Джорджия и магнат

— Цена будет соответствующая, — дядя, казалось, думал вслух, — это значит — высокая! Может быть, в последнее время отель пообветшал, но сады — живая память о Ди. Даже посреди великолепия здешней природы они восхищают глаз. И потом: наш риф. Это самый большой козырь.

— Я уверена, что Линк все прекрасно понимает. — Джорджия с тревогой вглядывалась в осунувшееся лицо дяди.

— Но я пока не собираюсь продавать, Джорджи. Вот в чем дело. Мы решили перестраивать наш отель. — Слезы навернулись у него на глаза. — Кроме того, здесь Ди. Она на острове. Я чувствую ее присутствие. Иногда рано утром я даже вижу, как она ходит по саду. — Мобрей заморгал, потом заговорил более деловым тоном: — Я считаю, мы сможем сократить число отдыхающих. «Сансет» всегда был ориентирован на семейный отдых, но для семей есть острова и побольше. Надо серьезно подумать над этим. У меня еще полно своих проблем.

— От твоего решения зависит проект перестройки отеля, — мягко напомнила дяде Джорджия.

— Я знаю. Но на весь сезон места уже зарезервированы. Потом мы сможем закрыться на несколько месяцев.

— Да, нам придется его закрыть, — согласилась Джорджия, — но это окупится.

— Конечно, дорогая. — С печальным видом Роберт Мобрей снял очки и начал их протирать. — Какое ты для меня утешение, Джорджи, девочка. Ди любила тебя как родную дочь. Ей нравился твой задор.

— И я любила ее, дядя Роберт. — Джорджия встала, обняла его и поцеловала в щеку. — Мы будем чтить ее память.

Джорджия уже заканчивала приводить себя в порядок, когда в дверь неожиданно постучали. На мгновение она растерялась. Линк пригласил ее поужинать, но это не мог быть он. Они договорились встретиться в холле. Это не мог быть и дядя, а у обслуги она ничего не заказывала. Она подошла к двери и посмотрела в глазок.

Никого. Или кто-то очень маленький. Может быть, ее новый приятель?

Джорджия открыла дверь. Так и есть.

— Леон, в чем дело? — Она наклонилась к мальчику и заметила, как горят у него щеки и блестят глаза.

— Там папа. Я не могу его разбудить.

У Джорджии екнуло сердце.

— Он что, спит?

— Наверное. Он храпит.

— Слава Богу! — Она вздохнула с облегчением. — А что это у тебя в руке?

— Папина гантель. Он тренирует руки.

— А, вот чем ты стучал в дверь.

— Прости. — Малыш выглядел смущенным.

— Ничего страшного. — Джорджия посмотрела, не пострадала ли дверь. Немного краски с нее все-таки слетело. Джорджия закрыла дверь и взяла мальчика за руку. — Пойдем проверим, все ли в порядке с твоим папой.

— Почему он так крепко спит? — У Леона дрожал подбородок.

— Думаю, потому, что он работал всю ночь напролет.

— Да, над своей симфонической поэмой, — подтвердил Леон.

— А ты ел что-нибудь?

— Ничего, — покачал головой Леон.

— Бедный! — пожалела его Джорджия. — В следующий раз звони в бюро обслуживания.

— А можно? Вот было бы здорово, Джорджи! — Воображение Леона тут же нарисовало ему гамбургеры и чипсы.

Адам Кэзуэлл открыл дверь только после их третьей попытки достучаться к нему. Живой и невредимый. Немного не от мира сего человек — иными словами, композитор.

— Боже милостивый! Опять нас выручает мисс Беннетт. Какая вы добрая. И какое у вас терпение. У меня так разболелась голова, что я был вынужден принять сразу две таблетки. Боюсь, после них я и вырубился.

— Леон очень испугался за вас, Адам. — Джорджия крепко держала дрожавшую руку мальчика.

— Я никак не мог разбудить тебя, папа.

Адам Кэзуэлл глубоко вздохнул.

— Я никудышный отец.

— Дедушка говорит, что папа скоро сорвется, — сказал Леон Джорджии, склонив голову.

— Шш! Твой дедушка слишком много говорит. — Голос у Адама Кэзуэлла был недовольный. — Я просто заработался, вот и все. Думаю, вы слышали, мисс Беннетт, что мы с женой разошлись.

— Да, и мне очень жаль. Пожалуйста, зовите меня Джорджия. Наверное, вам и Леону нелегко. Я, по-видимому, лезу не в свое дело, но мне кажется, что вам было бы лучше на время забыть о своей работе и насладиться всем тем, что может предложить этот остров. Ведь такая творческая личность, как вы, нуждается в хорошем отдыхе.

К удивлению Джорджии и Леона, Адам Кэзуэлл внезапно наклонился и с благодарностью поцеловал Джорджию в щеку.

— Сказать по правде, я очень увлекающийся человек. И ничего не могу с собой поделать. Было время, я прикладывал все силы к тому, чтобы работать строго с девяти утра до пяти вечера. Но у меня ничего не вышло.

— Ну, кое-что об этом я знаю. — Джорджия улыбнулась. — Я сама много работаю по ночам. И тоже слишком увлекаюсь.

— Вы занимаетесь интерьерами! — воскликнул Адам Кэзуэлл таким тоном, как будто находил ее занятие достойным самых высоких похвал. — Леон мне рассказывал. Да вы и должны иметь дело с прекрасным. Поймите меня правильно, но ваша красота просто вдохновляет. А я сейчас работаю над симфонической пьесой для фортепьяно с оркестром.

— Замечательно! — Джорджия уже всерьез беспокоилась о пустом желудке Леона. — На Сансете вы найдете все, что вам нужно для вдохновения: и прекрасные виды, и чарующие звуки. И еще подводный мир. Я сама сегодня ныряла. Только недавно вернулась. Это было что-то невероятное.

В задумчивых глазах Адама Кэзуэлла вдруг засветился огонь.

— Подводный мир! Ну конечно. Подводный мир. Морское царство, в котором правит прекрасная морская богиня. Строго говоря, ваши глаза должны быть зеленого цвета.

— Для этого существуют контактные линзы, — пошутила Джорджия. — Ну, молодой человек, как насчет ужина? — Она посмотрела на Леона и ободряюще пожала ему руку.

— А можно мне пойти с тобой, Джорджи? — спросил малыш.

— А может быть, пойдем все вместе? — предложил Адам Кэзуэлл.

Джорджия мягко покачала головой.

— Это было бы прекрасно, но я сегодня ужинаю с другом.

— Тогда в другой раз, — проговорил Адам Кэзуэлл, слегка покраснев.

— А вот и мистер Робартс! — внезапно закричал Леон, обратив взгляд к лестнице.

Это и в самом деле был он. Леон помахал рукой, приглашая Линка присоединиться к ним. Мог бы и не беспокоиться:

Линк и так направлялся прямо к группке у двери.

— Леон, верно? — Он улыбнулся малышу и пожал ему руку.

— Леон Кэзуэлл, мистер Робартс, — ответил мальчик, радостно пожимая в ответ его руку. — А это мой папа, Адам Кэзуэлл, пианист и композитор. Джорджи вы знаете.

— Да, конечно. Добрый вечер, Джорджи. — Линк бросил на нее блестящий взгляд. — Я забеспокоился — ведь ты опаздываешь.

— Боюсь, тут виноват мой сын, — извинился Адам Кэзуэлл. — Очень рад познакомиться с вами, Робартс.

Двое мужчин пожали друг другу руки.

— Мне хорошо известны ваши произведения, — вежливо заметил Линк. — Совсем недавно я слушал вашу лирическую драму в Сиднее. На меня она произвела большое впечатление.

— Спасибо. — Адам Кэзуэлл казался польщенным. — Мне она очень тяжело досталась.

— А сейчас папа пишет о море, — с гордостью сказал Леон. — И он хочет посвятить это произведение Джорджи.

Джорджии в последний момент удалось сдержать удивленное восклицание, а Линк вскинул брови:

— Это правда?

— Ты придумываешь, Леон, — запротестовал его отец с видом провинившегося школьника, но никак не прославленного композитора.

— Ну а как ты сам говорил, папа? — Леон бросил на него неуверенный взгляд.

— Что мисс Беннетт очень красивая.

— Как морская богиня, — добавил Леон.

— Я думаю точно так же. — Линк был сама вежливость. — Ну а теперь нам действительно пора идти. — Он повернулся к безмолвной Джорджии и взял ее за руку. — Рад был познакомиться с вами, Кэзуэлл. И с тобой тоже, Леон.

— До свидания, Джорджи. Увидимся утром, — сказал Леон. — Я сейчас позвоню в бюро обслуживания.

— Очень умный мальчик, но он может надоесть, — пробормотал Линк, когда они отошли на значительное расстояние.

— Он очень одинок, — сказала Джорджия. — Заброшенный ребенок.