не отчаиваться. Без нее я стала медленно угасать.

Я вновь и вновь просила маму отпустить меня жить к Клэр, но она упорно говорила «нет». Чем чаще я спрашивала, тем непреклонней она становилась.

Учителя начали беспокоиться: я перестала есть, почти не спала, отказывалась общаться с одноклассницами, забросила учебу. Пару раз они отводили меня в сторону и спрашивали, не могут ли чем-то помочь. Я сказала, что просто хочу жить с семьей Клэр и ходить в ту же школу, что и она. Тут учителя были бессильны. Только мать решала, где мне жить, и они не могли на нее надавить. К тому же им казалось, что это нормальная реакция девочки на расставание с лучшей подругой. Они понятия не имели, что для меня значила Клэр и какой ужасной была моя жизнь без нее.

Спустя несколько месяцев я свыклась с тем, что мы больше не вместе, и стала общаться с другими девочками. Моими подругами стали Венди, с которой мы вместе посещали школу для конфирмантов, и Морин, хохотушка, которая всегда была не прочь попроказничать. Однако дружба с ними не заменила мне Клэр. Я не чувствовала себя ни счастливой, ни любимой.

Тем временем я продолжала мечтать, что однажды появится та красивая пара – мои настоящие папа и мама – и заберет меня с собой. Иногда я вспоминала, как мать заявила отцу, что у него нет никаких прав на меня. Что она хотела этим сказать? Возможно, я и вправду им неродная дочь; может, мои мама и папа разыскивают меня. Я знала, что это всего лишь фантазия, но не могла от нее отказаться. Она помогала мне жить.

В январе пришли ужасные новости. Мама и дядя Билл помирились.

– Билл завтра придет к нам в гости, – сказала мать за ужином. – Он был в отпуске и ужасно по нам соскучился. Он обещал зайти, сразу как вернется.

Я замерла от страха, сердце бешено застучало в груди. Что же мне делать? Где мне укрыться? Кто мне поможет? Я не могла понять, почему Бог опять оставил меня. Он перестал слышать мои молитвы?

Остаток ужина мать счастливо болтала без умолку, я же не могла заставить себя есть, даже дышать не могла от страха. Снова этот ад. И абсолютно негде прятаться.

Глава десятая

Нa следующий день мать приказала мне идти домой сразу после школы. Я ничего не могла поделать. Дядя Билл обещал зайти на чай, и она хотела, чтобы вся семья была в сборе.

Когда я увидела его в дверях, увидела, как его глаза, сверкающие из-под нависающих черных кудрявых волос, смотрят поверх плеча мамы прямо на меня, мне стало дурно. Я хотела слиться с обоями, раствориться в воздухе, но дядя Билл неотвратимо приближался ко мне. Как же мне хотелось перенестись куда-нибудь далеко-далеко, подальше от него!

– Здравствуй, Кэсси, – сказал он. И, широко улыбнувшись, спросил: – Как у тебя дела?

Горло перехватило от страха.

– Спасибо, хорошо, – еле выдавила я.

– Что же ты стоишь, Билл, присаживайся. – Мама указала на стул. – Хочешь чего-нибудь выпить?

– А я, кстати, не с пустыми руками, – сказал Билл, и я обратила внимание на сумки в его руках. – Кто хочет подарочек?

– Я, я! – запрыгала Анна.

Билл вручил ей скакалки и игрушечный пистолетик, который выстреливал шарик на веревочке. Затем Билл подарил Тому разноцветный мяч и набор калиток для игры в крикет. Том был на седьмом небе. Меня затрясло. Неужели никто не видит, как мне страшно. Мне хотелось убежать, прежде чем Билл подойдет ко мне.

– А это тебе, Кэсси, – сказал он и протянул мне ленту для волос и маленькую сумочку, в которой лежали расческа и гребень. – Чтобы ты стала еще красивее.

Мне не было нужно ничего от этого ужасного человека, я вовсе не хотела, чтобы он считал меня красивой, и отказалась принять его подарок. Я просто не смогла себя пересилить. Мне показалось, он хочет подкупить меня, заплатить за «игры» со мной. В любом случае, я не хотела прикасаться ни к чему, что побывало у него в руках.

– Не будь такой грубой, – прикрикнула мать. – Возьми подарки. Билл старался тебе угодить.

Я протянула руку, не глядя на Билла, чтобы взять подарок, и он погладил меня по ладони. Я невольно вздрогнула. Этими руками он тискал меня, придавливал к сиденью машины и к дивану, причиняя мне сильную боль, эти пальцы он совал мне в трусики.

– А теперь скажи спасибо и поцелуй дядю Билла, – сказала мать. – Никакого воспитания! Ну же!

Меньше всего на свете мне хотелось целовать своего мучителя. Но мать настаивала.

Трясясь от отвращения, я ткнулась губами в щеку дяди Билла. Я снова почувствовала ненавистный аромат виски, прикосновение потной кожи, увидела его наглую ухмылку. У меня внутри все перевернулось.

Как у нее только язык повернулся приказать мне поцеловать Билла? Ей прекрасно известно, что я боюсь его. Я рассказала ей, как он трогал меня между ног, как целовал меня и делал мне больно. Если ей так сложно прогнать его навсегда, почему она не может просто запретить ему общаться со мной? Это меньшее из того, что сделала бы нормальная мать. Но моямать по какой-то неведомой мне причине ненавидела меня. И мне никогда не дождаться от нее защиты.