Ненависть

— Здравствуйте! А при чем тут мы, рулевые?

— Вот именно. Трактора у нас на ходу, хоть сейчас на пашню. А где прицепы к сеялкам? — прозвучал звонкий голос прицепщицы Морьки Звонцовой.

Все трактористы и прицепщики возмущенно загорланили, наседая на главбуха:

— Не с нас за простой надо удерживать, а с инженера — вот с кого следовало бы шкуру содрать.

— Факт — с инженера.

— Пятый день по его милости баклуши бьем, а он ни мычит, ни телится…

— Одно слово — вредитель!

— И что только дирекция, понимаешь, смотрит. Тракторист Ефим Крюков вспрыгнул на табуретку.

— Братцы! Это что же выходит — тут не совхоз, а каторга? Хуже Табаков Луки Боброва!

— Эк ведь какой, молодой, да ранний! — насмешливо заметил главбух Полуянов.— Совхоз сравнил с каторгой. Люди за социализм кровь проливают, а тебе для Советского государства лишнего трудового гроша жалко.

— Нет такого закону, чтобы за простой по чужой вине деньги с нас брать! — сказал Ефим.

— У Советской власти на все законы найдутся. Ты бы лучше политграмоту на досуге почитал, молодой человек, чем глотку драть,— все в том же нравоучительно-насмешливом тоне продолжал Федор Федорович Полуянов.

— Читали. В политграмоте про подобные законы ничего не написано,— сказала с усмешкой Катюша Кичигина.

— А за социалистический рай, так сказать, за светлое будущее,— точно не слыша ее, говорил главбух,— не грех поработать и бесплатно. Настанет время — и совсем безвозмездно в зерносовхозе трудиться придется. Всех сознательным элементом сделают… Так что, милые мои, обижаться не приходится,— скорбно вздохнул он и мгновенно исчез из палатки.

Озлобленные незаконными требованиями дирекции, от имени которой главбух заявил об удержании с рулевых половины месячного оклада, ребята долго отмалчивались, подумывая о том, как бы незаметно податься на табаки, к Боброву.

Катюша, не зная, куда деться от щемящей тоски, обиды и гнева, заломив руки, пошла в степь. Вот в этот-то предзакатный час и столкнулась она близ заправочных баков со Стрельниковым.

Одетый в светлый костюм, тщательно выбритый, инженер, осторожно ступая, точно крадучись, вел под руку одетую в красивое алое, как пламя, платье женщину.

Катюша пошла вслед за ними. И по гибкой, кошачьей походке, по характерному подрагиванию согнутых локтей она сразу же узнала Кармацкую.

Прислушиваясь к глуховатой, переходящей в шепот речи собеседников, Катюша поняла, что разговор велся скрытый, таивший что-то враждебное.

Она вспомнила ночь, проведенную в доме Кармац-кой, назойливую ее трескотню, косые, беглые взгляды и вновь ощутила смутную неприязнь к этой женщине.

«Чистая ведьма! — подумала Катюша.— Да и ты-то тоже — одного поля ягода…— заключила она о Стрельникове.— Нашел времечко для прогулок с кралями!»

Заметив Катюшу, Стрельников испуганно переглянулся с Кармацкой.

Катюша, покосившись на его спутницу, сказала, обращаясь к Стрельникову;

— Вы к нам в бригаду? Вот слава богу! А то там ребята совсем из себя выходят.

— Нет, мы едем в райцентр. Остановились у озера покормить лошадей. А в чем дело? — спросил Стрельников.

— Пойдемте на стан — ребята вам скажут.

— К сожалению, я очень спешу. Лошади уже в запряжке.

— Ничего! Успеете!

— Позвольте, что это за тон?— сказала с возмущением Кармацкая.

— А я ведь не с вами разговариваю, дама,— резонно заметила ей Катюша.

Стрельников, взяв Кармацкую под руку, направился было прочь. Но Катюша перегородила им дорогу.

— А я говорю — постойте! Сейчас кликну ребят. По душам потолкуем.— И она, повернувшись в сторону полевого стана, крикнула.— Ребята-а, сюда-а!

И не успел Стрельников оглянуться, как перед ним и его явно струсившей подругой словно из-под земли выросла внушительная орава хмурых ребят и девушек — трактористов и прицепщиков из тракторного отряда Ивана Чемасова. Замкнув Стрельникова и его спутницу в кольцо, ребята завели разговор о прицепах.

— Долго мы будем баклуши бить?

— Стары люди говорят, весенний день год кормит…

Стрельников растерялся, почувствовал себя беспомощным и жалким, не находя в этот момент нужных слов. За все время работы в зерносовхозе он впервые очутился лицом к лицу с людьми, которых прежде не замечал. Оскорбительно рассуждать с ними о чем-либо, а тем более о личной творческой практике! Он искренне не понимал, что заставило этих парней и девушек окружить его среди дороги и так властно потребовать от него ответа на вопрос, которого он, инженер-механизатор, мог ожидать от кого угодно, но только не от этой серой и, как ему до сего времени казалось, безликой, невежественной массы деревенских увальней.

Сознательно запутывая конструкторские расчеты прицепов, Стрельников глубоко и четко продумал все мельчайшие детали неизбежных объяснений по этому поводу с Азаровым, наизусть запомнил ряд сложных фраз и технических терминов, убедительно оправдывающих все его промахи и перерасчеты. Но ему и в голову не приходило, что так неожиданно и нелепо настигнут его эти технически беспомощные люди. Вот они стояли теперь перед ним могучей прочной стеной, и минутное выжидающее молчание их казалось таким грозным и требовательным, что Стрельников сдал, мгновенно обмяк, заискивающе улыбнулся Катюше. Он понял, что ему не вырваться из этого кольца, пока не придумает он убедительных слов и примиряющих оправданий.

Инженер вытер платком обильный пот со лба и сказал с напряженной улыбкой:

— Видите ли, дорогие мои! Конструкция прицепов — задача сложная, требующая от инженера большого творческого напряжения. Несчастье наших зерносовхозов в том, что они не обеспечены подсобным видом орудий производства. Государство поскупилось приобрести вместе с тракторами заграничные прицепы. А эта, я бы сказал, не совсем разумная экономия дурно сказалась на практике. Вместо немедленного включения наличного тракторного парка на подъем целины мы совершаем с вами вынужденные простои. И я понимаю вас: простой дорогих машин — великий грех перед государством. Но где же выход? Во всяком случае, не мы тут повинны во всех этих по сути вопиющих фактах. Не мы! — театрально поднял руку Стрельников.

— Кто же? — инстинктивно не доверяя ни одному его слову, запальчиво спросила Катюша.

И не успел Стрельников ответить на этот вопрос, как снова поднялся глухой, протестующий ропот.

— Почему скрозь на самодельных прицепах сеют?

— Вот именно! — приподнявшись на цыпочки, заголосила подоспевшая Морька Звонцова.

— Вишь, чем оправдываться вздумал!

— Лиса на свой хвост не наступит…

— Америку ему выпиши!

— Одну секунду. Разрешите завершить…

— Шабаш! Хватит. Не верим.

— Секундочку, дорогие друзья! Прошу понять… На днях я заканчиваю перерасчеты. Мы не имели дутого железа…— бормотал Стрельников.

Но его уже никто не слушал.

Долговязый парень в войлочной шляпе, казавшийся таким неправдоподобно высоким в толпе трактористов, будто стоял на ходулях, неуклюже размахивая длинными руками, вопил:

— Берите его за костюмчик да в дирекцию!

— Мы и без дирекции расквитаемся с ним в момент! — кричал, воинственно размахивая трехструнной балалайкой, Ефим Крюков.

— В рабочком! К Увару его. К Увару!

— У того он вмиг заговорит практически…

Стрельников, неожиданно припертый к стене, пришибленно глядя на черномазых, до предела распаленных парней, понял, что малейший неосторожный шаг может разрушить все его сокровенные замыслы, вызвать подозрительную настороженность совхозного руководства и этим лишить его возможности продолжать строго продуманную плановую работу, ради которой он и торчал в этом зерносовхозе, затерянном в целинных просторах Казахстана.

«Да-с, жидковаты вы, сударь, оказывается. Жидковаты!» — мысленно упрекал себя Стрельников. В то же время он старался казаться абсолютно спокойным, немножко недоумевающим человеком, который давным-давно знает всех ребят наперечет, запросто держится с ними, а сейчас вот, терпеливо выслушав их, даст примиряющий всех ответ.