Тонкая темная линия

– Маска, маска, нет маски, – бормотал Виктор, искоса поглядывая на Анни.

Маска? После трагической смерти Памелы это слово приобрело зловещий смысл, еще более усугубившийся после недавних изнасилований. А когда его произносил не кто-нибудь, а человек с таким странным поведением, к тому же брат подозреваемого в убийстве, то они внушали просто суеверный страх.

Виктор поднял книгу, которую держал в руке, – это была коллекция гравюр Одюбона, – чтобы закрыть лицо, и стал постукивать пальцем по картинке на обложке, точному изображению пересмешника.

– Маска, нет маски. – Виктор медленно опустил книгу и уставился на Анни. Тяжелый, ясный, немигающий взгляд. Его глаза напоминали осколки стекла.

– Вы хотите сказать, что я выгляжу как кто-то другой? Это так? Я напоминаю вам Памелу? – мягко спросила Анни. Что из происшедшего осталось в голове Виктора Ренара? Какой секрет, какой ключ таится в странном лабиринте его мозга?

Он снова прикрыл лицо.

– Красное и белое. Тогда и теперь.

– Я не понимаю, Виктор.

– Я думаю, он смущен, – раздался голос Маркуса.

Анни в ужасе обернулась. Она не слышала его шагов. И теперь они стояли в самом дальнем, самом темном углу библиотеки. С одной стороны Виктор, с другой Маркус, позади стена.

– Вы похожи на Памелу, но вы не Памела, – объяснил Маркус. – Он не может решить, хорошо это или плохо, в прошлом это или в настоящем.

– Насколько хорошо вы понимаете его? – поинтересовалась Анни.

– Не слишком хорошо. – Младший Ренар до сих пор носил на себе следы побоев Фуркейда. – Это своего рода шифр.

– Очень красное, – с несчастным выражением на лице пробормотал Виктор.

– Красное – это ключевое слово, оно обозначает все, что огорчает Виктора, – пояснил Маркус. – Все в порядке, Виктор. Анни наш друг.

– Очень белое, очень красное. – Ренар-старший поглядывал на женщину поверх книги. – Очень белое, очень красное.

– Белое – это хорошо, красное – это плохо. Почему он соединяет эти два слова, я понять не могу. Он очень расстроен после того выстрела.

– Прекрасно его понимаю. – Анни сосредоточила все внимание на Маркусе. – Вчера в меня тоже стреляли.

– Господи! – Она не поняла, искренне ли он ужаснулся или притворяется. Маркус сделал шаг к ней. – Вас ранили?

– Нет. Я как раз нагнулась, когда это произошло.

– Вы знаете, кто это сделал? Неужели это из-за меня?

– Я не знаю, – ответила Анни и подумала: «А не ты ли сам стрелял?»

– Это ужасно, Анни. – Взгляд Маркуса стал уж слишком пристальным. Незаметно от Анни он еще немного приблизился к ней. – Вы были одна? – Его голос зазвучал тише. – Вы должны были испугаться.

– Никогда не думала, что стану такой популярной, – отшутилась Анни. – Я вдруг оказалась излюбленной мишенью в наших краях.

– Могу только посочувствовать. Я представляю, что вы пережили, Анни. Чужой человек врывается в твою жизнь и совершает акт насилия. Вы чувствуете себя такой уязвимой, такой беспомощной. Такой одинокой. Я прав?

Анни внутренне содрогнулась. Маркус Ренар не сказал ничего угрожающего, но посмотрел на нее как-то уж слишком многозначительно. Архитектор промокнул уголки губ, словно сама тема разговора заставила его пустить слюни. Что-то такое промелькнуло в его глазах…

– Вы столько раз приходили мне на помощь, – продолжал Маркус. – Мне бы тоже хотелось помочь вам. Я теперь чувствую себя таким эгоистом. Ведь я звонил вам вчера вечером, чтобы сообщить, что кто-то бросил камень в окно гостиной, и все гадал, почему вы мне не перезвонили. А вы все это время подвергались опасности.

– Но вы же позвонили в офис шерифа по поводу камня?

– Я мог и не суетиться, – с горечью ответил Маркус. – Вероятно, сегодня они уже используют этот камень вместо пресс-папье. Уверен, что записку они просто выбросили.

– Какую записку?

– Ту, что была прикреплена к камню резинкой. В ней говорилось: «Ты умрешь следующим, убийца».

Виктор снова издал странный писк и спрятался за книгой.

– Мои родные так расстроились, – продолжал Маркус. – Кто-то терроризирует мою семью, а офис шерифа бездействует. Только вам не все равно, Анни.

– Что ж, боюсь, вчера вечером я была слишком занята, спасая собственную жизнь.

– Простите меня. Мне меньше всего хотелось, чтобы вы каким-то образом пострадали, особенно из-за меня. – Он придвинулся еще ближе и доверительно нагнул голову. – Вы мне очень дороги, Анни, – прошептал Ренар. – Вы знаете об этом.

– Я надеюсь, что вы не вкладываете в это ничего личного, Маркус, – ответила Анни, проверяя его реакцию. Опасаться ей было нечего – на первом этаже люди, да и его брат стоял всего в нескольких шагах, наблюдая за ними поверх края книги. Ренар ни на что не решится в такой обстановке. – Я работаю над вашим делом. Только и всего.

На какое-то мгновение на его лице появилось ошеломленное выражение, потом он с облегчением улыбнулся:

– Я все понимаю. Вы дважды спасли мне жизнь, но это входило в ваши служебные обязанности.

– Совершенно верно.

– И то, что вы пытаетесь доказать мое алиби и приезжали в дом в ночь выстрела, хотя официально этим делом не занимались, это все только потому, что вы хороший коп.

Анни кивнула, и ей вдруг снова стало не по себе, хотя в словах Маркуса Ренара не прозвучало ничего ненормального.

– Для вас, Маркус, я просто помощник шерифа, – продолжала Анни. – Вы не должны присылать мне подарки.

– Это всего лишь знак моей благодарности.

– Вы платите налоги, а мне из них выплачивают зарплату. Вот и вся благодарность, которая мне требуется.

– Но вы делаете для меня намного больше. Вы заслуживаете больше того, что получаете.

Виктор закачался из стороны в сторону и заскулил:

– Тогда и сейчас. Выход. Время и время сейчас, Маркус. Очень красное.

– Вы не должны дарить мне подарки.

– У вас есть приятель? – спросил Ренар, и в его голосе явственно прозвучало раздражение. – Мои подарки действуют ему на нервы?

– Это вас совершенно не касается, – отрезала Анни.

– Очень красное! – заверещал Виктор. Чувствовалось, что он вот-вот расплачется. – Выход немедленно!

Маркус взглянул на часы и нахмурился:

– Да, нам пора идти. Уже почти восемь. Виктор всегда ложится спать в это время. Мы же не можем отступить от расписания, правда, Виктор?

Виктор, крепко прижимая к груди книгу, засеменил к выходу.

Маркус чуть поклонился Анни, стараясь выглядеть светским.

– Могу я проводить вас до машины, Анни? Вы сейчас нуждаетесь в защите.

Анни едва сдержалась, чтобы не ответить, что его общество едва ли можно считать надежной защитой. Он либо убийца, либо возможная мишень для убийцы.

– Я останусь. У меня еще есть работа. Маркус не торопился уходить.

– Вы смогли найти того водителя, который помог мне? – прервал молчание Ренар.

– Нет, я была очень занята. – Список машин, выданный компьютером, все так же лежал под папками на ее столе. – Я сделаю все, что смогу.

– Я знаю, Анни, – ответил Маркус. – Я знаю, что вы сделаете для меня все возможное. Вы особенная, Анни. – И прежде чем Анни смогла запротестовать, Ренар добавил: – Вы пойдете в пятницу на танцы? Во время праздника танцевать будет весь город.

«Неужели он меня приглашает?» – удивилась Анни.

– Вряд ли. Я дежурю в этот день. Маркус вздохнул:

– Очень плохо. Вы так много работали последнее время.

«И все из-за тебя», – чуть было не выпалила Анни, но сдержалась.

Она смотрела вслед братьям Ренар, когда они уходили. Виктор цеплялся за стену, пряча лицо за книгой. Маска. Ему хотелось спрятать свое «я» за другой внешностью, А его брат тоже вполне мог прятать другую личину под вполне заурядной физиономией.

Анни вернулась к принтеру и кипе статей, где упоминался Чез Стоукс, использовавший вместо маски свой жетон и прикрывавший одному богу известно что.

– Краска не совпадает, – трагически возвестила Долл. – Я же тебе говорила. У меня было дурное предчувствие.