Поймать жар-птицу

— Давай помогу.

Скотт поднялся гибким движением большой кошки. От него буквально захватывало дух. Ей потребовались героические усилия, чтобы скрыть свою реакцию. И все–таки она отодвинулась в самый дальний угол дивана. Когда Скотт приблизился, у нее появилось странное ощущение, словно все это когда–то уже было.

— В чем дело, Алекс? — спросил он резко, забрав у нее чашку и со стуком поставив на столик.

— Я… — Она покачала головой, не зная, что ответить. Кажется, сейчас она, наконец, сломается.

— Мне все можно сказать, — уговаривал Скотт, встревоженный неожиданной переменой в ней. — Алекс! Какого дьявола!

Он опустился рядом с ней на диван, обхватил одной рукой за плечи и повернул к себе лицом.

Спасения не было. Она не могла вскочить и убежать.

— А ну, говори, — приказал Скотт. — Тебе плохо? Похоже, ты давно уже нормально не питалась. К тому же одной в квартире небезопасно. Это тебя беспокоит?

Алекс молча помотала головой. Как ему объяснить, что она страдает? И не в последнюю очередь из–за того, что потеряла его. Ей очень хотелось спросить про Валери Фримен, но Скотт уже никогда больше не будет ничем с ней делиться.

— Ладно, не хочешь говорить — не надо. — Самообладание снова ускользало от него, и он ничего не мог с этим поделать. — Тут замешан какой–то мужчина?

Только ты, подумала она, но от этого не легче.

— Тот парень, которого сравнивают с Барышниковым? Ты скучаешь по нему?

Алекс не смогла сдержать смех. Это уже слишком!

— Так в чем же дело?

— Просто у меня депрессия. — В ее голосе прозвучала тоска, как ни пыталась Алекс ее скрыть.

— Может быть, все–таки не стоит тебе жить одной? Ты всегда страдала от гордыни.

— Да неужели? А я–то думала, что это твой грех!

— Ну, конечно!

Скотт иронически засмеялся. Забывшись на минуту, он наклонился и отвел с лица Алекс длинный вьющийся завиток.

— Ты не хочешь, чтобы я приехала, — просто сказала она.

— Ты абсолютно права, Алекс. — Он взял ее за подбородок, и ее губы оказались в каких–нибудь двух дюймах от его.

— Вероятно, это связано с Валери? — нетвердым голосом спросила она, растерявшись от неожиданности.

— Отчасти.

Его голос звучал мрачно, в аквамариновых глазах не было улыбки.

— Ненавижу, когда мной манипулируют. Тебе не удастся снова испортить мне жизнь. Не будет ни бешеной страсти, ни очередного предательства.

— Только Валери.

Лицо Скотта стало жестким,

— Чего ты добиваешься, Алекс?

Лишь сейчас она заметила, что все ее тело потянулось к нему.

— Ничего. Извини, Скотт.

Она хотела отстраниться, но его хватка стала еще крепче.

— Как там говорят? Не надо прятаться от своих демонов, надо их изгонять.

— Но не так! — взмолилась она, испуганная выражением его глаз.

— Это всего лишь поцелуй, Алекс. Почему ты так испугалась?

Алекс почувствовала, что все лицо заливает румянец.

— Потому что ты применяешь силу.

— А, до тебя наконец дошло? — Его необычные глаза засверкали. — Совершенно точно — померимся силами!

Очень медленно и нежно его рука, касавшаяся щеки Алекс, двинулась к плечу, обвела грудь, соблазнительно задевая и так уже напрягшийся сосок, немедленно отозвавшийся на дразнящее прикосновение. Желание — неумолимая сила, думал Скотт, ему невозможно противиться. Оно заставляет забыть обо всем на свете, кроме одного.

За какое–то мгновение, в которое уместился всего один удар сердца, Алекс поняла по выражению его глаз: то, что он сейчас делает, — своего рода месть. Она понимала это, но боль физического желания уже овладела ею, затмевая все мысли. Алекс пыталась напомнить себе, что он уже не ееСкотт, и все–таки таяла от наслаждения.

— Утонем вместе, Алекс, — сказал он довольно грубо. — Помнишь пруд забвения?

Его губы приближались так медленно, так мучительно медленно. Он ясно давал ей понять, что сейчас он — главный. И это доставляло ему удовольствие. Алекс безнадежно выдавала себя. Как давно все было! Уже целую вечность она не знала этого неописуемого ощущения сексуальной энергии мужчины. А точнее — Скотта. После Скотта она ни с кем не могла сблизиться. Он был особенный.

Ее губы раскрылись, подобно цветку, при первом же прикосновении его губ; ее язык устремился навстречу. Прежняя магия властно предъявила свои права, возрождая желание — пламенное, жгучее, первобытное. Медлительность его ласк только усиливала возбуждение, хотя Алекс не настолько забылась, чтобы не сознавать, что к ее блаженству примешивается изрядная доля страдания. Так или иначе, вся ее жизнь по–прежнему вращается вокруг него.

Чего он добивается? Хочет ее проучить?

Это у него слишком хорошо получается.

Как он может быть таким чудовищем? — думала она в отчаянии, собирая остатки воли, чтобы успокоить свое дрожащее от возбуждения тело.

— Не надо!

В ее горестном возгласе еще звучали отголоски страсти.

— Ты сама это затеяла, Алекс, — протянул он низким, интимным тоном, но безо всякого намека на нежность, которую она так хорошо помнила. Он привлек ее еще ближе к себе, упиваясь запахом ее кожи, томительно изысканной хрупкостью ее незабываемого тела. Алекс, сверкающая бабочка со сломанным крылышком… — Мы с тобой оба не совсем девственники, — поддразнил он.

Какая низость — напоминать об этом! Алекс оцепенела от гнева, который наконец, вывел ее из состояния тупо–блаженной расслабленности.

— Отпусти меня, Скотт.

Алекс изо всей силы толкнула его в грудь. С таким же успехом можно было бы отталкивать кирпичную стену.

— Может, и отпущу — на время, — издевался Скотт, неторопливо убирая руки с ее груди. — Есть, конечно, Валери, но такая, как ты, Алекс, — только одна, этого у тебя не отнимешь.

Дрожащей рукой она отбросила назад блестящие пряди волос.

— И для чего ты сообщил мне эту ценную информацию? Я думала, ты уже забыл обиду.

— Да я, знаешь, и сам так думал. — Скотт лениво потянулся, закинул руки за голову. — Считай, что это был своего рода эксперимент. Нужно же было проверить. А вдруг это уже навсегда?

В ее золотистых глазах вспыхивали огненные искорки.

— Я этого совсем не хочу.

Скотт только зло засмеялся в ответ.

— Мне–то от того не легче!

Алекс чувствовала, что нервы у обоих натянуты как струна.

— Кроме тебя и Винни, у меня никого нет в целом свете, — попыталась она втолковать ему, с трудом владея голосом.

Но он смотрел на нее с глубоким недоверием.

— Алекс, не надо этих тошнотворных уверений.

Господи, что же с нами случилось? — думала Алекс. Когда–то мы были всем друг для друга, а теперь… Она закусила нижнюю губу, алую, как лепесток смятой розы, еще пульсирующую от безжалостного напора его губ.

— Можешь думать что хочешь, — сердито выпалила она. — Тем не менее, это правда.

— Да неужели? — Скотт неожиданно подался вперед, и Алекс отшатнулась, изогнувшись, словно в каком–то безумном танго. — Так–то ты доказываешь Винни свою любовь? Сначала обещаешь приехать, а потом… за два дня до выписки?

Скотт сильно сжал ее руку, обхватив запястье большим и указательным пальцами.

Неужели он не замечает, как бешено бьется ее пульс, не чувствует лихорадку в ее крови?

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я приехала! — взволнованно воскликнула она. — Ты пригласил меня только ради Винни. У меня тоже есть гордость. Если бы дело было только в Винни…

— Продолжай. — Он оттолкнул ее руку. — Ты не хочешь находиться рядом со мной?

— Да.

Она произнесла эту ложь холодно и жестко, но Скотт, видимо, все понял по ее лицу.

— Извини, Алекс, этому я не поверю. Минуту назад ты вся дрожала в моих объятиях.

Алекс ничего не ответила. Скотт смотрел на нее так, словно ее красота причиняла ему боль.

— Можешь мне не верить, но я правда хочу, чтобы ты поправилась. Чтобы могла вернуться на сцену.

— Ты же ненавидишь балет!

— О чем ты говоришь? — Скотт недоуменно сдвинул брови. — Иногда это скука смертная, но на тебя я мог бы смотреть часами. Ты — как мечта. — Он смотрел на нее хмуро. — Ты поступила со мной жестоко. Надо было сразу объяснить, что ты не можешь жить без славы. Но, что бы там ни было… — он пожал плечами, как бы отбрасывая прошлое, — я приглашаю тебя не для того, чтобы ты мучилась угрызениями совести. Тебе и так нелегко. Винни считает, что на самом деле тебе вовсе не хочется быть одной. Ты знаешь, как она умеет закусить удила. Она настаивала, чтобы я тебя проведал.