Лицо из снов

Овладев ею, он начал работать ножом. До того момента она была, конечно, охвачена ужасом, но, возможно, сохраняла надежду на то, что, получив свое, он уйдет. Когда же он начал ее резать, она все поняла и стала бороться за свою жизнь. Несчастная вырвалась, а может, он сам отпустил ее, играя как кошка с мышкой, вернув ей на минуту надежду на спасение, а потом вновь с легкостью настигнув. Может быть, он еще не раз и не два отпускал ее на несколько шагов от себя, прежде чем окончательно загнать в угол в спальне…

А во что она была одета? Может, убийца забрал одежду с собой в качестве сувенира или трофея?

— Что? — тихо спросил застывший у дверей Трэммел, устремив на напарника сосредоточенный взгляд своих темных глаз.

Дейн поднял голову.

— Где ее одежда? — спросил он. — Во что она была одета?

— Может, мистер Виник знает. — Трэммел ушел, но не прошло и минуты, как вернулся. — Говорит, она провожала его на работу уже в ночной сорочке. Белая с маленькими синими крапинками.

Они стали искать эту сорочку и нашли удивительно легко и быстро. Трэммел раздвинул дверцы, за которыми стояла стиральная машина и сушилка. Там была еще корзина, куда складывали белье перед стиркой. Ночная рубашка преспокойно лежала в корзине на самом верху, вся в засохших брызгах крови, но она не была ею пропитана. Нет, убийца явно уже содрал с миссис Виник сорочку, когда стал бить ее ножом. Может она лежала на полу, отброшенная им в сторону. В этом случае неудивительно, что на нее попали брызги крови.

Дейн поражение уставился на нее.

— Изнасиловав и зарезав женщину, этот выродок не забыл положить ночную рубашку в стирку, так что ли?

— Изнасиловав? — переспросил Трэммел.

— Я в этом уверен.

— Я не касался ручки дверцы. Может, Ивену удастся снять отпечатки? Пока же во второй спальне он тоже ничего не нашел.

У Дейна вновь что-то шевельнулось в животе, и очередное предчувствие понравилось ему еще меньше, чем все предыдущие.

— Боюсь, мы во всем доме ничего не найдем, уныло проговорил он.

Глава 3

Нет, это было не воспоминание.

Она это поняла, потому что воспоминания не отпускали ее на протяжении всех последних шести лет. Страшные, воскресшие сцены из прошлого, которые обрушивались на нее, завладевая сознанием, и, исчезнув, оставляли опустошенной и измученной.

Марли помнила свой кошмар в мельчайших деталях, знала его как свое собственное лицо, которое каждое утро видела в зеркале. Но те образы, которые вспыхивали в ее сознании весь день в воскресенье, были новые, незнакомые. Когда она очнулась от многочасового забытья вчера днем в прихожей, она могла припомнить только блеск мелькающего лезвия ножа. К тому же она была настолько обессилена, что едва могла думать об этом. Рано легла спать, спала крепко, без снов. И только ближе к рассвету ей стали являться подробности видения.

Эти вспышки в сознании мучили ее в продолжение всего дня. Не успевала она прийти в себя после одной, как мгновенно накатывала очередная, поразительно живая и кошмарная… Такого прежде не случалось, видения всегда захватывали ее всю и высасывали из нее все соки, но она по крайней мере была способна отогнать их. Однако последнее видение и воспоминания о нем были сильнее, и перед ними Марли была беззащитна. Несколько раз ее так и подмывало позвонить доктору Ивелу и рассказать ему об этом новом, пугающем развитии ее дара. Но всякий раз что-то удерживало ее от этого шага.

Итак, убита женщина. Убита не в воображении Марли, а на самом деле. Дар вернулся, но в новом качестве, и Марли не знала, что ей делать. Видение было очень сильным, мощнее, чем все прошлые, но вместе с тем она не могла сказать, кем была жертва и где ее убили. Раньше всегда находилась какая-то ниточка к разгадке личности и определению места события, но не сейчас.

Марли чувствовала, что она не может сориентироваться: ее мозг не способен был поймать сигнал и напоминал стрелку компаса, которая беспокойно крутится в поисках отсутствующего магнитного полюса.

Сцена убийства вновь и вновь возникала перед ее глазами, и с каждым разом ее сознание воспринимало все больше новых деталей и подробностей, словно ветер сдувал туман в сторону. И после каждого нового приступа ей все труднее было приходить в себя, ее охватывал все больший ужас.

Страшнее всего было то, что Марли наблюдала за этим кошмаром ЕГО глазами!

В ее сознание проникали ЕГО мысли, звериная сила ЕГО злобы сотрясала всю ее душу, которая вот уже шесть лет не знала ничего подобного. Тогда кошмар лишил ее дара, теперь кошмар вернул ей дар. Конечно, убийца не собирался этого делать. Он вообще об этом ничего не знал. Мощная волна его мысленной энергии не имела цели и ни для кого не была предназначена. Нормальный человек не может себе представить, что есть такие люди, как Марли, которые обладают настолько обостренной чувствительностью, что способны подхватывать электрические сигналы чужих мыслей, способны расшифровывать оставшиеся после давно минувших событий их энергетические узоры и даже предчувствовать события, которым еще только предстоит совершиться, по их нарождающимся энергетическим слепкам. Нормальными Марли про себя называла всех людей, лишенных дара сверхвысокой чувствительности. С этой точки зрения и убийца был для нее нормальным человеком. Но только с этой точки зрения, конечно.

Сама она обладала этим даром и потому не была нормальной. Но шесть лет назад с ней случилась большая беда, воспоминания о которой до сих пор преследовали ее. В результате травматического шока ее мозг утратил сверхчувствительность. В течение шести лет она жила самой обыкновенной жизнью, которую полюбила. Марли хотела, чтобы эта жизнь продолжалась и дальше. Годы шли, и со временем — не сразу, боясь сглазить, — она прониклась верой в то, что видения никогда не вернутся. И ошиблась. Шесть лет ушло на то, чтобы исцелиться от последствий того кошмара, но теперь его сменил новый, еще более сильный и мучительный.

Теперь она воспринимала видение глазами убийцы.

Где-то в дальнем уголке ее сознания еще жила надежда… На что? На то, что видение все же не было настоящим? На то, что она просто начинает сходить с ума? Что предпочтительнее: согласиться с тем, что ты сумасшедшая, которую преследуют галлюцинации, или признать все-таки, что дар вернулся, поставив точку в твоей нормальной, спокойной жизни?

Она листала воскресную газету не в состоянии сосредоточиться. Воспоминания о кошмаре вспыхивали в ее сознании слишком часто и заслоняли собой все другое. Все же в разделе «Происшествия» она не натолкнулась ни на одно упоминание об убийстве, которое бы задело в ней живую струнку. Или информация была, а она ее проглядела? Все возможно. Или убийство произошло где-то далеко, и ей просто по какому-то необъяснимому капризу судьбы удалось поймать мысленные сигналы злодея? Если женщина жила в каком-нибудь другом городе, скажем в Тампе или Дейтоне, в газете Орландо об ее убийстве, конечно, не написали. Неужели Марли так никогда и не узнает, где это произошло и как звали бедняжку?..

В какую-то минуту ее охватило малодушие. Она не хотела ничего знать, не хотела вновь возвращаться к той жизни. Здесь, в Орландо, на несколько лет прожила в полной безопасности, привыкла к нормальному, спокойному течению жизни. Марли понимала, что, если дар действительно вернулся, он уничтожит весь этот покой, этот хрупкий мир. Она прекрасно знала, что ей будет предложено взамен: сначала недоверие, а потом насмешки. А когда ей удастся доказать людям, что все правда, общество проникнется к ней величайшим подозрением. Ее станут бояться. Каждому захочется использовать ее дар в своих личных интересах, но не найдется ни одного, кто пожелает стать другом. Люди будут сторониться, мальчишки, соревнуясь между собой в храбрости, станут заглядывать к ней в окна, а если она обернется — с визгом удирать. Другие назовут ее «ведьмой». Какой-нибудь религиозный фанатик непременно начнет бормотать что-то о «происках дьявола», и время от времени перед крыльцом ее дома будут выстраиваться гневные пикеты.