Вспомнить будущее

А то, что женщина была невиновна, я знал, я чувствовал, я понимал – но что же я мог поделать?

Не знаю, зачем я ей понадобился? Для чего меня Алина пригласила? Чтобы я подтвердил, что она не совершала преступления? Да, я мог это заявить где угодно, но что это ей давало?

– Я не знаю, зачем я вас позвала. – Похоже, Нетребина думала о том же, что и я. – И не понимаю, чем вы можете мне помочь. Разве что только поговорить. И совета попросить: неужели надо платить? Неужели на этих упырей никакой управы нет? Он ведь, тот человек из «Ауди», мне будто одолжение делал!

Что я мог ей сказать? Чем успокоить?

– А вы-то сама? – спросил я. – Вы что думаете делать?

– Не платить, – сказала она. Однако посмотрела на меня робко и испуганно. А потом спросила: – А может, у вас есть какие-то связи? Чтобы на того человека в «Ауди» управу найти? Допустим, в ФСБ?

Единственная моя связь в ФСБ была Варя, которая не откликалась даже на мой брошенный в ментальное пространство зов, но признаваться в том клиентке я не хотел и потому спросил:

– А на что вам ФСБ?

– Я бы тогда могла, допустим, этих типов подставить. Передать им чемодан денег, а они были бы меченые. И оперативники их бы взяли, этих нелюдей.

– По-моему, Алина, эта фантазия, – молвил я мягко.

– Видите, голова кругом! Я уже хватаюсь за соломинки. Что же мне делать?

– Знаете, есть хорошее правило: если ты не знаешь, что делать, – не делай ничего.

У меня, как я выяснил, с некоторых пор появилась способность: изрекать прописные истины с таким видом, что люди мне верили. То ли это было связано с ореолом экстрасенса, который распространялся вокруг меня, то ли за годы своей практики я сумел столь внушительную манеру выработать. Во всяком случае, Нетребина после моих слов слегка успокоилась, только молвила растерянно:

– Но время же идет… А с другой стороны, я ведь невиновна. Может, часы и дни работают на меня? Приближается торжество истины? А может, – она снова встрепенулась, – за это дело возьметесь вы?

– Я? Каким образом?

– Вы же такой проницательный, – она глянула на меня с непоказным восхищением. – Вы только на человека посмотрите и сразу решите: он убил или не он.

– Ох, когда б все было так просто! – усмехнулся я.

Но мысль зафрахтовать меня на роль частного детектива пришлась Нетребиной по сердцу. Она загорелась:

– А правда, давайте я найму вас. Вы место преступления осмотрите, на фотографии подозреваемых глянете – и дело в шляпе.

Конечно, чем бы дитя ни тешилось – все лучше, чем оплакивать своего супруга и грустить по собственной несчастной судьбе, пусть себе фантазирует! Но:

– Боюсь, вы не совсем правильно представляете мою работу. По фотографии или по предмету искать что-то или кого-то – гиблое дело. Шарлатан тот, кто вам скажет, что может подобное творить. Нужен только личный контакт.

– Хорошо, пусть так. Вы, Алексей, и войдете в контакт со всеми подозреваемыми.

– Я никогда в жизни не занимался никаким сыском.

– Все когда-то приходится делать в первый раз.

А девушка оказалась упорной. В том, похоже, была ее истинная суть – в умении добиваться того, что ей хочется, а не в том, чтобы предаваться унынию и лить слезы.

– Мне и без того хватает работы.

– Вы упорно отказываетесь. О’кей, попытаюсь вас переубедить. Вы слышали, какой взятки от меня требуют? Поэтому я предлагаю вам: прямо сейчас – аванс семьдесят тысяч долларов, не возвращаемый ни при каких условиях. Я бы заплатила и больше, но у меня именно столько есть на личных счетах, которые я смогу прямо сейчас безболезненно закрыть. И я заплачу вам столько в любом случае, при любом результате. А потом, когда вы найдете убийцу, докажете, что убил именно он, и предъявите его следственным органам (а я наконец спокойно вступлю в наследство) – я заплачу вам тот самый пресловутый миллион баксов. Ну, за вычетом аванса – девятьсот тридцать тысяч. Квартиру во Флориде продам – и заплачу.

– А если результаты моего расследования вас не удовлетворят?

– В смысле?

– Ну, например, я установлю, что убийца – ваш Павлик. Или, к примеру, вы сама – только были в трансе и не помните, что творили.

– Я не могла, это чушь, – отмахнулась женщина. – А если Павлик – почему бы нет? Он мне, этот Павел Картузов, давно уже совсем никто. – Правда, голос ее дрогнул.

Все-таки сумма в один миллион американских долларов обладает каким-то магическим воздействием на ум нашего современника. Но я все равно нашел в себе силы отклонить столь лестное и щедрое предложение Алины Григорьевны.

Однако вечером того же дня случилось еще одно событие, которое, по странному стечению обстоятельств, заставило меня задуматься над перспективами частного сыска.

Семья Нетребиных. 1944–1954

Степан Нетребин находился на грани жизни и смерти. Ему удивительным образом удалось выжить первые три лагерных зимы. Сыграли свою роль молодость, природная физическая крепость и воля к жизни. Но зимой сорок четвертого запасы, отпущенные матушкой-природой, истощились. Степа начал доходить. Если бы Нетребина, как и многих его товарищей, осмотрел в ту пору врач, он бы с ходу поставил диагноз: дистрофия, авитаминоз, цинга. Еще бы! При росте сто семьдесят шесть сантиметров вес Степана Нетребина составлял сорок семь килограммов. И уже впоследствии, сколь бы благополучной и сытой ни оказывалась его жизнь, он всегда отличался болезненной худобой: масса тела его не превышала пятидесяти двух кило.

А тогда, зимою сорок четвертого, наступил предел. И в тот момент, когда ему казалось: все, не могу больше, сейчас упаду и больше не встану – к делянке, где работали «заключенные каналармейцы», то есть «зэка», по зимнику подъехала ни много ни мало «эмка». Оттуда вылез офицер в тулупе с матюгальником в руках. Гаркнул, обращаясь к доходягам: «Лицам с высшим образованием – подойти ко мне!»

Степа подошел – точнее будет сказать, прибрел. Или приполз.

А уже через неделю ему стали давать на завтрак десять граммов масла и шесть кусков сахару. Спать он стал хоть и в общей казарме, рассчитанной на восемьдесят персон, зато не в бараке, а в теплом помещении да на простынях. А работал не на земляных или бетонных работах, а с книгами, бумагами да сидя за столом – что в течение еще нескольких лет казалось ему почти чудом.

В древнем городе Владиславле, в бывшем мужском монастыре, в условиях строжайшей секретности создавалась в тот момент под руководством полковника госбезопасности Орлова химическая шарашка. Или, как ее называли официально, особое техническое бюро (ОТБ) при НИИ № 33.

1949 год Берия Лаврентий Павлович, заместитель председателя Совета Министров СССР

Если бы Берия не умел разговаривать с вождем, он бы и близко не достиг высот, на которые забрался. А там прохладно было, на тех высотах. Одиноко, и кровь иногда леденела. Вот и сейчас – он привычно замер, словно наполовину примерзнув к полу.

– Слушай, Лаврентий, у тебя много ученых по спецлабораториям работают, да?

Берия не понимал и даже не догадывался, куда в очередной раз клонит великий вождь и учитель. Он привык идти по острию – так привыкают ходить под куполом без страховки, бросаться в затяжные прыжки, испытывать на себе смертельные препараты. Опаска, тревога, страх – эти чувства, которыми жила вся страна, сгущались и концентрировались, чем выше ты продвигался по лестнице власти, тем ближе оказывался к вождю. Адреналин стал постоянным блюдом в ежедневном меню высших сановников. Он тонизировал и придавал жизни особый, пряный вкус.

И бытие казалось гораздо более сладким, когда страх проходил, ужас отступал. Когда можно было какое-то время не бояться. Спокойно пить вино и мучить баб.

Лаврентий точно знал, как отвечать на каждую из интонаций вождя. Сейчас, своим обостренным чутьем он догадался: нельзя допустить ни малейшего панибратства. Лучшая реакция: туповатая исполнительность.