Приманка для мужчин

— Вам все равно надо в город, — еле сдерживая злость, напомнил он. — Насколько я понял, вы умудрились загнать свой рыдван в кювет на абсолютно ровной дороге и, если только ваши стероиды не придают вам богатырскую силу и вы не собираетесь вытаскивать машину из кювета своими прелестными ручками, она до сих пор там.

— А я думала, вы заглянули ко мне только затем, чтобы удовлетворить потребность запугивать людей. Даже не подозревала, что вы способны проявить учтивость.

— Я только охраняю свидетеля, — возразил Дэн. — Пресс-конференция в девять. Я должен знать, где вы. Элизабет зло прищурилась:

— Не стоит так беспокоиться. Благодарю вас, я как-нибудь доберусь сама.

Она круто повернулась, тряхнула раскалывающейся от боли головой, решив уйти красиво, чего бы это ей ни стоило, но сильная рука удержала ее за локоть и развернула обратно. Элизабет чуть не ткнулась носом в широкую грудь, а перед ее глазами замаячила полированная латунная табличка с четкой черной надписью: ШЕРИФ ЯНСЕН. Медленно, нехотя, она подняла голову, встретилась с ним взглядом, и мир слегка покачнулся.

Она твердила себе, что всему виной ее мерзкое самочувствие и его рост, но тоненький голосок правды внутри только прищелкнул языком. На самом деле Дэн просто был слишком близко и слишком мужчина. Эффект превзошел все ожидания. Ей оставалось лишь всем сердцем желать оказаться сейчас где угодно еще и с кем угодно другим.

— Это не предложение, — голосом мягче шелка произнес он. — Это приказ. Вы едете со мной. Идемте.

ГЛАВА 8

— Кажется, вы израсходовали на меня весь свой шарм. Трясясь по неровной гравийной дороге на переднем сиденье «Бронко», Элизабет бросила испепеляющий взгляд на Дэна. Его разрушительная мощь вряд ли достигла цели, пригашенная линзами темных очков «Райбан», но воздух в кабине все-таки гудел от напряжения.

— Шарм — мое второе имя, — осклабился Дэн.

— Неужели? А я думала, оно должно начинаться на букву Н.

— Невероятный?

— Невыносимый. Наглый. Не…

— Ай-яй-яй, мисс Стюарт, — насмешливо прищелкнул он языком. — Такие слова в устах дамы…

— Да что вы понимаете в дамах, — огрызнулась Элизабет.

Порывшись в сумке — больше ничего не успела ухватить с кухни, когда Янсен буквально выволок ее из дому, — она достала пудреницу и тюбик помады оттенка «Страстный мак» и попыталась накрасить губы, смотря на свое прыгающее в зеркальце отражение.

— Могли бы дать мне десять минут, чтобы переодеться и подкраситься…

— Не знаю ни одной женщины, которая за десять минут могла бы привести в порядок мысли, не говоря уж о лице.

— …Но нет, надо вам было косить под крутого и чем свет тащить меня на эту чертову пресс-конференцию, которая начнется через два часа. Знаете, в фашистской Германии вы бы сделали карьеру. Вам очень пошла бы форма СС.

— Господи, — проворчал он, — не думал, что выйти из дома с ненакрашенными ресницами для вас такое жестокое наказание.

— Нет, мое наказание только началось, — сухо возразила Элизабет. — Всю дорогу до города я вынуждена терпеть ваше замечательное общество, трястись в вашей жуткой колымаге и размазывать по носу мою лучшую помаду от Эсти Лаудер.

Дэн нажал на тормоз, и «Бронко» резко остановился.

Элизабет тихо вскрикнула от неожиданности: сумка упала у нее с колен, ее сильно тряхнуло и бросило вперед, прямо на лобовое стекло. Чтобы смягчить удар, она выставила руку, сломав при этом ноготь, но все равно довольно сильно стукнулась головой.

— Чтоб вам провалиться, я потратила на эти ногти десять долларов!

Она сдвинула темные очки на лоб, чтобы оценить размер ущерба. Единственное, на что она позволяла себе тратиться, были ногти. Хороший маникюр в ее понимании был непременным атрибутом истинной леди, и даже теперь, когда все остальные стали ей недоступны, она продолжала регулярно посещать салон красоты, где Ингрид Сиверсон покрывала ей ногти тройным слоем кораллово-красного лака, даже если ради этого приходилось трижды в неделю экономить на обеде. И вот на тебе — вся красота насмарку.

— Говорил я вам, пристегнитесь, — буркнул Дэн. Верно, говорил, а она не послушалась, чтобы позлить его.

— Вы просто маньяк, вот вы кто, — проворчала она, поднимая с пола плоскую золоченую пудреницу, чтобы еще раз заглянуть в зеркало перед тем, как убрать ее в сумку вместе с пригоршней разного хлама, вывалившегося на пол при толчке. Зажигалка, пачка тампонов, купоны на замороженную пиццу у «Пиггли-Виггли», пять подушечек мятной жвачки и восемьдесят три цента.

— Нет, — возразил Дэн, и она заметила, как у него играют желваки, — я просто смертельно устал. Вчера ночью я спал всего час: заскочил домой, чтобы убедиться, что никакой ненормальный с ножом не добавил мою дочь к списку своих достижений, а затем всю ночь просидел в участке, отбиваясь от репортеров и ломая голову, кто мог захотеть сделать Джарвиса на голову короче. — Он вдруг так посмотрел на Элизабет, что она невольно отпрянула к дверце. — Я не маньяк, но терпение мое на пределе, и не хватало только, чтобы какая-то южная красавица ныла у меня над ухом, что у нее сломался чертов ноготь.

Элизабет поправила очки, выпрямилась, разгладила на себе старую университетскую майку, как будто то была ее лучшая блузка от Унгаро, убрала за ухо прядку волос и очень постаралась успокоиться. В кабине «Бронко» воцарилась неприятная тишина.

— Я не ною, — обиженно сказала она, повернувшись к Дэну в профиль. — Я дуюсь.

— Дуются обычно молча, — заметил он, снова нажал на газ, и машина тронулась с места. — Наверно, вы разучились.

Черт, ну почему последнее слово должно оставаться за Ним, подумала Элизабет. Почему он не послал за ней своего помощника Кауфмана?

— Как ваша дочь, нормально долетела? — спросила она, собрав остатки терпения, и тут же мысленно выругала себя, но слова сорвались с языка сами, без разрешения, и как она ни твердила себе, что не желает ничего знать о его личной жизни, не желает проводить параллели между своей жизнью и его, начало было положено. Он с подозрением покосился на нее:

— Да, спасибо.

— Она ведь живет не здесь?

— В Лос-Анджелесе.

— Как далеко. Неудобно, наверное, — пробормотала Элизабет. Для Бобби Ли, с горечью подумала она, расстояния никогда проблемой не были. Он так ни разу и не попытался увидеться с Трейсом с тех пор, как она уехала. Да и фотографию сына Бобби Ли вряд ли держит в рамочке на письменном столе. Дэн Янсен о своем ребенке не забывал, и одно это поставило его в глазах Элизабет на совершенно иную ступень. Во всех остальных отношениях он может быть полной дрянью, но то, что он заботится о дочери, достойно искреннего восхищения.

— Да, — без особой охоты подтвердил он, — тяжело. Я вообще мало бываю с ней. А тут еще это убийство…

Вдруг он опомнился. Не хватало еще исповедоваться этой бабенке. Господи, о чем он думает? Что она пожалеет его, потому что сама мать-одиночка? Так она ему и посочувствовала, как же. Она — мать, а не отец. У нее — право на опеку, у него — только на посещения. Уж если искать соответствий, то у нее скорее больше общего с Трисси, чем с ним.

— Вы уже кого-то подозреваете? — спросила Элизабет. Он был рад сменить тему:

— Пытаетесь заполучить интервью для газеты?

— Нет, пытаюсь поддержать вежливый разговор.

— А я думал, вы решили дуться. Честно говоря, меня бы это больше устроило.

Элизабет склонила голову набок:

— Кажется, мы с вами не рвемся угождать друг другу, верно?

— Пока нет, — фыркнул Дэн.

С минуту она просто смотрела на него, недоумевая, что породило между ними такую неприязнь. Вообще она отлично умела обходиться с мужчинами — если только не выходила за них замуж. Улыбка, взмах ресниц, кстати сказанное слово — и особь мужского пола уже готова есть у нее из рук. Этот, пожалуй, и руку откусить может… Элизабет бессознательно вцепилась обеими руками в мягкий кованый бок сумочки от Гуччи.

— Я не спрашиваю ни о чем, кроме того, что вы и так расскажете на пресс-конференции, — сказала она. — И уж точно сейчас не сорвусь с места и не побегу печатать статью. — Она обвела глазами салон «Бронко» с обычным для полицейской машины набором удобств, включая сетку-барьер между передним и задним сиденьями. — Я, если можно так выразиться, плененная вами аудитория.