Изгнанник

Уголки его рта опустились, когда он подумал об этом предателе-бандите. Однако Рокан еще не вышел из игры, нет, ни в коем случае. Конечно может быть, что мародер уже пробежал половину пустыни по дороге в Нибенай, но он никогда не поступит так. Он мог сбежать из боя, в котором не мог победить, но он никогда не прекратит войну. Только не этот. А кроме того, есть еще его лицо. Тимор усмехнулся. Рокан останется, останется до тех пор, пока у него есть надежда на исцеление. А если он, Тимор, не выполнит свое обещание, тогда Рокан попытается убить его, сделает все, что в его силах. О да, Тимор знал этого человека. Рокан был из тех, кого он понимал. И он еще мог быть полезным, до некоторой степени, да…но это уже зависело от самого Рокана.

Ну а сейчас Тимор должен был сконцентрироваться на устранении еще одной дикой карты в его большой игре — на эльфлинге, как его, а, Сораке. Он не знает, в какой степени эльфлинг может помешать его планам, но он не намерен испытывать судьбу. Он послал пять хорошо-вооруженных и опасных людей убить этого полукровку, они не сумели. Если хочешь сделать работу хорошо, подумал он, делай ее сам. Он снял ключ, висевший у него на шее, и подошел к маленькой деревянной шкатулке, стоявшей на полке. Он открыл замок и осторожно открыл шкатулку. Внутри, на черном бархате, лежала его книга заклинаний. Он спрятал книгу в складки своей туники и надел плащ. Было уже поздно, но ночь еще не прошла, а до рассвета надо было еще много чего сделать.

Рокан моргнул, когда целитель осторожно проверил рану вокруг арбалетного болта. — Кончай копошиться, давай вытаскивай эту проклятую штуку, и побыстрее, — прошипел он сквозь зубы.

— Достаточно плохо уже то, что ты разбудил меня посреди ночи и угрожал перерезать мне горло, если я не посмотрю твою рану, — насмешливо сказал целитель. — И я уже внутренне согласился, что за это мне не заплатят. И мне совсем не нужно дополнительных проблем, если ты умрешь прямо здесь. Болт мог перерезать артерию и, возможно, только он сейчас сдерживает кровотечение. Если я его вытащу без тщательной проверки, кровь может хлынуть из тебя, как из решета.

— Ты слишком много говоришь, — опять прошипел Рокан. — Делай свое дело.

— Я и сделаю, когда ты перестанешь дергаться. Сиди спокойно.

Рокан нахмурился, но подчинился.

— Что случилось с твоим лицом? — спросил целитель, продолжая проверять рану.

— Его сожгли. Ты можешь восстановить его?

— Нет, для этого нужно особое искусство. Только темплары старых времен владели им, у них была необходимая сила, но не у меня.

— Забудь о моем лице и гляди только на мое плечо. Или даже это ты не можешь?

— Держись, — сказал целитель.

Он схватил арбалетный болт и потянул.

Рокан закричал от боли и изо всех сил ухватился о стул, на котором сидел. Целитель вытащил стрелу и поднял ее вверх. — Готово, — сказал он. — Было больно?

— Да, чтоб ты пропал!

— Отлично, тебе повезло. Могло быть намного хуже. Немного исцеляющего бальзама и повязка, чтобы закрыть рану, и ты полностью восстановишься, и очень быстро. Если, конечно, кто-нибудь не подстрелит тебя опять. Просто не могу себе представить, как кому-то потребовалось подстрелить такого симпатичного парня.

Рокан скривился. — Ты знаешь, я могу прожить и без твоих шуточек, — сказал он. — Вот, возьми, быть может это немного остудит твой юмор. — Он швырнул целителю серебряную монету.

Мужчина поймал ее, поглядел на нее с изумлением, и пробормотал. — Хорошо… считай, что я потерял чувство юмора. Это намного больше, чем я ожидал.

— Это деньги за лечение и за молчание.

— Это эльфийский рынок, мой мрачный друг, — сухо сказал целитель. — Я вижу похожие, а иногда намного худшие раны, каждый день. А лечение подразумевает молчание, иначе болтливый язык могут отрезать вместе с головой.

Рокан моргнул, когда целитель положил бальзам на его рану. — Па! Да это пахнет хуже, чем дерьмо канка.

— Твоя рана пахла бы намного хуже через несколько дней, если бы я не использовал этот бальзам, — ответил целитель. — Я дам тебе с собой маленькую баночку. Промывай рану каждый день, клади бальзам, как это сделал я, и меняй перевязку до того, как она станет грязной. Если возникнут какие-то проблемы, приходи и покажешь мне. Или, еще лучше, разбуди кого-нибудь среди ночи и заставь осмотреть тебя. Это точно сработает.

Рокан скосил взгляд на повязку и попробовал подвигать рукой и плечом.

— Ты левша? — спросил целитель.

— Нет, правша.

— Хорошо. Если ты захочешь убить кого-либо, используй правую руку. Попытайся использовать левую как можно меньше, дай ей покой.

— Я благодарен тебе, целитель, — сказал Рокан.

Целитель пожал плечами. — Скорее я благодарен тебе, что ты заплатил, и заплатил щедро. За такие деньги можешь будить меня снова.

— У меня есть еще несколько монет, кое-что может достаться тебе, — сказал Рокан.

— Действительно? И какую подлость я должен сделать, чтобы заработать их?

— Что ты знаешь о ядах? — спросил Рокан.

— Человек моей профессии в этом районе? Хороший вопрос. Но я не дам тебе никакого яда, чтобы убить твоего врага. Я целитель, мой мрачный друг, прежде всего целитель.

— Достаточно честно, но я хочу только знаний. Сам яд я могу достать в другом месте.

— На эльфийском рынке ты можешь получить его почти на каждом углу каждой улицы, — насмешливо сказал целитель. — А знание, которое ты просишь, будет тебе стоить еще одну серебряную монету.

— Заметано.

— Хмм. Жаль, что не попросил две. Для какой цели тебе нужен яд?

— Я хочу что-нибудь, чем я могу смазать арбалетный болт, типа этого, — сказал Рокан, беря в правую руку окровавленную стрелу, которую целитель вытащил из его плеча. — И он должен быть силен, силен настолько, чтобы его капля могла завалить канка.

— Понимаю, — сказал целитель. — Я не специалист по ядам, но у меня есть знакомый бард, он меня немного обучил. Я рекомендовал бы тебе яд хрустального паука. Он достаточно плотен, ты легко можешь намазать его на стрелу, хотя я и не стал бы делать это своими пальцами, так как дорожу ими. Смерть следует почти мгновенно.

— Яд хрустального паука, — сказал Рокан с улыбкой, которая придала его изуродованному лицу ужасное выражение. — Как подходяще. — Он бросил целителю еще одну серебряную монету. — Теперь ты можешь идти спать.

Тимор проехал на канке через Великие Ворота и исчез в темноте за стенами города. Стражники у ворот пропустили его не задав ни единого вопроса, хотя был не самый обычный час для того, чтобы выехать из города. Не их дело было задавать вопросы темплару, тем более верховному темплару, и если они и удивились, с чего бы это он покинул город в середине ночи, они оставили свое удивление при себе.

Завернувшись в плащ, чтобы защититься от ночного холода, Тимор повернул канка и поехал вдоль наружной стены города, минуя королевские сады и квартал темпларов, потом проехал мимо стадиона и зиккурата Калака, по направлению к крипичным заводам и старым загонам для рабов, ныне стоявших пустыми. Здесь он повернул на восток, прочь от городской стены и проехал несколько миль по грязной дороге мимо ферм, после чего дорога стала подниматься, приведя к подножиям гор.

Однако дорога не стала подниматься дальше в горы. Она остановилась около их подножия, на широком плато, раскинувшимся перед ними. Даже днем мало кто приходил сюда. А по ночам место и вовсе было абсолютно пустынным. Слышен был только свист ветра, вечно дующего над пустыней, да постукивание ног огромного канка по твердой почве. Тимор коснулся антенн животного, заставив того остановиться и соскользнул с его спины. Потом он взял поводья и привязал канка к огромному камню, лежащему поблизости. Канк послушно остался стоять где стоял, его гигантские клешни закрывались и открывались, как если бы он пытался найти в окружающей пустыне хоть немного еды.

Тимор оглядел пустынное кладбище. Здесь Тир хоронил своих мертвых, в простых, слегка приподнятых над землей могилах, отмеченных только красными глиняными табличками, на которых были вырезаны имена мертвых.