Восход солнца

Воробей обернулся, ничего не понимая.

«Неужели мать накануне рождения котят видит всю их последующую жизнь?»

На него нахлынул ужас Белолапы, беззвучно молящей о помощи.

Очнувшись, Воробей склонился над молодой королевой и зашептал:

—  Не тревожься. Твои дочери будут живы и здо­ровы. Все племя будет любить и защищать их, — он погладил лапой вздувшийся живот Белолапы. — Уже пора.

—  Да, — прокряхтела кошка.

Воробей почувствовал, как сильная волна про­шла по ее животу. Белолапа пронзительно закри­чала, и крошечный мокрый комок шлепнулся на подстилку из мха.

—  Она жива? — прошептала Белолапа.

—  Еще как! — заверил Воробей. — Теперь сле­дующая.

На миг Белолапа замерла, а потом снова изо­гнулось всем телом, и на подстилку выпал второй комочек.

—  Отлично! — воскликнула Листвичка. — До­бро пожаловать в Грозовое племя, котятки!

Первый котенок требовательно запищал, и Ли­ствичка тихонько замурчала от удовольствия.

—  Такая маленькая, но какая сильная! Идите к маме, малышки.

—  Какие красавицы, — проурчала Белолапа. — Спасибо тебе, Воробей. И тебе, Листвичка. — Одной лапой она притянула к себе котят, и при­нялась яростно вылизывать их.

Горячая волна торжества прокатилась по телу Воробья, и он вышел из душной детской на воздух.

—  Березовик! — громко окликнул он. — Заходи, полюбуйся на своих дочерей.

Березовик вихрем ворвался в детскую, едва не сбив с лап Воробья, и обдав его потоком своей бу­шующей радости и горячего облегчения.

—  Белолапа, ты в порядке? — сдавленно спро­сил он. — Слава Звездному племени! Ой, какие они красивые!

Усевшись возле Листвички, суетившейся над Белолапой, Воробей невольно подумал о том, что чувствовала целительница, когда родила на свет собственных котят. «Интересно, наш отец так же радовался, как Березовик?»

Больше всего на свете ему хотелось поговорить с Листвичкой, услышать от нее правду о своем рож­дении. В тесноте детской, во время совместной ра­достной работы, это казалось таким возможным...

—  Листвичка, — негромко окликнул Воробей.

Целительница обернулась к нему.

—  С ней все будет в порядке, — воскликнула она, неправильно истолковав его намерения. — Иди, принеси укрепляющий сбор, и прихвати не­сколько листиков бурачника, чтобы у нашей Белолапы было вдоволь молока.

Момент был упущен.

—  Хорошо, — ответил Воробей и вышел из дет­ской.

Когда он вернулся обратно с травами, дождь пре­кратился. Воробей подошел к куче дичи, чтобы не­много перекусить перед сном. Несколько котов уже сидели здесь, и их радость передалась Воробью.

—  Всегда трудно, когда котята появляются на свет в пору Голых Деревьев, — вздохнула Тростин­ка. — Но Белолапа молодец, отлично справилась!

—  Она и матерью будет замечательной, — про­скрипела Кисточка, и в голосе ее не было привыч­ной сварливости. — Такую кошку, как Белолапа, надо еще поискать! Помню, когда она ученицей была, так всегда заботилась, чтобы у нас был свежий мох, и никогда сырой не приносила! Вот она какая.

—  Ох, нелегко нам придется, когда ее малыши подрастут и начнут выбегать из детской, — промур- чал Дым, с усмешкой глядя на Белохвоста. — Бо­юсь, не унаследовали бы они характер отца своей матери! Я не забыл, сколько головной боли ты при­нес Огнезвезду, пока не вырос и ума не набрался.

Белохвост возмущенно ощетинился и помахал хвостом.

—  Они будут славными воительницами, и я спущу шкуру с каждого, кто захочет с этим поспо­рить!

Воробей, молча жевавший свою дичь, вдруг за­мер, услышав шаги Львиносвета и Остролистой. Казалось, его брат с сестрой единственные не раз­деляют общую радость племени, словно невиди­мая стена отделила их от Грозовых котов и даже друг от друга.

—  Ну что ж, так оно и есть, — пробормотал себе под нос Воробей. Внезапно он почувствовал себя лишним на этом празднике, объединившем пле­мя. Проглотив последний кусочек добычи, Воро­бей встал и, не сказав никому ни слова, поплелся в свою палатку.

Его разбудил звук шагов, и открыв глаза, Во­робей увидел серую кошку, склонившуюся над его подстилкой.

—  Щербатая! — воскликнул Воробей, садясь. Он был в своей палатке, залитой бледным лунным светом, и Листвичка тихонько спала в нескольких шагах от него.

Бывшая целительница бросила на подстилку Во­робья какое-то длинное черное перо и буркнула:

—  Пора кончать со всеми этими секретами да тай­нами! Правда должна выйти на свет. Звездное племя совершило ошибку, так долго скрывая от вас истину.

—  Но что... — начал было Воробей, но силуэт Щербатой начал таять, растворяясь в лунном сия­нии, пока не исчез совсем. И лунный свет тоже ис­чез, оставив Воробья в привычной тьме.

—  Мышиный помет! Что за идиотская привычка говорить загадками? — прошипел Воробей, но ледя­ной холодок в животе уже подсказал ему, что на этот раз Щербатая сказала ему больше, чем достаточно.

Обшарив подстилку, он нашел перо, брошен­ное целительницей, и провел лапой по его гладкой шелковистой поверхности. Ему не нужно было зрение, чтобы представить глянцевитую черноту пера, переливающуюся в лунном свете.

—  Щербатая принесла мне грачиное перо... — прошептал Воробей.

Вскочив со своего места, он тихонько вышел из палатки, стараясь не разбудить Листвичку. Вы­бравшись на поляну, он бросился к воинской па­латке и обошел ее кругом, ища запах брата, спав­шего возле внешних ветвей куста.

Подойдя ближе, он подобрал с земли сломанную ветку, просунул ее в куст и ткнул Львиносвета.

—  А? Что? Отстань! — пробормотал брат во сне.

—  Львиносвет! — прошипел Воробей, прижав­шись к самым веткам. — Мне нужно с тобой по­говорить. Разбуди Остролистую и вылезайте.

—  Ты спятил? Сейчас же ночь! — простонал Львиносвет.

—  Тише ты! Хочешь все племя перебудить? Это очень важно, понимаешь? Нужно поговорить.

—  Ладно, ладно, только успокойся.

Воробей нетерпеливо ждал, пока его брат с се­строй выберутся наружу.

—  Чего ты хочешь? — прошипел Львиносвет. — Где будем говорить?

—  В лесу. Или еще где-нибудь, где нам никто не помешает.

Остролистая зевнула во всю пасть и пробормо­тала:

—  Надеюсь, ты не зря нас разбудил!

—  Еще как не зря, — ответил Воробей.

Выбравшись из лагеря через поганое место, они тихонько проскользнули мимо сторожившей вход Маковки и вышли в лес. Здесь Воробей повел бра­та с сестрой в сторону границы с племенем Теней.

—  Мне холодно! — пожаловалась Остролистая. И вообще, я никуда не пойду, пока ты не объяс­нишь, в чем дело!

—  Ладно, — легко согласился Воробей, пово­рачиваясь к брату и сестре. — Дело в том, что я узнал, кто наш отец. — Он помолчал, оглушенный обрушившимися на него чувствами Львиносвета и Остролистой. Набрав в легкие побольше воздуха, он выпалил: — Это Грач.

Несколько мгновений все молчали. Чувства, обуревавшие его брата с сестрой, были настолько сложными и запутанными, что Воробей даже не надеялся в них разобраться.

—  Значит, мы — полукровки? — выдавила Остролистая.

—  Как ты узнал? — ошарашено спросил Льви­носвет.

—  Щербатая явилась ко мне во сне, — пояснил Воробей. — Она сказала, что нам пришло время узнать правду, и дала мне грачиное перо.

—  Но, возможно, это еще не значит... — бес­помощно пролепетала Остролистая, но оборва­ла себя на полуслове. Они все отлично понимали смысл этого знака. Было бы глупо обманывать себя, говоря, что это не так.

—  Грач знает об этом? — спросил Львиносвет.

—  Так вот почему Листвичка скрывала свою тайну! — воскликнула Остролистая.

—  Не знаю, — ответил на первый вопрос Воро­бей. — Надо поговорить с Грачом. Идем!

Они молча пошли через лес. Мокрые от недав­него дождя кусты осыпали их ледяными каплями. Холодный ветер ерошил шерсть, пробирал до ко­стей. Высоко над головой слышались голоса про­сыпающихся птиц.

Мысли бешено крутились в голове у Воробья.

«Как такое могло случиться? Наша мать — це­лительница, а отец — воин Ветра! Неужели они не знали, что им нельзя быть вместе? И как мы мо­жем быть котами из пророчества, если вообще не должны были появиться на свет?»