Очарование ее глаз

— Ничего подобного, если ты забеременеешь, — возразил он так быстро, что Доминик изумилась. — Ты боишься, что снова заболеешь, прежде чем сможешь родить ребенка? В этом все дело? Тебе нужен месяц для того, чтобы попытаться стать матерью?

— Андреас! — в ужасе вскричала она. — Нет, конечно! Даже если бы мне этого хотелось, я не знаю, смогу ли забеременеть. Прибавка в весе на одиннадцать килограммов вовсе не гарантирует положительного результата.

Андреас запустил руку в волосы.

— Мы потеряли доверие друг к другу, Доминик.

Слезы выступили у нее на глазах.

— Поэтому я хочу попытаться. Мы могли бы сделать вид, что ничего не произошло.

— Ты предлагаешь начать с чистого листа? — ухмыльнулся он с цинизмом, заставившим сжаться ее сердце.

— Да.

— Это невозможно.

Доминик решительно вздернула подбородок.

— Я бросаю тебе вызов, а ведь ты никогда не боялся риска.

В глазах Андреаса появился зловещий блеск.

— Когда над нашим браком сгустились тучи, ты сбежала. Они могут появиться снова.

— Ты имеешь в виду Олимпию?

По его лицу пробежала тень, однако отрицания не последовало. Еще один сокрушительный удар. Но Доминик скрыла свою боль.

— Я всегда знала о ваших взаимных чувствах. Олимпия постоянно присутствует в твоей жизни. Единственное, что мне нужно, — не дели с ней ложе в течение тридцати дней, пока мы проверим, вспыхнет ли снова между нами искра. Но если ты находишь эту просьбу чрезмерной, скажи об этом сейчас. У меня ничего не получится, если я буду связана по рукам и ногам.

— У меня тоже.

— Не понимаю.

— Позволь напомнить тебе, что во время нашего недолгого брака у нас возникали и другие проблемы, — серьезно сказал Андреас. — Сейчас я провожу важные переговоры, и это означает, что мне придется устраивать приемы в Афинах.

— Другими словами, мое присутствие будет, как прежде, смущать тебя.

— Разве я когда-нибудь говорил такое?

— Слова не были нужны. Твои поздние возвращения из офиса, молчание — все свидетельствовало об этом.

Андреас бросил на нее колючий взгляд.

— Тебе не нравилось жить в столице, и ты предпочитала оставаться на Закинтосе, что затрудняло наше общение.

— Это правда. Я не хотела находиться в городе и делить своего мужа с множеством других людей. Я была безумно влюблена в тебя и не думала о том, что ты должен управлять бизнесом и зарабатывать деньги. Это было наивно. Но наш медовый месяц был таким чудесным! Я надеялась, что он будет продолжаться вечно.

— А я, думаешь, нет? — взволнованно воскликнул Андреас.

Ради ответа на этот вопрос она приехала в Грецию.

— Ты сделал своей женой застенчивую, молодую, нуждающуюся во внимании девушку, которая эгоистично думала лишь о собственном удовольствии. Боюсь, в этом отношении я ничем не отличалась от большинства двадцатидвухлетних новобрачных.

— А теперь, в зрелом двадцатитрехлетнем возрасте, все по-другому? — с больно ранившей ее иронией спросил Андреас.

— Это мы оба должны узнать… если ты хочешь. Тебе нужно время, чтобы обдумать мое предложение?

На губах Андреаса заиграла странная улыбка, противоречившая ледяному выражению его глаз.

— Уже готовишь для себя лазейку?

Доминик поняла, что ей не удалось пробить брешь в его обороне. Слишком велик вред, который она нанесла Андреасу, оставив мужа в одиночестве перед лицом обвинителя. Пресса, без сомнения, разрывала его на куски, набросившись, как стая голодных волков.

— Мне она не нужна. — Поднявшись, Доминик смело посмотрела ему в лицо. — Ты просишь дать тебе развод. Ты его получишь. Пожалуйста, скажи своему пилоту, чтобы утром он был здесь. Обещаю, что, подписав документы, я навсегда уйду из твоей жизни.

Выходя из патио, Доминик чувствовала на себе его взгляд. Вместо того, чтобы броситься бежать, она расправила плечи и удалилась, сохраняя достоинство и втайне радуясь, что Андреас жадно смотрит ей вслед.

По крайней мере, когда завтра он отошлет ее, она с удовлетворением будет вспоминать, какой образ запечатлелся в его памяти.

Доминик успела дойти до голубой спальни, когда внезапно услышала его голос:

— Ты ошиблась комнатой.

Она удивленно оглянулась, не зная, что он шел за ней по пятам.

Андреас исподлобья смотрел на нее.

— Наша спальня в другом конце коридора.

Невероятно! Эти слова означали, что их тридцатидневное испытание начнется сегодня вечером. Заставив себя сохранять внешнее спокойствие, Доминик сказала:

— Я хочу взять свои вещи.

Он едва заметно кивнул.

— Тем временем я сделаю несколько телефонных звонков, а потом присоединюсь к тебе.

— Тогда увидимся через несколько минут, — внезапно охрипнув, промолвила она.

— Доминик…

Андреас произнес ее имя столь звучным, волнующим голосом, что она затрепетала.

— Да?

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Предупреждаю, я не дам нам ни одного лишнего дня. Впрочем, думаю, все закончится уже завтра.

Та Доминик, какой она была прежде, — робкая, неуверенная в себе — попалась бы на его уловку.

— Честно говоря, Андреас, я думала, что ты сразу вышвырнешь меня с острова.

Она слышала, как он скрипнул зубами.

Андреас согласился на ее просьбу только потому, что, по его мнению, им поздно начинать сначала, но, тем не менее, первое огромное препятствие преодолено.

Обрадованная столь большим прогрессом, Доминик быстро собирала свои вещи. Она ликовала, но мысль о провале их попытки, в котором муж был уверен, приводила ее в ужас. Однако страх не мешал с лихорадочным волнением предвкушать грядущую ночь.

Не теряя времени, Доминик поспешно направилась в просторную спальню, в интерьере которой преобладали желтые, голубые и красные цвета. Ей особенно нравились сводчатые окна, из которых открывался великолепный вид на море.

Прошло много времени с тех пор, как она с наслаждением вдыхала запах жасмина из сада, с нетерпением ожидая страстных ласк Андреаса.

Прежде всего, Доминик прошла в ванную, чтобы принять душ. Вымыв голову, она решила воспользоваться полотенцем вместо фена. Приведя кое-как волосы в порядок, женщина вернулась в спальню.

В этой комнате она в течение многих ночей принадлежала своему мужу, но предстоящая ночь будет отличаться от всех остальных.

Найдя в сумочке обручальное кольцо с бриллиантом, Доминик надела его и, намеренно не выключив лампу, скользнула в постель. Ночной рубашки на ней не было. За все время супружеской жизни она ни разу не легла без рубашки.

Прежде Доминик настаивала, чтобы в спальне царила темнота. Если Андреас не мог увидеть рубец у нее на груди, она старалась забыть о нем. Под покровом темноты можно было даже вообразить, что для мужа она желанна.

Андреас неизменно проявлял понимание и нежность. Он не принуждал ее к тому, что могло вызвать у нее неловкость. В первую брачную ночь, когда муж поцеловал ее рубец, Доминик попросила его больше не делать этого, и с тех пор он уважал ее желание.

Перед свадьбой Олимпия передала ей слова Тео о смелости, которую проявил Андреас, женившись на Доминик. Она намекала на то, что женщина, чье истощенное тело лишено привлекательности, не подходит для освященного веками ритуала.

После встречи с Тео Доминик узнала, что Олимпия солгала, и поняла почему.

Но год назад это замечание травмировало ее психику до такой степени, что Доминик никогда не осмеливалась проявить инициативу, занимаясь любовью с Андреасом. Таким образом, ей удавалось убедить себя, что он хочет ее. Позже, когда Андреас погружался в сон, она лежала, заливаясь горючими слезами от мысли, что он женился на ней из жалости.

Потребовались месяцы психотерапии, чтобы Доминик поняла, почему она бежала от мужа и поверила жестоким словам Олимпии.

Как только она победила своих демонов, произошло эмоциональное выздоровление, позволившее ей сделать правильный выбор.

Доминик смогла вновь считать себя привлекательной женщиной, какой она была до тех пор, пока не узнала о страшном диагнозе. Ушли мысли о том, что она превратилась в жалкую тень самой себя.