Прощай, оружие !

- Священнику скучно. Священнику скучно без девочек.

- Мне не скучно, - сказал священник.

- Священнику скучно. Священник хочет, чтоб войну выиграли австрийцы, сказал капитан. Остальные прислушались. Священник покачал головой.

- Нет, - сказал он.

- Священник не хочет, чтоб мы наступали. Правда, вы не хотите, чтоб мы наступали?

- Нет. Раз идет война, мне кажется, мы должны наступать.

- Должны наступать. Будем наступать.

Священник кивнул.

- Оставьте его в покое, - сказал майор. - Он славный малый.

- Во всяком случае, он тут ничего не может поделать, - сказал капитан. Мы все встали и вышли из-за стола.

Глава четвертая

Утром меня разбудила батарея в соседнем саду, и я увидел, что в окно светит солнце, и встал с постели. Я подошел к окну и выглянул. Гравий на дорожках был мокрый и трава влажная от росы. Батарея дала два залпа, и каждый раз воздух сотрясался, как при взрыве, и от этого дребезжало окно и хлопали полы моей пижамы. Орудий не было видно, но снаряды летели, по-видимому, прямо над нами. Неприятно было, что батарея так близко, но приходилось утешаться тем, что орудия не из самых тяжелых. Глядя в окно, я услышал грохот грузовика, выезжавшего на дорогу. Я оделся, спустился вниз, выпил кофе на кухне и прошел в гараж.

Десять машин выстроились в ряд под длинным навесом. Это были тупоносые, с громоздким кузовом, санитарные автомобили, выкрашенные в серое, похожие на мебельные фургоны. Во дворе у такой же машины возились механики. Еще три находились в горах, при перевязочных пунктах.

- Эта батарея бывает под обстрелом? - спросил я у одного из механиков.

- Нет, signor tenente (1). Она защищена холмом.

- Как у вас дела?

- Ничего. Вот эта машина никуда не годится, а остальные все в исправности. - Он прервал работу и улыбнулся. - Вы были в отпуску?

- Да.

Он вытер руки о свой свитер и ухмыльнулся.

- Хорошо время провели?

Его товарищи тоже заухмылялись.

- Неплохо, - сказал я. - А что с этой машиной?

- Никуда она не годится. То одно, то другое.

- Сейчас в чем дело?

- Поршневые кольца менять надо.

Я оставил их у машины, которая казалась обобранной и униженной, оттого что мотор был открыт и части выложены на подножку, а сам вошел под навес и одну за другой осмотрел все машины. Я нашел их сравнительно чистыми, одни были только что вымыты, другие уже слегка запылились. Я внимательно оглядел шины, ища порезов или царапин от камней. Казалось, все в полном порядке. Ничто, по-видимому, не менялось от того, здесь ли я и наблюдаю за всем сам или же нет. Я воображал, что состояние машин, возможность доставать те или иные части, бесперебойная эвакуация больных и раненых с перевязочных пунктов в горах, доставка их на распределительный пункт и затем размещение по госпиталям, указанным в документах, в значительной степени зависят от меня. Но, по-видимому, здесь я или нет, не имело значения.

--------------------------------------

(1) Господин лейтенант (итал.).

- Были какие-нибудь затруднения с частями? - спросил я старшего механика.

- Нет.

- Где теперь склад горючего?

- Все там же.

- Прекрасно, - сказал я, вернулся в дом и выпил еще одну чашку кофе в офицерской столовой. Кофе был светло-серого цвета, сладкий от сгущенного молока. За окном было чудесное весеннее утро. Уже появилось то ощущение сухости в носу, которое предвещает, что день будет жаркий. В этот день я объезжал посты в горах и вернулся в город уже под вечер.

Дела, как видно, поправились за время моего отсутствия. Я слыхал, что скоро ожидается переход в наступление. Дивизия, которую мы обслуживали, должна была идти в атаку в верховьях реки, и майор сказал мне, чтобы я позаботился о постах на время атаки. Атакующие части должны были перейти реку повыше ущелья и рассыпаться по горному склону. Посты для машин нужно было выбрать как можно ближе к реке и держать под прикрытием. Определить для них места должна была, конечно, пехота, но считалось, что план разрабатываем мы. Это была одна из тех условностей, которые создают у вас иллюзию военной деятельности.

Я был весь в пыли и грязи и прошел в свою комнату, чтобы умыться. Ринальди сидел на кровати с английской грамматикой Хюго в руках. Он был в полной форме, на нем были черные башмаки, и волосы его блестели.

- Чудесно, - сказал он, увидя меня. - Вы пойдете со мной в гости к мисс Баркли.

- Нет.

- Да. Вы пойдете, потому что я вас прошу, и смотрите, чтобы вы ей понравились.

- Ну ладно. Дайте только привести себя в порядок.

- Умойтесь и идите как есть.

Я умылся, пригладил волосы, и мы собрались идти.

- Постойте, - сказал Ринальди, - пожалуй, не мешает выпить. - Он открыл свой сундучок и вынул бутылку.

- Только не стрега, - сказал я.

- Нет. Граппа.

- Идет.

Он налил два стакана, и мы чокнулись, отставив указательные пальцы. Граппа была очень крепкая.

- Еще по одному?

- Идет, - сказал я. Мы выпили по второму стакану граппы. Ринальди убрал бутылку, и мы спустились вниз. Было жарко идти по городу, но солнце уже садилось, и было приятно. Английский госпиталь помещался в большой вилле, выстроенной каким-то немцем перед войной. Мисс Баркли была в саду. С ней была еще одна сестра. Мы увидели за деревьями их белые форменные платья и пошли прямо к ним. Ринальди отдал честь. Я тоже отдал честь, но более сдержанно.

- Здравствуйте, - сказала мисс Баркли. - Вы, кажется, не итальянец?

- Нет.

Ринальди разговаривал с другой сестрой. Они смеялись.

- Как странно - служить в итальянской армии.

- Собственно, это ведь не армия. Это только санитарный отряд.

- А все-таки странно. Зачем вы это сделали?

- Не знаю, - сказал я. - Есть вещи, которые нельзя объяснить.

- Разве? А меня всегда учили, что таких вещей нет.

- Это очень мило.

- Мы непременно должны поддерживать такой разговор?

- Нет, - сказал я.

- Слава богу.

- Что это у вас за трость? - спросил я.

Мисс Баркли была довольно высокого роста. Она была в белом платье, которое я принял за форму сестры милосердия, блондинка с золотистой кожей и серыми глазами. Она показалась мне очень красивой. В руках у нее была тонкая ротанговая трость, нечто вроде игрушечного стека.

- Это - одного офицера, он был убит в прошлом году.

- Простите...

- Он был очень славный. Я должна была выйти за него замуж, а его убили на Сомме.

- Там была настоящая бойня.

- Вы там были?

- Нет.

- Мне рассказывали, - сказала она. - Здесь война совсем не такая. Мне прислали эту тросточку. Его мать прислала. Ее вернули с другими его вещами.

- Вы долго были помолвлены?

- Восемь лет. Мы выросли вместе.

- Почему же вы не вышли за него раньше?

- Сама не знаю, - сказала она. - Очень глупо. Это я, во всяком случае, могла для него сделать. Но я думала, что так ему будет хуже.

- Понимаю.

- Вы любили когда-нибудь?

- Нет, - сказал я.

Мы сели на скамью, и я посмотрел на нее.

- У вас красивые волосы, - сказал я.

- Вам нравятся?

- Очень.

- Я хотела отрезать их, когда он умер.

- Что вы.

- Мне хотелось что-нибудь для него сделать. Я не придавала значения таким вещам; если б он хотел, он мог бы получить все. Он мог бы получить все, что хотел, если б я только понимала. Я бы вышла за него замуж или просто так. Теперь я все это понимаю. Но тогда он собирался на войну, а я ничего не понимала.

Я молчал.

- Я тогда вообще ничего не понимала. Я думала, так для него будет хуже. Я думала, может быть, он не в силах будет перенести это. А потом его убили, и теперь все кончено.

- Кто знает.

- Да, да, - сказала она. - Теперь все кончено.

Мы оглянулись на Ринальди, который разговаривал с другой сестрой.

- Как ее зовут?

- Фергюсон. Эллен Фергюсон. Ваш друг, кажется, врач?

- Да. Он очень хороший врач.